Свадьба 

Где нашли первую берестяную грамоту. Общие сведения о берестяных грамотах. Грамоты и грамотность

А. А. Зализняк

(Из книги «Древненовгородский диалект», 2-е изд. М., 2004; с учетом подготовленного автором «Дополнения» к этому изданию )

Корпус берестяных грамот

Первые берестяные грамоты были найдены в 1951 г., в ходе археологических раскопок в Новгороде. С тех пор ежегодно из почвы Новгорода археологи извлекают всё новые и новые грамоты, и аналогичные находки имеются уже в одиннадцати других древнерусских городах.

К концу 2017 г. корпус берестяных грамот имел следующий состав:

  • Новгород - 1102,
  • Новгородское («Рюриково») Городище - 1,
  • Старая Русса - 48,
  • Торжок - 19,
  • Смоленск - 15,
  • Псков - 8,
  • Тверь - 5,
  • Москва - 4,
  • Звенигород Галицкий - 3,
  • Витебск - 1,
  • Мстиславль - 1,
  • Вологда - 1,
  • Старая Рязань - 1.

Общая длина этих 1209 грамот - около 18000 словоупотреблений; общий объем словаря - более 3400 лексических единиц.

Ниже берестяные грамоты из Новгорода обозначаются просто номером; при этом знак № может опускаться. Так, запись типа хоудость 752 означает, что данная словоформа цитируется из новгородской берестяной грамоты № 752. Для берестяных грамот из других городов перед номером ставится символ города: Ст. Р., Торж., Пск., Смол., Вит., Мст., Твер., Мос., Ряз., Звен., Волог.

Как можно видеть, подавляющее большинство ныне известных берестяных грамот найдено в Новгороде.

Представим несколько подробнее топографию находок внутри города. Археологические раскопы в Новгороде, на которых были найдены берестяные грамоты, таковы (в порядке ведения работ):

  • Неревский - в Неревском конце, к северу от кремля. Работы велись в 1951‒62 гг. Древние улицы: Великая, Холопья, Козмодемьяня. Усадьбы от А до К. 398 берестяных грамот (первая из них - № 1, последняя - № 412).
  • Ильинский - в Славенском конце, западнее Знаменского собора, близ древней Ильиной улицы (1962‒67 гг.). 21 грамота (№ 413‒415, 417‒428, 430‒435).
  • Бояновский - к северу от Ярославова дворища (1967 г.). Древняя улица: Бояня. 9 грамот (№ 436‒444).
  • Тихвинский - близ Неревского раскопа, к западу от него (1969 г.). 17 грамот (№ 446‒462).
  • Михайловский - к юго-востоку от Ярославова дворища (1970 г.). Древняя улица: Михайлова. 25 грамот (№ 464‒487, 494).
  • Готский - к югу от Ярославова дворища, на древнем Готском дворе (1968‒70 гг.). 1 грамота (№ 488).
  • Торговый - на территории древнего Торга (1971 г.). 4 грамоты (№ 489‒492).
  • Рогатицкий - к северо-востоку от Ярославова дворища (1971 г.). 1 грамота (№ 493).
  • Славенский - в Славенском конце, к востоку от Ярославова дворища (1971‒74 гг.). 10 грамот (№ 495‒500, 509, 516‒518).
  • Троицкий - в Людином конце, к югу от кремля, близ церкви св. Троицы. Работы продолжаются с 1973 г. Древние улицы: Пробойная, Черницына, Ярышева. Усадьбы от А до Ф. 478 грамот (к концу 2017 г.; первая - № 501, последняя на 2017 г. - № 1092).
  • Козмодемьянский - в Неревском конце, близ древней Козмодемьяней улицы (1974 г.). 5 грамот (№ 510‒513, 515).
  • Дмитриевский - в северной части Неревского конца. (1976 г.). 7 грамот (№ 532, 534‒539).
  • Дубошин - в Славенском конце, близ древнего Дубошина переулка (1977‒78 гг.). 6 грамот (№ 540, 543, 563‒565, 571).
  • Нутный - в Славенском конце (1979‒82 гг.). Древняя улица: Нутная. 12 грамот (№ 576‒580, 582, 583, 587, 590, 591, 593, 610).
  • Михаилоархангельский - на Софийской стороне, близ церкви Михаила-архангела на Прусской улице (1990‒91 гг.). 5 грамот (№ 715, 718, 719, 723, 724).
  • Федоровский - на Торговой стороне, к югу от церкви Федора Стратилата (1991‒97 гг.). 5 грамот (№ 744, 749‒751, 789).
  • Лукинский - на Торговой стороне, к северу от церкви Спаса Преображения на Ильине улице, близ церкви св. Луки (1993 г.). Древняя улица: Лубяница. 3 грамоты (№ 746‒748).
  • Кремлевский - в новгородском кремле (Детинце) (1995‒96 гг.). 3 грамоты (№ 756, 762, 764).
  • Никитинский - на Торговой стороне, к западу от церкви Никиты-мученика (2002‒03 гг.). 11 грамот (№ 928, 930‒933, 937‒939, 942, 948, 949).
  • Раскоп на Рюриковом Городище; 1 грамота (№ 950).
  • Борисоглебский - в Плотницком конце, неподалеку церкви Бориса и Глеба в Плотниках (2008 г.). 4 грамоты (№ 966, 967, 970, 973).
  • Кремлевский - на Владычном дворе новгородского кремля, к западу от Грановитой палаты (2008‒2010 гг.). 7 грамот (№ 963‒965, 968, 969, 971, 972).
  • Рогатицкий-2 - в южной части Плотницкого конца, внутри средневекового городского квартала, образованного улицами Рогатица (с севера), Пробойная-Плотенская (с запада), Лубяница (с юга) и Большая Московская дорога (с востока) (2014 г.). 10 грамот (№ 1051‒1058, 1062, 1063).
  • Воздвиженский - в южной части Людина конца, близ средневековой Воздвиженской улицы (2014 г.). 3 грамоты (№ 1059, 1060, 1061).
  • Козмодемьянский (2015‒2016 гг.) - в Неревском конце, близ средневековой Козмодемьянской улицы. 15 грамот (№ 1066‒1080).
  • Нутный-4 (2016 г.) - в Славенском конце, близ средневековой Нутной улицы. 3 грамоты (№ 1081, 1084, 1087).
  • Посольский (2016 г.) - в Славенском конце, близ Посольской улицы. 1 грамота (№ 1088).
  • Раскоп у дома № 16 по Троицкой улице (2016 г.), в южной части Людина конца. 1 грамота (№ 1089).
  • Дубошин-2 (2017 г.) - в Славенском конце, близ средневекового Дубошина переулка. 10 грамот (№ 1093‒1102).
  • В 2008 г. в шурфе под канализационный колодец на северо-восточном углу Никольской и Михайловой улиц была найдена грамота № 962.

