5.3. От Енисея на восток (1738–1741) После завершения возложенной на него задачи описать морской берег от Оби до Енисея лейтенант Овцын, еще до поездки своей в Енисейск, решил продолжить исследования от Енисея на восток. Для этой цели он выбрал более крепкий и исправный бот

6. Экспедиции Шпанберга к Японии и опись Курильских островов (1738–1742) Начальником отряда Второй Камчатской экспедиции, который должен был описать Курильские острова, берега Охотского моря и изыскать пути к берегам Японии, был назначен капитан Мартын Петрович Шпанберг

Бодров Алексей Федотович Родился в 1923 году в деревне Татинки Епифанского (ныне Кимовского) района Тульской области. В 1939 году окончил семилетнюю школу. Работал на железнодорожной станции Москва-Бутырская. В Советской Армии с начала Великой Отечественной войны. Первая

Чухнаков Виктор Федотович Родился в 1923 году в поселке Ханино Суворовского района Тульской области в семье рабочего. После окончания седьмого класса средней школы работал на Ханинском чугунолитейном заводе электриком. В 1942 году призван в ряды Советской Армии,

КАМЕНСКИЙ Анатолий Павлович 17(29).11.1876, по другим сведениям 19.11(1.12).1876 – 23.12.1941Прозаик, драматург, киносценарист. Публикации в журналах «Родина», «Жизнь», «Живописное обозрение», «Север», «Мир Божий», «Образование» и др. Сборники рассказов «Степные голоса» (СПб., 1903),

КАМЕНСКИЙ Василий Васильевич псевд. Попечительский, В. К-ий; сценич. псевд. В. В. Васильковский;5(17).4.1884 – 11.11.1961Поэт, прозаик, драматург, актер (в труппе В. Мейерхольда), художник. Публикации в футуристических сборниках «Молоко кобылиц» (М.; Херсон, 1914), «Рыкающий Парнас» (Пг.,

Потомок графа Каменского.
(Историческая зарисовка)