Новгородские берестяные грамоты, не вошедшие в этот перечень, найдены не в ходе раскопок, а при различных случайных обстоятельствах.

Внешний вид, нумерация

Берестяная грамота, если она дошла до нас в целом виде, внешне представляет собой продолговатый лист бересты, обычно обрезанный по краям. Размеры листа могут варьировать очень сильно, но большинство экземпляров укладывается в рамки: 15–40 см в длину, 2–8 см в ширину. Однако реально лишь около четверти берестяных грамот сохраняется в целости; остальные доходят до нас с утратами - от небольших до столь значительных, что от первоначального документа остается лишь крошечный фрагмент. В части случаев утраты связаны с тем, что береста горела, растрескивалась, выкрашивалась и т. п. Но все же чаще всего грамоты бывают порваны (или разрезаны) рукой человека: адресат уничтожал таким способом ненужное ему более письмо, не желая, чтобы его могли прочесть посторонние.

Буквы выдавливались (выцарапывались) на бересте острием специально предназначенного для этой цели металлического или костяного инструмента - писала (стилоса). Лишь две грамоты (№ 13 и 496) написаны чернилами.

Большинство грамот написано на внутренней (т. е. обращенной к стволу), более темной, стороне берестяного листа и лишь немногие - на внешней (поскольку внешняя сторона бересты менее удобна для письма: она шелушится, она жестче, ее свободные концы закручиваются вверх, мешая писалу). Небольшая часть грамот содержит текст на обеих сторонах листа; в таких грамотах начало текста в большей части случаев находится на внутренней стороне.

По ряду причин единица нумерации не всегда соответствует отдельному первоначальному документу. Единицей нумерации является отдельная находка - как целый берестяной лист, так и фрагмент. Лишь в том случае, если в течение одного и того же археологического сезона найдено несколько фрагментов, которые очевидным образом являются частями единого первоначального листа, они получают единый номер. Но части одного и того же берестяного листа могут быть найдены и с интервалом в несколько лет; кроме того, сам факт такого единства может быть установлен далеко не сразу. Грамота, сложившаяся из таких фрагментов, получает составной номер, например: 259/265, 275/266, 494/469, 607/562, 662/684, 877/572 (части составного номера ставятся в порядке следования текста).

Следует учитывать также, что относительно длинные документы могли записываться на двух или более берестяных листах. Несколько таких документов дошло до нас. Они обозначаются тем же способом, например: 519/520, 698/699.

С другой стороны, изредка на одном берестяном листе содержится два текста, написанных разными лицами, например, на одной стороне листа - письмо, на другой - ответ на него (как в № 736). В этих случаях мы имеем дело - по крайней мере, с лингвистической точки зрения - с двумя разными документами. Для их различения применяются буквенные индексы, например, 736а и 736б.

Таким образом, слово «грамота» употребляется, строго говоря, в двух несколько различных смыслах: а) то же, что единица нумерации (т. е. , всякая находка, получившая отдельный номер); б) отдельный первоначальный документ (независимо от того, на каком числе листов он был написан и в каком количестве фрагментов дошел до нас). При втором типе словоупотребления частным случаем грамоты являются также, например, 607/562, 519/520, 736б. Избежать этого двойственного словоупотребления довольно трудно: в одних случаях (например, при первоначальной публикации грамот, при анализе статистики находок и т. п.) естествен первый тип словоупотребления, в других (например, при лингвистическом анализе, при изучении содержания грамот) - второй. Какой из двух смыслов имеется в виду, как правило, достаточно легко установить из контекста.

Замечание. При цитировании словоформ ссылка на грамоту обычно содержит простой номер (не двойной), например, Жизнобоуде 607 (что соответствует первому смыслу слова «грамота»); это облегчает поиск словоформы в тексте. Двойной номер дается лишь в том случае, когда стык фрагментов проходит внутри данной словоформы, например, верешь 275/266.

Совокупность грамот, написанных одним и тем же почерком, ниже называется блоком. Для обозначения блоков (кроме записываемых с косой чертой, типа 259/265) используется знак +, например: «блок № 19+122+129» (знак № факультативен). В качестве сокращения допускается также запись типа «блок № 19», «блок № 259» (или «блок 19», «блок 259»).

Датирование

Датирование берестяных грамот представляет собой комплексную проблему: учитывается несколько разных аспектов документа.

Основную роль играет стратиграфическое датирование, т. е. датирование средствами археологии того слоя, в котором залегала грамота. Оно складывается из ряда элементов, главным из которых в условиях Новгорода является дендрохронология, т. е. определение даты рубки деревьев, использованных для строительства мостовых и прочих деревянных сооружений. В максимально благоприятных случаях (например, когда грамота лежит прямо на мостовой между двумя точно датируемыми настилами) точность ее датирования может достигать 10–15 лет. Чем дальше от мостовых лежит грамота, тем эта точность меньше - скажем, до 30, 40, 50, 60 лет. Чрезмерная (хотя и легко объяснимая) эйфория начального периода новгородской дендрохронологии, когда грамотам давались жесткие датировки типа «1282–1299», «1340–1368», ныне преодолена. В то же время продолжаются поиски методов более точного датирования находок, удаленных от мостовых.

Следует учитывать также специфику самой стратиграфической датировки: в подавляющем большинстве случаев истинная дата попадания берестяной грамоты в землю действительно находится в рамках этой датировки; но в отдельных случаях (к счастью, редких) всё же возможны не поддающиеся учету случайные перемещения бересты в более глубокий или в менее глубокий слой, которые искажают истинную картину.

Еще одна проблема состоит в том, что грамота могла в некоторых случаях быть выброшена не сразу, а какое-то время храниться в доме. Но роль этого фактора для датирования, по-видимому, в целом незначительна - потому что, во-первых, по самому своему содержанию берестяные грамоты почти никогда не требовали хранения, во-вторых, берестяная грамота, хранившаяся в доме, сгорала в первом же пожаре, т. е. сравнительно скоро (по меркам наших хронологических оценок).

Итак, стратиграфическая оценка служит ценнейшим и незаменимым средством датирования берестяных грамот; но важное значение имеет также и дополнительный контроль этой оценки с помощью внестратиграфических (т. е. всех прочих) средств датирования, пригодных для рассматриваемого документа.