В Орле есть театр-музей графа Каменского. Род Каменских известный. Все в нем люди служилые, а граф Сергей Михайлович Каменский основал театр. Он также известен как Каменский 1-й (5 ноября 1771 - 8 декабря 1834) - русский генерал от инфантерии, старший сын фельдмаршала М. Ф. Каменского.
В Орле есть предприятие «Сельстрой», а ныне «Комбинат строительных конструкций» и, как ни странно, на нем и работает потомок известного графского рода, с которым мне довелось даже мыться в одном душе. Но обо всем по порядку.
Фрезеровщику Петру Саврасовичу Сухину оставалось до пенсии всего несколько месяцев. Был он полный и низкорослый, всю жизнь, сколько себя помнил, проработал на заводе. В связи с большим стажем, да и почтенным возрастом, пользовался Петр Саврасович у руководства некоторыми преимуществами. Так, например, в середине рабочей смены его можно было застать за громадным, как орган, зуборезным станком. Положив лист пенопласта и подушку на пол он оборудовал себе спальное место. Если работы не было, то он спал. Причем абсолютно для постороннего человека незаметно. Вроде виден большой станок, но все остальное скрыто защитными противостружечными щитами, храпа не слышно. Если появлялось срочная работа, начальник цеха будил его, и Петр Саврасович надевал очки, брал штангенциркуль, включал свой фрезер и начинал работать, как и полагалось по трудовому распорядку.
В прошлом Петр Саврасович любил выпить. Эти времена он вспоминал с какой то странной гордостью:
-Иду я бывало на работу, - с улыбкой говорил он, - а одна половина полушубка ниже другой. Начальник цеха сразу спрашивает: «Водку несешь?», «Несу», говорю. Он меня раз премии лишил, два. Тогда я в начале месяца, с порога, к нему прямиком захожу и кричу: « И в этом месяце лишай, я опять пьяный.». Он посмотрел на меня, усмехнулся и все, перестал премий лишать, привык. Я свою работу делаю, а пьяный я или трезвый кому какое дело?
Бурные возлияния не прошли для Петра Саврасовича бесследно. Врачи нашли у него язву желудка, и теперь питался он строго по часам, четыре раза в день. Передвигался он слегка вразвалку. Громадный, вздувшийся живот создавал некий противовес всему остальному телу, который на коротких ножках было очень трудно удержать.
Жил Петр Саврасоваич за городом, в селе, недалеко от тех мест, где была графская вотчина. Видимо близость к родовому гнезду известного земляка и послужила причиной того, что за Петром закрепилась кличка «потомок графа Каменского».
Не раз в обеденный перерыв, когда повисала гнетущая тишина, кто ни будь из рабочих, да и заострял на этом факте внимание. Больше всего любил это делать слесарь по кранам Иван Петрович Сплетничев.
- Вот смотрю я на тебя в профиль Петя, -обычно начинал он,- вылитый граф.
-Да брось ты, - Петр Саврасович чувствуя неладное пониже нагнулся над столом.
-Нет, ну ребята, правда ведь, вылитый граф! - не унимался Иван Петрович. Со всех концов раздевалки утвердительно загукали.
-Как пить дать мать твою граф обрюхатил, - чувствуя поддержку коллектива продолжал Иван Петрович,- Ведь у Каменского, как принято было, кто собрался замуж, то первая ночь его. Откуда выражение «целковый рубль» пошло знаешь?
-Да врешь ты все…. -Петр Саврасович угнулся еще ниже.
-Да как же вру? Это всем известно. Утром, если невеста оказывалась девушкой, давал ей граф рубль. Отсюда и название пошло – «рубль целковый», от слова целая…. А если была уже попорчена, то приказывал гнать голой через всю усадьбу плетьми до дома.
Иван Петрович многозначительно замолчал:
-Так то. Говорят, в тех местах много людей похожих на графа. Все, как и ты - незаконнорожденные отпрыски. Граф очень большой любитель молодых девушек был. Кончил, правда, плохо. Жених одной барыни ему голову топором отрубил.
-Говорят языком болтать – не мешки ворочать, - Петр Саврасович поднимается и идет за соседний стол играть в карты. На лице его застывают смешанные чувства. С одной стороны - ему потомственному крепостному крестьянину приятно, что его причислили к графскому роду. С другой, как-то уж очень неуважительно прозвучал рассказ о прошлом его матушки.
Желая подлить масла в затухающий огонь диалога, я глупо спрашиваю:
-А правда, Петр Саврасовчи, что ты графских кровей?
-Правда, правда, - усмехаясь, говорит старый слесарь, - все мы здесь графских кровей, не видишь что ли, как в замке живем…
-Да ты портрет графа найди и все поймешь, - поддерживает его Иван Петрович.
На этом разговор о родословной Ивана Саврасовича полностью прекращается и все переходят на обсуждение карточной игры.
Найдя свободное время, нахожу портрет графа. Высокий, худощавый, сходства никакого. Смотрю происхождение понятия – «целковый рубль». Оказывается пошло оно еще с конца 16 века, когда кроме рубля стали ходить полушки, четвертинки и т.п. Графа Каменского тогда еще и отродясь не было. Но голову ему действительно отрубил крепостной. Но не жених крепостной девушки, а любовник наложницы графа. Граф был чудаковатый. Так, например, он запретил личному кучеру оглядываться, под страхом смерти. Это и сыграло с ним злую шутку. Крепостной подкараулили его на повороте и когда карета замедлила ход, спокойно топором зарубил графа. Потом долго прятался в близлежащих лесах. В конце концов, сам, отощав, вышел к оцеплению из солдат. В результате его казнили. В выигрыше осталась только наложница, получив часть наследства, она вышла замуж за молодого чиновника.
Вот такая мрачная российская история. А в театре графа Каменского я побывал. Теперь это музей в большом драматическом театре имени Тургенева. Здесь любой желающий может увидеть портрет графа, ознакомиться с реквизитом театра, который бережно храниться еще с тех, давних времен. Дух времени чувствуется в мрачных паркетах, старом, черном рояле, пожелтевших афишах. Дух, который канул в лету вместе со всеми его героями.

Илья Алтухов, 2014г.

Великий Суворов, отличавшийся, как известно, большими странностями, имел многих подражателей. Некоторые из них тоже сумели прославиться на ниве чудачеств, как например, фельдмаршал граф Михаил Федотович Каменский.

Это был старый служака и педант. В молодости он два года служил во Франции для приобретения опытности в военном искусстве. П рославился он при Екатерине в обеих войнах с турками. Суворов, отзываясь о нем, говорил, что «он знал тактику». Сегюр в своих записках называет его вспыльчивым и жестоким, но отдает полную справедливость ему как полководцу, который никогда не боялся смерти. Державин называл его «булатом, обдержанным в боях, оставшимся мечом Екатерины...».