Главным средством внестратиграфического датирования служит палеография. Как уже давно установлено, палеография документов на бересте имеет ряд отличий от палеографии пергаменных рукописей. Ныне в нашем распоряжении имеется уже достаточно полный свод данных по палеографии берестяных грамот. Эти данные позволяют в большинстве случаев датировать новонайденную грамоту (если только она не слишком мала) с точностью примерно до 100 лет, при благоприятных обстоятельствах - до 40–60 лет.

Помимо собственно палеографии, датирующим средством служит также графика (т. е. сам инвентарь используемых писцом букв и основные принципы их применения). При благоприятных обстоятельствах графический анализ дает почти такую же степень хронологической точности, как и палеографический.

Подробнее см. раздел «Палеография берестяных грамот и их внестратиграфическое датирование» в НГБ-Х.

Следующее средство датирования - анализ языковых особенностей текста, имеющих значение для хронологии. Правда, данное средство может использоваться лишь с большой осторожностью и только на основании показаний других берестяных грамот, но не памятников книжной письменности (поскольку время первой фиксации некоторого явления в этих двух родах письменности может сильно различаться).

Хронологическое значение имеет также характер этикетных формул, используемых в берестяных письмах.

Наконец, исключительно важное значение для контроля датировок, полученных всеми перечисленными средствами, имеет упоминание в грамоте людей, которые отождествляются с историческими лицами, известными из летописи. В настоящее время примерно для 25 персонажей, фигурирующих в общей сложности примерно в 80 берестяных грамотах, такое отождествление с нашей точки зрения надежно. Самое впечатляющее из этих достижений - обнаружение в грамотах конца XIII – сер. XV вв. из Неревского раскопа представителей целых шести поколений знаменитого боярского рода Мишиничей. Кроме того, в берестяных грамотах имеется еще несколько десятков персонажей, отождествление которых с историческими лицами представляется достаточно вероятным.

Весьма существенно также, что берестяные грамоты, найденные на одном раскопе (или соседних раскопах), могут быть связаны между собой различными связями - с одной стороны, принадлежностью к одному и тому же слою, с другой - упоминанием одних и тех же лиц (не обязательно исторических). Благодаря этому надежная датировка одной грамоты часто оказывается важным основанием для уточнения датировок нескольких других грамот, так или иначе с ней связанных.

Совокупность всех перечисленных средств датирования позволяет датировать подавляющее большинство берестяных грамот с точностью до 20–50 лет, в особо благоприятных случаях - несколько точнее, в особо неблагоприятных (к счастью, довольно редких) - с точностью до века. Для лингвистических целей датирование с точностью до 20–50 лет как правило вполне достаточно, поскольку этот интервал меньше, чем срок протекания любого, даже относительно быстрого, диахронического процесса в языке. Напомним, что в пределах обычного срока человеческой жизни даже рукописи, датированные конкретным годом, не обязательно отражают этапы развития языка в точном соответствии с порядком их дат: языковые (равно как палеографические и т. п.) особенности, например, у 70-летнего писца, пишущего в 1170 г. , практически те же, что в его юности, т. е. они архаичнее, чем у 20-летнего, пишущего в 1150 г.

Дошедшие до нас древнерусские берестяные грамоты относятся к эпохе с XI по XV в.

При указании датировок (как для берестяных грамот, так и для иных документов) ниже может быть использована сокращенная запись: римская цифра сама по себе означает век (например, XI), подстрочные цифры 1 и 2 - его первую и вторую половину (например, XI2, XIV1); рубеж веков обозначается косой чертой (например, XI/XII). Запись типа «1300-е гг.» обозначает первое десятилетие века. При рассмотрении вопросов, не требующих полной хронологической точности, датировки берестяных грамот (и других документов) обычно даются с некоторым огрублением. При этом масштаб огрубления может зависеть от степени детальности анализа; соответственно, одна и та же грамота может в разных контекстах получить, например, такие хронологические пометы: XIV, XIV2, 3 четв. XIV, 60-е гг. XIV.

Содержание, специфические трудности изучения

Подавляющее большинство берестяных грамот написаны по-древнерусски, небольшое число - по-церковнославянски (см. ниже). Имеется также несколько грамот, написанных на неславянских языках: 292 (прибалтийско-финская), 488 (латинская), 552 (греческая), 753 (нижненемецкая).

Берестяные грамоты как правило очень кратки. Самые длинные грамоты - № 519/520 и № 531 - насчитывают соответственно 176 и 166 слов. Но чаще всего грамоты гораздо короче: большинство полностью сохранившихся грамот не длиннее 20 слов, лишь немногие из них длиннее 50 слов.

Безусловное большинство берестяных грамот - это частные письма. Они посвящены самым разнообразным делам текущей жизни - хозяйственным, семейным, денежным, торговым и т. д. К категории частных писем тесно примыкают также челобитные (XIV–XV вв.) феодалу от крестьян.

Заметную группу составляют различные реестры (в основном долговые списки и росписи денежных или натуральных поставок). Они могли быть сделаны на память для себя; но могли также служить и письменными распоряжениями о том, чтобы взять указанные долги, т. е. играть ту же роль, что аналогичные документы, начинающиеся словом ‘возьми’. Иначе говоря, граница между этой группой документов и собственно письмами не вполне строгая.

Имеется около двух десятков ярлычков, содержащих лишь имя владельца. Их функция пока еще остается предметом дискуссии.

В своей совокупности эти три категории составляют подавляющую часть всего массива берестяных грамот. Грамоты этих категорий (за исключением нескольких писем, выдержанных в книжном стиле) можно условно обозначить как «бытовые». В абсолютном большинстве случаев они написаны на диалекте. В целом они стоят ближе к живой древнерусской речи, чем любые другие ныне известные письменные источники.

Остальная (весьма небольшая) часть берестяных грамот складывается из следующих категорий:

  • официальные документы (или их черновики) - завещания, рядные, расписки, протоколы и т. п.;
  • учебные - азбуки, перечни цифр, склады, упражнения;
  • литературные и фольклорные - отрывки литературных сочинений (№ 893 и Торж. 17), загадка (№ 10), школьная шутка (№ 46), заговоры (№ 521, 715, 734, 930; сюда же можно отнести № 674);
  • церковные - литургические тексты, обрывки молитв и поучений, а также списки имен, представляющие собой заказы на иконы или церковные поминания.

С точки зрения языка документы группы «а» в большинстве случаев ориентированы на наддиалектные др.-р. нормы (но содержат и диалектизмы); лишь несколько таких документов написано просто на диалекте.

Церковные тексты (а также заговоры № 715, 734, 930, 674) написаны в одних случаях на чистом ц. -сл. языке, в других - на смешанном.