У себя в деревне Каменский жил в своих комнатах совершенно один. Лишь камердинер имел право заходить в его кабинет. У дверей его комнаты были привязаны на цепи две огромные собаки, знавшие только графа и камердинера. Фельдмаршал всегда носил куртку на заячьем меху, покрытую голубой тафтой, с завязками; желтые мундирные штаны из сукна; ботфорты, а иногда кожаный картуз. Волосы связывал верёвочкой сзади в виде пучка, ездил в длинных дрожках цугом, с двумя форейторами. Лакей сидел на козлах: он имел приказание не оборачиваться назад, но смотреть на дорогу.

Чудачества Каменского этим не ограничивались — подобно Суворову, он пел на клиросе, ел за столом только простую грубую пищу и очень оскорблялся малейшим невниманием к его заслугам. Так, когда перед второй турецкой войной императрица пожаловала ему пять тысяч золотом, он захотел показать, что подарок слишком ничтожен, и нарочно истратил эти деньги на завтраки в Летнем саду, к которым приглашал всех, кто ему попадался на глаза.

Женат он был на княжне Щербатовой, женщине красивой и доброй, однако супружеская жизнь его была похожа на судьбу Суворова. Супруги виделись довольно редко, что впрочем не помешало им прижить троих детей — дочь и двух сыновей. Старшего сына отец не любил и однажды, когда тот уже был в чинах, граф публично дал ему двадцать ударов арапником за то, что он не явился в срок по какому-то служебному делу. Доставалось от него и младшему сыну. Оба они, даже во взрослых летах, не смели ни курить, ни нюхать табак при отце.

Никого не любя, Каменский и сам не был никем любим за свой крутой, вспыльчивый и жестокий нрав. Вот образчик его обращения с нижестоящими. В 1783 году он назначен был генерал-губернатором Рязанским и Тамбовским. Однажды впустили к нему с просьбою какую-то барыню в ту минуту, как он хлопотал около любимой суки, кладя ее щенков в полу своего сюртука; взбешенный за нарушение своего занятия, он стал кидать щенят в бедную просительницу.

В старости фельдмаршал подпал под влияние своей любовницы — простой женщины, грубой, необразованной и притом некрасивой, которая и погубила его. Она жила в его имении, на всем готовом. Но богатство и власть, которыми наделял ее фельдмаршал, не удовлетворяли эту женщину. Ей захотелось выйти замуж, для чего она подыскала себе подходящего кандидата — полицейского чиновника, а от старика Каменского решила избавиться. Обещанием наград она уговорила одного молодого парня из дворовых, не любивших вообще своего крутого помещика, напасть на того в лесу, через который Каменский часто езжал. Кучер был то ли соучастником, то ли трусом — во всяком случае он не защитил барина. 12 августа 1809 года у бийца страшным ударом топора разрубил фельдмаршалу череп вместе с языком (впрочем, вспоследствии рассказывали и другие версии случившегося, однако везде в качестве убийц фигурируют крепостные или слуги фельдмаршала).

По делу об убийстве Каменского пошло в Сибирь и отдано в солдаты около 300 человек, но главная виновница кровавого преступления осталась в стороне, благодаря протекции полицейского, за которого она вышла замуж.

Впрочем, я уверен, что все вы и без меня хорошо знаете графа Каменского. Ведь он запечатлен Львом Николаевичем Толстым в «Войне и мире» под именем князя Болконского-старшего.

Граф Каменский Николай Сергеевич (1898-1952) был человеком самой таинственной жизни среди Каменских ХХ века. Он был ровесником века, камер-пажом, свидетелем революции, защитником Зимнего дворца, участником второй мировой войны, военным лингвистом, преподавателем, работал в ГРУ ГУГШ.

Родился граф в семье потомственного военного, его отец, граф Николай Сергеевич Каменский (1870-1951), стал во время первой мировой войны генерал-майором, а при Временных ему был присвоен чин генерал-лейтенанта ГУГШ, но получить он его не успел. Последняя должность его перед октябрьской революцией была: 2‑й Обер-квартирмейстер Ставки Верховного Главнокомандующего.

Николай был определен в самое элитное военное заведение - в Пажеский Его Императорского Величества Николая II корпус в СПБ. В соответствии с правилами, введенными еще при Императоре Николае I, в пажи зачислялись только дети лиц первых трех классов табели о рангах (не ниже генерал-лейтенанта или тайного советника). Зачисление в Пажеский корпус каждого кадета производилось только по Высочайшему повелению. Обучение в корпусе было платным, но к 100‑му юбилею 1812 года Государь Император Николай II издал указ, позволяющий потомкам участников Отечественной войны 1812 г. получать бесплатное военное образование. В списке пажей дед значился под номером 12 - «Гр. Каменский 4-й Николай». Рассказов об обучении и молодых годах деда было мало, по рассказам отца, он был немногословным человеком, особенно в советское время.

Конец карьеры для будущего камер-пажа графа Николая Каменского ознаменовался октябрьской революцией и концом тысячелетней Империи. Вместе с юнкерами граф был отправлен на защиту резиденции Временного правительства - Зимнего дворца. Вспоминать об этом дед не любил, много было там крови и ужаса. Утром пришел к баррикадам, где были кадеты, генерал и объявил, что Зимний пал и правительство низложено. За пажами, лежавшими на мешках с песком с винтовками и не желавшими покидать позиции, к вечеру пришли многие родители. Графа тоже увела мать вместе со старшей сестрой, уговаривая снять золотые погоны, - по Питеру шли облавы и расстрелы. Но юный граф наотрез отказался, разрешал лишь на время прикрыть погоны офицерским башлыком. После ночного штурма весь революционный и матросский Петербург был занят поиском оборонявших Зимний пажей, которых, найдя, расстреливали на месте. Другие защитники Зимнего - женский отряд Георгиевских кавалеров «Батальон смерти» Марии Бочкаревой - были растерзаны при штурме.

Домой к Каменским пришли матросы с обыском, но домработница по имени Устинья нагло вытолкала их, сказав: «тут такой не проживает». Впоследствии она осталась жить в семье до конца своих дней. Родители, ожидая повторный приход, тут же положили пажа в больницу, где под видом больного тифом, весь забинтованный, он пережил волну арестов. Больной, на месте которого он лежал, как сейчас помню по рассказам бабушки, был по фамилии Иванов, он уже умер, но знакомые врачи не подали его в списке. Проверяющие патрули, ходившие по больницам регулярно, обходили койки тифозных подальше. Вообще в то время в стране и в столице был большой «кавардак», и никто ничего еще не понял тогда, что на самом деле произошло. Юный граф был из старинной военной семьи и был соответственно закален: любые неприятности и опасности воспринимались им как должное. Приключений и опасностей на его недолгую и полную перипетий жизнь пришлось немало, он пережил революцию, избежал репрессий, прошел войну, при этом всегда находился под колпаком спецслужб, жил в огромном напряжении, оставался при этом патриотом, продолжая выполнять свой дворянский и военный долг, как он это понимал.

После революции семья переезжает в Москву, где отец юного графа становится преподавателем в Военной академии, которая тоже переезжает в Москву вместе со столицей нового государства. Воспользовавшись статусом отца и полной неразберихой, Николай, скрыв свое происхождение, поступает в Лазаревский институт восточных языков. Незаметный и старательный студент, говорящий с детства по-французски, изучавший в корпусе немецкий и английский, он делает успехи в освоении иностранных языков. Востоковедение станет его профессией на всю жизнь, поможет ему и его сыну во время новой мировой войны. В институте он знакомится со студенткой Риммой Евгеньевной Канделаки, дочерью московского преуспевающего адвоката, собирателя и знатока русской живописи.

Вскоре они поженились и по окончании института уехали с семьей невесты в Грузию, тогда независимую страну.

Мать невесты Наталья Львовна, урожденная баронесса фон Ребиндер, представительница московской знати, хранительница традиций, воспитывает своих дочерей в светском духе, и обе они делают хорошие партии - одна выходит замуж за русского графа Николая Каменского, другая - за грузинского князя Давида Абашидзе. А за окном в это время бушуют революция, реформы общества, новые веяния и новый век. В семье Канделаки все так, как и сто лет назад: церковные праздники, прислуга, в быту говорят по-французски и обедают в столовой. Род Канделаки был древним, греческим, он вышел в Грузию с о. Крит еще в IX веке. Все предки Риммы Евгеньевны были из духовной среды, среди них было много известных священников и митрополитов. Отец невесты, Евгений Васильевич, богатый московский адвокат, друг Грабаря, Морозова и Третьякова, вывез с собой в Грузию половину своей коллекции картин, а вторую часть пришлось «пожертвовать» в Третьяковскую галерею. Таковы были жесткие законы культуры того, «нового» времени.

В 1923 г. в солнечной Грузии у них рождается сын Николай, наследник и продолжатель рода, мой отец. Николай Николаевич был крещен в храме Святого Георгия неподалеку от их дома. Семья спокойно жила на средства от проданных картины, хотя все работали: Евгений Васильевич преподавал, стал профессором коневодства в Тифлисской сельскохозяйственной академии, Николай Сергеевич - научный сотрудник, работал в музее, в отделе восточных культур, женщины по традиции занимались домом. В 1923-24 гг. Николай Сергеевич работал в Иране, переводчиком в посольстве Грузии. После работы в Иране граф стал старшим научным сотрудником в Музее искусств республики Грузия.