Следует учитывать, что палеографическое, филологическое и лингвистическое изучение берестяных грамот обычно бывает сопряжено со специфическими трудностями, нехарактерными для традиционных др.-р. источников. Эти трудности определяются целым рядом причин, в частности: в большинстве грамот текст частично оборван; идентификация букв в тексте грамоты иногда бывает очень трудна и не вполне надежна, особенно если сохранность бересты плохая; грамоты нередко столь кратки, что при анализе нет возможности опереться на контекст; в языковом отношении берестяные грамоты таят в себе много неожиданностей, при разгадке которых материал традиционных источников иногда не столько помогает, сколько вводит в заблуждение.

В этой ситуации нет ничего удивительного в том, что первоначальное прочтение и интерпретация грамоты редко оказываются окончательными. Позднейшее дополнительное изучение грамоты (по оригиналу, по фотографии или даже по прориси) может давать поправки всех уровней - от идентификации букв и словоделения до синтаксической структуры и перевода. Очень помогают в этой работе новые находки: они часто проливают дополнительный свет на трудные места в ранее найденных грамотах. Ныне накоплено уже большое количество поправок, сделанных многочисленными исследователями; и ясно, что какие-то коррективы будут появляться и в дальнейшем.

Значение берестяных грамот для истории русского языка определяется несколькими факторами. Они ценны прежде всего как документы древнейшего этапа письменной истории русского языка: все они относятся к XI–XV векам.

В отличие от большинства других текстов, восходящих к столь древней эпохе, письма на бересте дошли до нас в оригиналах, а не в списках. Соответственно, при их анализе нет необходимости строить предположения о том, чтó в их языке принадлежит первоначальному документу, а чтó поздним переписчикам.

Но наиболее важно то, что берестяные грамоты обычно непосредственно отражают живой язык их составителей - и этим отличаются от подавляющего большинства традиционных памятников XI–XV вв. (поскольку из числа последних церковные памятники, литературные сочинения и летописи написаны по-церковнославянски, хотя и с использованием большего или меньшего количества собственно русских элементов). В отличие от этих памятников, берестяные грамоты писались как правило в связи с какой-то сиюминутной деловой необходимостью и были рассчитаны на одного-единственного читателя - адресата, каковым чаще всего был член собственной семьи, сосед или деловой партнер. После прочтения грамота, за редкими исключениями, была уже не нужна и просто уничтожалась или выбрасывалась. В этой ситуации у писавшего обычно не было стимула использовать какую-либо более престижную форму языка, чем живая разговорная речь, соответственно, не было языковой «самоцензуры». По этой причине мы почти всегда находим в берестяных грамотах древнерусский язык, во-первых, свободный от церковнославянизмов, во-вторых, диалектный.

Значение берестяных грамот для истории русского языка осознавалось постепенно - по мере роста числа грамот и по мере признания их достаточно показательными в лингвистическом отношении документами.

Берестяные грамоты как источник по истории

древнерусского языка и литературы

Корпус берестяных грамот

Первые берестяные грамоты были найдены в 1951 г. , в ходе . С тех пор ежегодно из почвы Новгорода археологи извлекают всё новые и новые , и аналогичные находки имеются уже в одиннадцати других древнерусских городах. К концу 2006 г. корпус берестяных грамот имел следующий состав: - 962, - 40, - 19, - 8, - 15, - 1, - 1, - 5, - 1, Старая Рязань - 1, - 3. Общая длина этих 1057 грамот - около 15600 словоупотреблений; общий объем словаря - более 3200 лексических единиц.

Мы смотрим в будущее с надеждой на новые изобильные находки как берестяных текстов, так и бесконечно разнообразных предметов быта средневековых новгородцев. Однако успех обеспечивается не только энтузиазмом. В свое время обнаружение в Новгороде берестяных грамот послужило главным стимулом для принятия в 1969 г. администрацией Новгорода постановления об охране культурного слоя Новгорода. Ужев следующем году решением правительства принципы защиты культурных напластований были распространены еще на 114 исторических городов. В настоящее время в Новгороде принят к исполнению опорный план культурного слоя, позволяющий соразмерять усилия по его охране в соответствии с его мощностью. К сожалению, случаи нарушения охраны слоя не единичны и требуют постоянной бдительности. Нужно вести постоянную работу, воспитывая у современных новгородцев понимание неповторимости того культурного богатства, которое лежит под их ногами, чтобы бдительными были не одни археологи.

Берестяные грамоты как исторический источник.

Информация с сайта gramoty.ru

Вконтакте

Знали ли о берестяных грамотах до находок археологов?

Знали. О книгах, написанных «не на харатиях (кусках специально выделанных овечьих шкур), но на бересте» сообщали отдельные древнерусские авторы. Кроме того, была известна старообрядческая традиция XVII-XIX веков переписывать целые книги на расслоенной бересте.

Когда нашли первую грамоту?

Новгородская археологическая экспедиция под руководством Артемия Арциховского работала в Новгороде с 1930-х годов и находила, в том числе писáла – острые металлические или костяные стержни, которыми на берёсте процарапывались буквы. Правда, сначала писáла принимали за гвозди.

На время фашистской оккупации археологические раскопки в Новгороде пришлось свернуть, они возобновились только к концу 1940-х.

Кто нашёл первую грамоту?

Новгородка Нина Окулова , пришедшая подработать в археологической экспедиции во время декретного отпуска. За свою находку она получила премию в сто рублей.

Находка грамоты – уникальное событие или их находят часто?

Относительно часто. Уже летом 1951 года, помимо грамоты №1, было найдено ещё девять грамот. Дальше их количество варьировалось от нуля до сотни с лишним в год – в зависимости от того, какие археологические слои изучались.

Правда, что берестяные грамоты находят только в Великом Новгороде?

Нет. Кроме Великого Новгорода, где грамот найдено уже 1064, берестяные грамоты находили в Старой Руссе (45), Торжке (19), Смоленске (16), Пскове (8), Твери (5), Москве (3) и других городах.

В Новгороде грамот больше. Новгородцы чаще других умели писать?

Совершенно необязательно. Просто в Новгороде сохранности грамот благоприятствуют особенности быта и почвы.

Для того, чтобы хрупкая берёста сохранилась на протяжении нескольких веков, она должна попасть в условия, где её не разрушали бы вода и воздух. Не случайно большинство найденных грамот – частные письма или черновики документов – купчих, расписок, завещаний (иногда предварительно уничтоженных – разрезанных на части). По-видимому, ставшие ненужными записи просто выбрасывали на улицу, там они попадали под свежий слой почвы и мусора.