Эту неторопливую и размеренную жизнь прерывает начавшаяся в Европе война. В 1938 г. Николая Сергеевича в музее нащупала военная разведка штаба Закавказского военного округа. К нему пришли сотрудники в штатском и предложили заняться переводами с персидского и турецкого, взяв подпис­ку о секретности и неразглашении. Через некоторое время они предложили ему вернуться к военной службе, пройдя аттестацию на чин офицера, учитывая прежнее военное образование.

На Россию вновь надвигалась мировая война, и теперь кадровые специалисты в армии были нужны. Развед­управление штаба округа гарантировало семье защиту от органов Госбезопасности, что было тогда вполне возможно. Вообще надо сказать, что военная среда, особенно военная разведка, на больший процент состояла из «бывших», занимавших активную патриотическую позицию. Они явно не любили политические спецслужбы, которые постоянно мешали им работать, то выполняя чей-то социальный заказ, то просто сводя счеты. Николай Сергеевич, что в то время было невероятно, поставил условие: чтоб его отца, царского генерала, оставили в покое.

Ясно было, что он договаривался с кем-то из своих, из «бывших». С тех пор он стал еще молчаливее и приходил домой в форме капитана штаба округа. В штабе ЗАКВО он работал в отделе иностранных армий и занимался военным переводом. Лишь спустя годы я узнал, что его устройство в военное ведомство состоялось не случайно: начальником Штаба Закавказского военного округа был тогда полковник Ф. Толбухин, дворянин, старый знакомый графа Сергея Николаевича, штабс-капитан Штаба ЮЗФ, кавалер и участник Брусиловского прорыва. Толбухин окончил Академию, был студентом прадеда, в советской армии сделал блестящую карьеру. Стал генералом, командующим армией, командующим фронтом, маршалом, взял больше всего иностранных столиц, оккупировал Румынию без крови, стал кавалером ордена «Победа». Взял Вену раньше на месяц, чем войска Жукова вступили в Берлин, но из-за того, что он был из «бывших», его имя не очень популяризировалось в советской истории, его образ разрушал доктрину «кухарки, управляющей государством».

В 1941 г. именно Толбухин готовил план по вторжению армии в Иран, получивший кодовое название операция «Согласие». Это была единственная наступательная экспедиция советской армии в первые годы войны. Штабу округа для этого нужны были специалисты по языку и по стране, а дед в Иране работал до войны и обладал уникальным опытом для военной разведки. Кроме того, семьи их были знакомы до революции. Операция была выполнена блестяще: успешно войдя в Иран, Россия соединилась с армией Великобритании, у союзников образовалась общая граница, давшая возможности установления коридора для поставок по ленд-лизу. Кроме того, была устранена угроза вторжения противника на юг к месторождениям нефти в Баку и в Иране. Мы знаем об этом малоизученном и секретном периоде войны по фильму «Тегеран-43».

В этот момент на Кавказ переводится созданный перед войной Институт военных переводчиков, который по существу является засекреченным центром по подготовке военных разведчиков. Директором института ВИИЯКА назначен старый знакомый по Тифлису графа Николая Сергеевича военный лингвист, разведчик, генерал-майор Н. Н. Биязи (1893-1973), личность легендарная. Основателем и вдохновителем института в Москве был генерал-майор граф А. А. Игнатьев (1877-1954), бывший паж, кадровый военный разведчик Императорской армии, сослуживец графа-отца по русско-японской войне. Он был советником Главкома и стал инициатором возвращения старых званий и погон в армию (решение от 23.10.1942). В это же время на Кавказ переводят восточный факультет Военного института иностранных языков, и граф Николай Сергеевич приглашается туда, как один из первых его первых преподавателей.