Важную роль в находке грамот играет сохранность в Новгороде археологического слоя XI-XIII веков. К сожалению, после многочисленных перестроек разных веков не многие города отличаются той же особенностью.

Кто ведёт раскопки?

Новгородская археологическая экспедиция МГУ, а также экспедиции научных институтов. К участию в раскопках широко привлекают студентов и школьников.

Какие самые известные учёные занимались грамотами?

Академик Артемий Владимирович Арциховский (1902-1978) – первый заведующий возобновлённой в Московском университете кафедры археологии (1939), впоследствии (1952-1957) – декан исторического факультета, основатель и глава Новгородской археологической экспедиции (1932-1962), первый публикатор берестяных грамот. Ввёл в университетскую программу общий курс археологии, разработал общую методику анализа культурного слоя.

Академик Валентин Лаврентьевич Янин (1929) – начальник Новгородской археологической экспедиции (с 1963), заведующий кафедрой археологии МГУ (с 1978), специалист по древнерусской нумизматике. Впервые использовал берестяные грамоты как исторический источник.

Разработал методику комплексного источниковедения, при которой анализ делается одновременно на основе письменных источников, археологических находок, найденных монет и печатей и памятников искусства.

Подробно разработал топографию, историю вечевых отношений и денежную систему древнего Новгорода.

Академик Андрей Анатольевич Зализняк (1935) – лингвист, с 1982 года занимается изучением языка новгородских грамот. Установил особенности древненовгородского диалекта и в целом особенности древнерусского языка. Известен своими лекциями о берестяных грамотах в МГУ.

Как выглядят раскопки?

Раскоп – это небольшая – в несколько сотен квадратных метров площадь, на которой экспедиция должна произвести изучение культурного слоя за одно лето или в течение нескольких археологических сезонов.

Основная работа экспедиции состоит в том, что постепенно, слой за слоем с места работ поднимают грунт и изучают всё, что находится в разных слоях: фундаменты домов, древние мостовые, разнообразные предметы, в разные годы потерянные или выброшенные жителями.

Особенность работы археологов основана на том, что в древности масштабные земляные работы – выемка или наоборот отсыпка грунта – не велись, поэтому все следы жизни и деятельности оставались тут же, под ногами у людей.

Например, новый дом могли построить на венцах от сгоревшего, разобрав верхние обуглившиеся брёвна. Раз в тридцать-сорок лет в Новгороде перестилали деревянные мостовые – прямо поверх старых досок. Сейчас, когда датировка этих работ хорошо изучена, по тому, над каким слоем мостовой найден предмет или грамота, их легко датировать.

Толщина культурного слоя в отдельных местах Новгорода достигает семи метров. Поэтому полностью выработанный раскоп – это яма соответствующей глубины; в ней археологи сняли, просеяли и изучили все верхние слои и дошли до материка – слоя, в котором следов жизни и деятельности человека уже нет. Новгородский материк соответствует двадцатым-тридцатым годам X века.

О чём писали в грамотах?

Грамоты – это текущая деловая и повседневная переписка. В отличие от официальных бумаг – княжеских указов, летописей, духовной литературы, – авторы которых предполагали, что их произведения проживут долго, грамоты рассказывают о повседневной и неофициальной жизни древних русичей.

Благодаря грамотам удалось подробно изучить генеалогию боярских родов древнего Новгорода (среди документов много завещаний), понять географию его торговых связей (есть купчие и расписки). Из грамот мы узнали, что женщины в Древней Руси умели писать и были довольно самостоятельны (есть письма, в которых мужьям даются распоряжения по хозяйству). Дети в Древней Руси учились писать обычно в десять-тринадцать лет, но иногда раньше (есть прописи и просто каракули).

Гораздо меньшее место в грамотах занимают духовные сочинения и молитвы – по-видимому, считалось, что им место в церковных книгах, зато есть заговоры.

Самые интересные грамоты

Грамоты 199-210 и 331 – прописи и рисунки новгородского мальчика Онфима, который жил в XIII веке.

Из грамот известно, что Онфиму было около семи лет, и он только учился писать. Часть грамот – это прописи Онфима, который учился по традиционной древнерусской методике – сначала выписывал слоги, потом – небольшие кусочки молитв из Псалтири, отдельные формулы деловых документов. В свободное на уроках время Онфим рисовал – например, изобразил себя воином.

Грамота 752. Любовное письмо девушки XI века:

«Я посылала к тебе трижды. Что за зло ты против меня имеешь, что в эту неделю ты ко мне не приходил? А я к тебе относилась как к брату! Неужели я тебя задела тем, что посылала к тебе? А тебе, я вижу, не любо. Если бы тебе было любо, то ты бы вырвался из-под людских глаз и примчался… хочешь ли, чтобы я тебя оставила? Даже если я тебя по своему неразумению задела, если ты начнешь надо мною насмехаться, то пусть судит тебя Бог и я».

  • На правах рекламы: Лето - традиционный период отпусков и турпоходов. Если понадобилась спортивная обувь вы можете купить кеды украина женские на этом сайте быстро и недорого.

Из источников по бытовой письменности XI-XV веков наибольший интерес представляют берестяные грамоты и памятники эпиграфики (эпиграфика - историческая дисциплина, изучающая надписи на твердом материале). Культурно-историческое значение этих источников чрезвычайно велико. Памятники бытовой письменности позволили покончить с мифом о чуть ли не поголовной безграмотности в Древней Руси.

Впервые берестяные грамоты были обнаружены 1951 году во время археологических раскопок в Новгороде. Затем они были найдены (хотя и в несравненно меньшем количестве, чем в Новгороде) в Старой Руссе, Пскове, Смоленске, Твери, Торжке, Москве, Витебске, Мстиславле, Звенигороде Галицком (под Львовом). В настоящее время собрание текстов на бересте насчитывает свыше тысячи документов, и их число постоянно растет с каждой новой археологической экспедицией.

В отличие от дорогого пергамена береста была самым демократичным и легкодоступным материалом письма в средневековье. Писали на ней острым металлическим или костяным стержнем, или, как его называли в Древней Руси, писалом. На мягкой березовой коре буквы выдавливались или процарапывались. Лишь в редких случаях на бересте писали пером и чернилами. Старшие берестяные грамоты из числа обнаруженных ныне относятся к первой половине - середине XI века. Однако в Новгороде было найдено два костяных писала, которые датируются по археологическим данным временем до крещения Руси: одно - 953-957 годами, а другое - 972-989 годами.