Кроме работы по формированию ­кадровых офицеров военной разведки, сотрудники института принимали участие в создании специального отряда горных кавказских стрелков. Эта малоизвестная в истории спецоперация закончилась полным успехом и разгромом особенной части противника, о которой написаны тома книг и история ее хорошо изучена. История же отряда победителей мало известна из-за засекреченности этих материалов. Горный отряд был сформирован из специально прибывших на Кавказ спортсменов - альпинистов, снайперов, лучших стрелков из местных кавказцев, охотников, хорошо знавших ландшафт Кавказских гор. Возглавлял формирование отряда директор Института военных переводчиков генерал-майор Н. Н. Биязи, известный спортсмен, альпинист и отличный стрелок. К формированию привлекались преподаватели, переводчики, знавшие кавказские языки и наречия, историю Кавказа и сложные взаимоотношения горских народов. Отряд создавался, чтобы противостоять знаменитой горно-пехотной дивизии «Эдельвейс», состоявшей из немецких профессиональных спортсменов, разведчиков и диверсантов, прорывавшейся к нефтяным месторождениям Майкопа, Грозного и Баку. Обычно в истории войны считается, что основной удар армии вермахта наносили на Москву и Петербург (Ленинград).

Но это не так, Гитлер сам признавал: «Если мы не захватим нефтяные источники Кавказа, я должен буду предстать перед тем фактом, что мы не можем победить в данной войне». Эта малоизвестная горная снайперская война окончилась полной победой, противник отступил из-за больших потерь, и операция по проникновению и захвату нефтяных баз и месторождений на Кавказе была обезврежена. У рейха остался лишь один источник нефти - румынский Плоешти, но и он скоро в результате действий военной разведки иссякнет. После разгрома «Эдельвейса» отряд кавказцев расформировался, а институт переехал в Москву и обосновался в Лефортово (1943), где Николай Сергеевич получил служебную квартиру.

В своем институте дед работал до конца своей жизни. Теперь он преподаватель, автор нескольких книг по военному переводу, все с грифом ДСП. В партию он не вступал, в анкетах всегда писал о своем происхождении, последнее звание имел подполковник ГРУ, знал 19 языков, был специалист по восточным и кавказским языкам и культуре. Какие были у него награды и были ли вообще - в семье никто не знал, хотя он был кадровый офицер и участник войны.

После победы в войне влияние «бывших» в армии и в разведке перестало быть таким необходимым. Кроме того, в конце войны умер их покровитель маршал Б. М. Шапошников (1945), вскоре ушел в отставку куратор института генерал-лейтенант А. А. Игнатьев (1947), ушел с поста руководителя института генерал-лейтенант Н. Н. Биязи (1947).

Над Николаем Сергеевичем стали сгущаться тучи, он говорил моему отцу, что за ним идет постоянная слежка. Умер Николай Сергеевич рано, в 1952 г., в 54 года, при странных обстоятельствах в военном городке в Лефортово, в своей служебной квартире. По вопросу его смерти Военная прокуратура вызвала его сына на допрос. Следователь задавал разные беспристрастные вопросы, но среди них был один ключевой: «был ли ваш отец странным человеком?..» Отец мне рассказывал, что в этот момент у него сжалось сердце, он понял, что стоит на тонком канате. «Да, - он ответил, - он был замкнутым и нелюдимым…». Следователь удов­летворенно кивнул и сказал: «идите, мы вас, если надо, вызовем». Отпевание графа прошло в Москве, похоронен он в Донском монастыре. При начале церемонии приглашенный священник, посмотрев свидетельство о смерти, испуганно замотал головой, но Ирина Сергеевна, сестра деда, урожденная графиня Каменская, подошла к нему и, взяв под руку, отвела в сторону. После их короткого разговора он кивнул, и отпевание состоялось…

Нам, своим детям, отец мало и скупо рассказывал о своем отце, говорил только, что мы можем подойти к нему запросто и спросить, что мы хотим, а вот он, когда был маленький, не мог себе такого позволить. Его отец держал всегда и со всеми дистанцию и был неприступен, «его нельзя было», как выразился отец, «похлопать по плечу». Дед был лингвистом, арабистом, кроме европейских языков знал арабские и группу кавказских языков, интересовался историей восточных религий и философией, собирал редкие книги. Бабушка рассказывала, что, когда в 1920‑е годы у них был обыск, пришли странные бородатые люди в черных кожаных плащах, осмотрели тщательно библиотеку деда, изъяв при этом многие книги. Николай Сергеевич сидел во время обыска на стуле и был недвижим. Когда они ушли, он встал, и оказалось, что он сидел на книге, которую считал наиболее ценной в своем собрании. Подойдя к шкафу, он увидел, что они забрали самые редкие и ценные книги и теперь коллекцию восстановить бесполезно. При этом он добавил, что, если бы нашли ту книгу, на которой он сидел, им бы всем не поздоровилось.