Как отмечает В. Л. Янин в книге «Я послал тебе бересту…» (3-е изд. М., 1998. С. 30, 51), «берестяные грамоты были привычным элементом новгородского средневекового быта. Новгородцы постоянно читали и писали письма, рвали их и выбрасывали, как мы сейчас рвем и выбрасываем ненужные или использованные бумаги», «переписка служила новгородцам, занятым не в какой-то узкой, специфической сфере человеческой деятельности. Она не была профессиональным признаком. Она стала повседневным явлением».

Социальный состав авторов и адресатов берестяных грамот очень широк. Среди них не только представители титулованной знати, духовенства и монашества, но также купцы, старосты, ключники, воины, ремесленники, крестьяне и другие лица. В переписке на бересте принимали участие женщины. В ряде случаев они выступают как адресаты или авторы грамот. Сохранилось пять писем, отправленных от женщины к женщине.

В подавляющем большинстве берестяные грамоты написаны по-древнерусски, и лишь небольшое число - по-церковнославянски. Кроме того, обнаружены две берестяные грамоты, написанные жившими в Новгороде иностранцами на латинском и нижненемецком языках. Известны также греческая и прибалтийско-финская грамоты. Последняя представляет собой заклинание, языческую молитву середины XIII века. Она на триста лет старше всех известных ныне текстов, написанных по-фински или по-карельски.

Перевод: «От Полчка (или Полочка)…(ты) взял (возможно, в жёны) девку у Домаслава, а с меня Домаслав взял 12 гривен. Пришли же 12 гривен. А если не пришлёшь, то я встану (подразумевается: с тобою на суд) перед князем и епископом; тогда к большому убытку готовься…».

Берестяные грамоты, по преимуществу, частные письма. Повседневный быт и заботы средневекового человека предстают в них в мельчайших подробностях. Авторы посланий на бересте рассказывают о своих сиюминутных делах и заботах: семейных, бытовых, хозяйственных, торговых, денежных, судебных, нередко также о поездках, военных походах, экспедициях за данью и т. п. Вся эта бытовая сторона средневекового уклада, все эти мелочи обыденной жизни, столь очевидные для современников и постоянно ускользающие от исследователей, слабо отражены в традиционных жанрах литературы XI-XV веков.

Тексты на бересте разнообразны в жанровом отношении. Помимо частных писем, встречаются разного рода счета, расписки, записи долговых обязательств, владельческие ярлыки, завещания, купчие, челобитные от крестьян к феодалу и другие документы. Большой интерес представляют тексты учебного характера: ученические упражнения, азбуки, перечни цифр, списки слогов, по которым учились читать. В грамоте № 403 50-80-х годов XIV века находится маленький словарик, в котором для русских слов указаны их прибалтийско-финские переводы. Значительно реже встречаются берестяные грамоты церковного и литературного содержания: отрывки литургических текстов, молитвы и поучения, например, две цитаты из «Слова о премудрости» знаменитого писателя и проповедника Кирилла Туровского, умершего до 1182 года, в берестяном списке первого 20-летия XIII века из Торжка. Сохранились также заговоры, загадка, школьная шутка.

Из всех восточнославянских письменных источников XI-XV веков берестяные грамоты наиболее полно и разнообразно отразили особенности живой разговорной речи. Исследование текстов на бересте позволило А. А. Зализняку в монографии «Древненовгородский диалект» (М., 1995) восстановить его многие особенности. Рассмотрим наиболее важные из них.

В древненовгородском диалекте отсутствовал общеславянский результат второй палатализации: переход заднеязычных [к], [г], [х] в мягкие свистящие согласные [ц?], [з?], [с?] в положении перед гласными переднего ряда [e] () или [и] дифтонгического происхождения. Все славянские языки пережили вторую палатализацию, и только древненовгородский диалект ее не знал. Так, в грамоте № 247 (XI век, вероятно, вторая четверть) опровергается ложное обвинение в краже со взломом: «А замъке кле, а двьри кл…», то есть ‘А замок цел, и двери целы…?. Корень кл- ‘целый? представлен в обоих случаях без эффекта второй палатализации. В берестяной грамоте XIV в. № 130 встречается слово хрь в значении ‘серое (некрашеное) сукно, сермяга? (корень хр- ‘серый?).

В Им. пад. ед. ч. муж. р. твердого о-склонения окончанием было -е. Это окончание встречается у существительных брате ‘брат?, прилагательных меретве ‘мертв?, местоимений саме ‘сам?, причастий погублене ‘погублен?, в именной части перфекта - забыле ‘забыл?. «Дешеве ти хлебе», то есть ‘дёшев (здесь) хлеб?, - писал в первой четверти XII века новгородец Гюргий (Георгий), советуя отцу и матери продать хозяйство и переселиться в Смоленск или Киев, так как в Новгороде, очевидно, был голод. Флексия -е отличает древненовгородский диалект от всех славянских языков и говоров. Во всем остальном славянском мире ей соответствует в древнюю эпоху окончание -ъ (например, братъ, самъ), а после падения редуцированных ъ и ь - нулевая флексия (брат, сам). Напомним, что буквами ъ «ер» и ь «ерь» в древности обозначались особые сверхкраткие звуки, несколько похожие в своем произношении соответственно на [ы] и [и], которые окончательно исчезли из русского языка в начале XIII века.

В Род. пад ед. ч. у существительных а-склонения в древненовгородском диалекте с самого начала письменности господствовало окончание - (у жен), в то время как в стандартном древнерусском языке здесь было окончание -ы (у жены). Для настоящего времени глагола было характерно явное преобладание в 3 л. ед. ч. и 3 л. мн. ч. форм без -ть: живе, молоти, бью, приходя и т. д. В стандартном древнерусском языке было соответственно: живеть, молотить, бьють, приходять.

Бытовые грамоты чрезвычайно близки диалектной речи. Однако их нельзя рассматривать как точную передачу разговорного языка. В бытовой письменности существовал свой сложившийся обычай языкового употребления, который усваивали во время обучения грамоте. Н. А. Мещерский установил, что в частной переписке на бересте были особые адресные и этикетные эпистолярные формулы. Часть таких формул имеет книжное происхождение, хотя в подавляющем большинстве берестяные грамоты не являются литературными произведениями и памятниками книжного языка. Так, в начале грамоты часто используется традиционная формула покланяние или поклон от такого-то к такому-ту, а в конце послания встречаются устойчивые обороты добр сътворя ‘будь добр, пожалуйста? или цлую тя в значении ‘приветствую тебя?.

Берестяные грамоты дают богатый материал для изучения некнижных, бытовых графических систем. В Древней Руси элементарный курс грамотности ограничивался одним обучением читать. Но закончив его, ученики, хотя и непрофессионально, могли писать, перенося навыки чтения на письмо. Искусству писать и правилам правописания учили специально, главным образом будущих книгописцев. В отличие от книжных текстов, созданных писцами-профессионалами, берестяные грамоты созданы людьми, в своем большинстве специально не учившимися писать. Не проходя через фильтр книжных орфографических правил, берестяные грамоты отразили многие местные особенности живой речи XI-XV веков.

В памятниках книжного письма, напротив, тщательно устранялись черты диалектной речи. В книжный текст проникали лишь те местные языковые особенности, от которых было трудно избавиться - например, цоканье. Берестяные грамоты показывают, сколь большое значение имел фильтр книжного правописания, насколько радикально средневековые книгописцы отказывались от областных особенностей живой речи в своей профессиональной деятельности.

Часть 2.

Как установил Зализняк, основные отличия бытовых графических систем от книжного письма сводятся к следующим моментам:

1) замена буквы ь на е (или наоборот): коне вместо конь, сьло вместо село;

2) замена буквы ъ на о (или наоборот): поклоно вместо поклонъ, четъ вместо чьто;

3) замена буквы на е или ь (или наоборот). Последовательная замена е и ь на h (весьма редкий графический прием) представлена в надписи 20-50-х годов XII века, процарапанной на деревянной дощечке (цере): «А язъ тиун дан ж уял» ‘А я, тиун, дань-то взял? (тиун ‘дворецкий, домовый управитель при князьях, боярах и епископах; должностное лицо по управлению города или местности?).

4) скандирование, или скандирующий принцип записи, состоит в том, что на письме за любой согласной буквой должна следовать гласная буква. Если на фонетическом уровне гласной нет, то пишутся «немые» ъ или ь, о или е - в зависимости от твердости или мягкости предшествующей согласной, например: доругая соторона вместо другая сторона. В качестве «немых» гласных после согласных могли использоваться также ы или и: овиса вместо овьса, своимы вместо своимъ.

Как видим, текст, написанный с использованием бытовых графических правил, существенным образом отличается от книжного письма. Так, в грамоте 40-50-х годов XII века встречается написание ко монь, которому в книжной орфографии соответствует форма къ мън. Тем не менее бытовые графические системы иногда проникали в книжное письмо. Их употребление известно в ряде древненовгородских и древнепсковских рукописей.

Языку берестяных грамот близки надписи-граффити, прочерченные острым предметом (часто тем же писалом) по твердой поверхности. Особенно многочисленны и интересны в лингвистическом отношении тексты на штукатурке древних зданий, главным образом церквей. В настоящее время граффити обнаружены на стенах архитектурных памятников многих древнерусских городов: Киева, Новгорода, Пскова, Старой Ладоги, Владимира, Смоленска, Полоцка, Старой Рязани, Галича Южного и др. Большое количество надписей, сделанных не только представителями княжеско-боярских и церковных кругов, но и дружинниками, ремесленниками, простыми богомольцами, свидетельствует о широком распространение грамотности на Руси уже в XI-XII веках. Древнерусским граффити посвящены важные исследования историков и лингвистов (см., например: Высоцкий С. А.

Киевские граффити XI-XVII веков. Киев, 1985; Медынцева А. А. Грамотность в Древней Руси: По памятникам эпиграфики X - первой половины XIII века. М., 2000; Рождественская Т. В. Древнерусские надписи на стенах храмов: Новые источники XI-XV веков. СПб., 1992).

Рождественская выделяет следующие типы надписей: надписи-«моления» с формулой «Господи, помози (помяни, спаси и т. д.)», поминальные надписи с сообщением о смерти (такова запись в Софии Киевской о смерти великого князя Ярослава Мудрого в 1054 году), надписи-автографы (например, XII и XIII века в Георгиевском соборе Юрьева монастыря в Новгороде: «а се Созоне?лъ лютыи…» - ‘А вот Созон лютый писал?, «Иване?лъ лвою рукою»), богослужебные надписи (библейские и литургические цитаты, покаянные стихи и др.), «летописные», или «событийные», надписи, надписи делового содержания, надписи «литературного» характера (так, процитированные на стене Софии Киевской во второй половине - конце XI века изречения из переводного памятника «Разумы сложения Варнавы Неподобного», известного по рукописям только с рубежа XIV-XV веков, датируют появление этого произведения на Руси временем не позднее второй половины XI столетия), фольклорные надписи (пословицы, поговорки, загадки и т. п.), «бытовые» надписи (например, XIV-XV веков в церкви Федора Стратилата в Новгороде: «о попове свщници укланяитеся от пьяньства…» - ‘о попы-священники, уклоняйтесь от пьянства!?, «И(о)сав(е) со мною шле ис торгу збиле мене я (з)апслъ» - ‘Иосаф шел со мною с торговой площади, сбил меня (с ног), я и записал?).

Некоторые надписи тщательно зачеркнуты. Одну из них, конца XII - начала XIII века, из Софийского собора в Новгороде удалось разобрать. По мнению Медынцевой, это детская песенка-считалка, однако Рождественская связывает надпись с языческим погребальным обрядом: «(ако с)дите пиро(ге въ) печи гридьба въ корабли… пелепелъка пар(и в)ъ дуброве пост(ави) кашу по(ст)ави пироге ту [туда. - В. К.] иди». Как отмечает Рождественская, в основе этого ритмизованного текста лежит смысловой параллелизм, находящий поддержку в синтаксических конструкциях и грамматических формах: пирог (ед. ч.) - в печи, гридьба ‘дружина? (ед. ч.) - в корабле, перепелка (ед. ч.) - в дуброве. Какой-то современник надписи тщательно зачеркнул ее и обругал автора, приписав ниже: «усохните ти руки».

Иногда на стенах храмов появлялись граффити, представляющие собой юридические документы. На стене киевской Софии, главного храма Киевской Руси, была сделана надпись о покупке вдовой князя Всеволода Ольговича земли, ранее принадлежавшей Бояну, за огромную сумму - 700 гривен соболей. Надпись составлена согласно формуляру купчих грамот с упоминанием свидетелей-«послухов»: «…а передъ тими послухы купи землю княгыни бояню вьсю…». Обнаруживший надпись Высоцкий датировал ее второй половиной XII века и предположил, что проданная земля некогда имела какое-то отношение к прославленному поэту-певцу «вещему» Бояну, жившему в XI столетии и воспетому в «Слове о полку Игореве». По менее вероятному предположению Б. А. Рыбакова, надпись относится к концу XI века и могла быть сделана вскоре после смерти Бояна. Впрочем, Рыбаков подчеркивал, что «текст граффито сам по себе не дает нам права отождествлять Бояна-песнотворца с Бояном-землевладельцем».