Каменский Николай Николаевич (1923-2010) был самым удачливым в ХХ веке, сложнейшем для семьи периоде России. Родился и провел детство он в Тифлисе, где семья жила в полу-эмиграции. Грузия тогда отделилась от России, создав свое государство Конфедерацию Закавказья. Конфедерация выпускала свои денежные знаки, в семейной коллекции сохранились те купюры с огромным количеством нулей. Жизнь в Тифлисе была мирной, отец с детства рисовал, играл на фортепьяно, учил французский с баронессой Н. Л. фон Ребиндер, бабушкой по матери.

В конце школы уехал с матерью в Москву, где мировая война застала его на выпускном вечере. Мать срочно отправила его в Тифлис, где в штабе ЗАКво служил его отец. Николай пришел добровольцем в военкомат, бу

дучи 17 лет от роду. По протекции отца он попал в разведшколу в горах, в Акбулахе, где обучался на радиста. Основными их преподавателями были опытные морские радисты, снятые с кораблей ВМФ и отправленные в тыл на преподавательскую работу. Ничего удивительного в этом не было, потому что впервые радиоразведка в России возникла на Тихоокеанском флоте в русско-японскую войну 1904-1905 гг. Создателем ее являлся знаменитый вице-адмирал С. О. Макаров (1848-1904), и сначала применялась она только военно-морским флотом Российской Императорской армии. После революции и возникновении РККА в 1918 г. в составе Регистрационного управления (военная разведка) было создано первое подразделение радиоразведки для сухопутных частей армии. В 1930‑е гг. радиоразведка обрела самостоятельность, ее подразделения вывели из частей связи и передали в Разведупр Штаба РККА, где организовали целый отдел радиоразведки. Он руководил отдельными дивизионами особого назначения (ОРД ОСНАЗ), которые в годы Великой Отечественной войны стали основной организационной единицей.

Отец рассказывал, что в конце курса обучения к ним пришел неи

звестный человек в довоенной военной форме и принес патефон. Поставил пластинку, где были записи радиопередач в азбуке Морзе, и предложил найти отличия и совпадения. Несколько курсантов быстро запомнили все и прокомментировали. Отец, обладая абсолютным музыкальным слухом, легко ориентировался в мире звуков и тоже заметил отличия. Таинственный человек записал их фамилии, и вскоре эту группу отделили от основного потока и начали интенсивно готовить. Им объяснили, что, как более способных, их раньше отправят на фронт (тогда это считалось почетно!). Курсант Николай Каменский был определен в 513‑й ОРД ОСНАЗ СВГК (Отдельный Радиоразведывательный Дивизион Ставки Верховного Главнокомандования). Дивизион занимался радиоразведкой и радиовойной, он был засекречен и не подчинялся ни армиям, ни фронтам, а докладывал только в Ставку, за всю войну таких дивизионов было создано всего два или три. Дивизион выдвигался к полосе фронта на нескольких грузовых машинах или ее пересекал, занимался пеленгом, вел радиоохоту за радистами противника.

Поскольку радисты противника всегда находились при штабах, которые перемещались в связи со стратегическими задачами армии, это давало ценнейшие разведывательные сведения для командования.

Николай Николаевич прошел с дивизионом всю войну. По его рассказам, начало войны не было героическим, было много путаницы и неразберихи, войска оскорбительно безропотно откатывались назад. Приказы приходили туда, где уже не было войск, а снаряды привозили не того калибра. Немецкая военная машина работала как часы, шахматными ходами проламывая оборону противника, захватывая плацдармы и образуя огромные котлы. Лишь потом у них и научились воевать, и начали их же бить.

Дивизион отступал в составе Крымского фронта (1941), Северо-Кавказского фронта (1942), а когда командующим Северо-Кавказским фронтом (май - август 1942 года) стал маршал С. М. Буденный, войска начали бежать. Остановили их специально созданные заградотряды НКВД. Вид, как описывал отец, у них был сытый, в руках автоматы, тогда как у армии были только винтовки, сзади отряда стояли противотанковые ежи. Армия нехотя поворачивалась назад, имея у себя в тылу чекистов, которых боялись тогда больше немцев. Фронт Южного направления защищал нефть Кавказа, которая была так нужна армиям противника: немцы рвались к «черному золоту» двумя путями - вдоль черноморского побережья и через горы Кавказа. 1 июня 1942 года Гитлер сказал фельдмаршалу фон Боку, командующему группой армий «Юг»: «Если мы не возьмем Майкоп и Грозный, я должен буду закончить эту войну». У отца была медаль «За оборону Кавказа» (1944), которой он особо гордился.