Глаголическое письмо, изобретенное первоучителем славян святым Кириллом, не получила широкого распространения в Древней Руси и ее использовали лишь искусные книжники. До нашего времени не дошло ни одной восточнославянской глаголической книги. Лишь в восьми сохранившихся кириллических рукописях XI-XIII веков встречаются отдельные глаголические слова и буквы. Между тем известны глаголические и смешенные глаголически-кириллические надписи XI-XII веков на стенах Софийских соборов в Новгороде и Киеве. Одну из них процарапал «лютый Созон» в первой половине XII века, закончив приведенный выше кириллический текст глаголическими буквами.

По мнению Рождественской, так как большинство находок древнерусских надписей с глаголическими буквами и кириллических рукописей с глаголическими «вкраплениями» относится к Новгороду и Северной Руси (в Новгороде, например, сохранилось 10 граффити XI века, а в Киеве 3), это заставляет предположить о существовании более тесных и самостоятельных связей Новгорода по сравнению с Киевом с глаголической традицией и глаголическими центрами в Западной Болгарии, Македонии и Моравии.

По наблюдениям Рождественской, важным отличием памятников эпиграфики от книжных текстов является более свободное отношение к книжной норме. Причем степень реализации книжной нормы во многом зависит от типа надписи. Если в богослужебных надписях церковнославянский язык более русифицирован по сравнению с аналогичными книжными текстами, то в надписях светского содержания отразился язык повествовательных и деловых жанров древнерусской письменности. Живая разговорная речь слышна в небольшой рифмованной насмешке XI-XII веков, возможно, над задремавшим певчим или богомольцем в Софии Новгородской: «Якиме стоя усъне а ръта и о камень не ростепе» ‘Яким, стоя, уснет, а рта и о камень не расшибет (то есть не раскроет)?.

В надписях-граффити всех типов отсутствует жёсткое противопоставление церковнославянского и древнерусского языков. Вместе с тем новгородские надписи более последовательно, чем берестяные грамоты, отражают книжную орфографическую норму. Что касается диалектных особенностей, то и в этом отношении граффити, как и эпиграфика в целом, более сдержанны, чем берестяные грамоты, что объясняется меньшим объёмом текста и устойчивостью письменных формул. Таким образом, книжная языковая норма в эпиграфике более вариативна, чем в книжных текстах, и менее вариативна, чем в берестяных грамотах.

26 июля 1951 г. на Неревском раскопе Новгорода археологическая экспедиция под руководством А. В. Арциховского обнаружила первую берестяную грамоту, содержащую перечень феодальных повинностей.

Сведения об использовании бересты в качестве материала для письма в Древней Руси были известны достаточно давно, в том числе, из сочинений средневековых авторов. Об этом упоминал, например, церковный и политический деятель второй половины XV - начала XVI вв. Иосиф Волоцкий. Однако до 1951 г. встречались находки лишь отдельных иноязычных текстов (грамота на английском языке 1570 г., золотоордынский документ XIV в.).

Самая первая древнерусская берестяная грамота - короткое письмо простолюдина, жившего в XV в., - была обнаружена в ходе археологических раскопок в Новгороде. Раскопки велись экспедицией А. В. Арциховского с 1932 г., но лишь в 1951 г. археологи переместились в Неревский конец города. Именно здесь, между плахами настила древней мостовой Холопьей улицы в слоях конца XIV в. 26 июля 1951 г. участница экспедиции Н. Ф. Акулова увидела долгожданный кусочек бересты с русским текстом. К концу полевого сезона экспедиция обладала ещё девятью аналогичными документами.

Впоследствии берестяные грамоты были найдены на раскопах в Москве, Пскове, Смоленске, Старой Руссе, Твери, Торжке, Витебске, Мстиславле, Звенигороде Галицком. Сегодня их число превысило тысячу. Древнейшие берестяные послания датируются первой половиной XI в., а наиболее поздние - серединой XV в.

Обнаружение берестяных грамот открыло новую страницу в изучении истории русского языка, расширило представления учёных об особенностях жизни средневекового человека. В отличие от древнерусских летописей, тексты берестяных грамот полны бытовых деталей. Большинство грамот содержат письма, встречаются также различные реестры, ярлычки, черновики документов, ученические упражнения, азбуки, заговоры, тексты церковного характера. Бытовая тематика обусловила форму изложения - большинство документов написано на древнерусском разговорном языке.

Берестяные грамоты существенно изменили и традиционные представления ο степени распространения грамотности в древней Руси. Среди их авторов и адресатов наряду со служителями церкви, сановниками, домовладельцами и купцами встречаются старосты, ключники, ремесленники, воины, женщины, дети и т. д. По оценкам специалистов, новгородские культурные слои хранят ещё около 20 тыс. древнерусских берестяных грамот.

Лит.: Арциховский Α. Β. и Тихомиров М. Н. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1951 г.). М., 1953; Арциховский А. В. Археологическое изучение Новгорода. М., 1956; Берестяные грамоты: 50 лет открытия и изучения = Birchbark documents: 50 years of discovery and study: Материалы международной конференции, Великий Новгород, 24-27 сент. 2001 г. / Под общ. ред. акад. В. Л. Янина. М., 2003; Берестяные грамоты // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 4. XII век. СПб., 1997; То же [Электронный ресурс]. URL: http://www.lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=4948 ; Жуковская Л. П. Новгородские берестяные грамоты. М., 1959; Зализняк А. А., Янин В. Л. Берестяные грамоты из новгородских раскопок 2005 г. // Вопросы языкознания. 2006. № 3. С. 3-13; Момотов В. В. Берестяные грамоты - источник познания русского права XI-XV вв. : дис. ... к. ю. н. Краснодар, 1997; Тюняев А. А. Берестяные грамоты как документ // Организмика. 2009. 01 июня. № 6 ; То же [Электронный ресурс]. URL: http://www.organizmica.org/archive/606/bgkd.shtml ; Хорошкевич А. Л. Открытие новгородских берестяных грамот в историографическом контексте начала 50-х годов XX в. // Берестяные грамоты: 50 лет открытия и изучения. М., 2003, С. 24-38; Черепнин Л. В. Новгородские берестяные грамоты как исторический источник. М., 1969; Янин В. Л. Я послал тебе бересту... М., 1975; То же [Электронный ресурс]. URL: http://www.bibliotekar.ru/rusYaninBeresta/index.htm ; Янин В. Л., Зализняк А. А. Новгородские грамоты на бересте: Палеография берестяных грамот и их внестратиграфическое датирование. М., 2000.