Наступил вскоре перелом в войне, дивизион воевал в наступавшей Черноморской группе войск Закавказского фронта (1943), в составе 3‑го Украинского фронта (1944), 4‑го Украинского фронта. Дивизион шел вместе с войсками, которые освобождали от румынской армии украинские города Николаев, Мариуполь, Мелитополь, Херсон, Одессу, занимали и Румынию, входили в Польшу, шли сквозь Восточную Пруссию, штурмовали Кенигсберг.

В начале войны армия испытывала трудности со всеми видами снабжения, и основным дефицитом для солдат были табак и сигареты. Отец закурил на войне и вспоминал в связи с этим забавные истории. Все курили махорку и использовали бумагу, которой крайне не хватало. На «самокрутки» шли немецкие листовки, которые печатались на качественной бумаге, но сбор и прочтение вражеских листовок во время войны карались смертной казнью. Бравые курильщики с риском для жизни либо ползли под неприятельским огнем, чтобы добыть сигареты у убитых солдат вермахта, либо рисковали быть расстрелянными сотрудниками «Смерша», тайно собирая листовки врага и отрывая у них поля для кручения папирос. Содержание листовок и немецкая пропаганда к началу войны уже не были понятны советским солдатам. Лозунг листовок «Бей жида-политрука, рожа просит кирпича» не понимала молодежь образца 41‑го, так как весь еврейский состав первого правительства, на который намекали немцы, был расстрелян еще в 30‑е годы. Газеты поступали в армию регулярно и раздавались солдатам политработниками, но использовать их для самокруток строго запрещалось, до тех пор, пока их не прочтут и политрук не вырежет из них портреты членов правительства, иначе грозила, как тогда говорили, «статья».

513‑й радиоразведдивизион в 1944 г. стоял у границ Румынии, в которую с 1941 г. входили Молдавия и часть Украины (города Бендеры, Кишинев, Одесса и Николаев). Благодаря работе радистов дивизиона была засечена личная радиостанция короля Румынии Михая I (р.1921), тайно искавшая связь с русскими радистами и их командованием.

Получив от радиодивизиона Особого назначения очень странную информацию, Ставка сразу одобрила секретные переговоры, и вскоре по рации была разработана спецоперация по захвату советским десантом военного диктатора Румынии. Личный самолет короля из столицы прилетел на дальний аэропорт около границы и тайно принял советский десант, переброшенный туда с той стороны фронта. В салоне самолета десантники переоделись в форму королевских ВВС и, приземлившись в Бухаресте, незаметно сели в автобус и проникли во дворец короля. Туда под благовидным предлогом был срочно вызван военный диктатор, маршал Ион Антонеску (1882-1946), союзник вермахта. Ему было предложено, оставив охрану, пройти по приглашению секретаря в кабинет юного короля, а в соседнем зале сидели переодетые королевскими летчиками диверсанты. Диктатор после отказа капитулировать был схвачен и арестован русскими десантниками. Около входа в зал королевскими карабинерами была разоружена его личная охрана. На самолете Антонеску был вывезен в зону советских войск и оттуда переправлен в Москву. Так произошел государственный переворот в Румынии, и король объявил, что страна прекращает войну, пустив без единого выстрела советские войска. Румыния вышла из коалиции и перешла на сторону союзников, продолжив войну против своего бывшего соратника - Австрии. У немцев исчез последний источник топлива: нефтяные месторождения Румынии в Плоешти, снабжавшие горючим армию в течение всей войны, были без боев отданы противнику. Получалось, что после не­удачной попытки прорыва на нефтяной Кавказ вермахт получил контрудар по нефтяным запасам Румынии. После этого Германия стратегически была обречена. Это событие широко не обсуждалось историками и нашло отражение лишь в фильмах о последнем периоде войны, где автомашины высших чинов вермахта ездят на паровых двигателях или на дровах.

За освобождение территории от румынских войск сержант Н. Каменский получил медаль «За отвагу». Король Михай I уехал в Швейцарию, получив сразу после войны высший советский военный орден «Победа». На сегодняшний день экс-король является единственным из живых его кавалеров. Отец рассказал мне эту историю лишь в конце 90‑х годов, с усмешкой добавив, что Каменские воевали за княжество Румынское еще с турками и в XVIII в., и в начале XIX в.

Их часть из Румынии вскоре перевели в Польшу, где они участвовали в освобождении Варшавы, оттуда дивизион был переброшен в Восточную Пруссию. Его 513‑й ОРД ОСНАЗ (в/ч 39570) прибыл в Пруссию из состава 2‑го Белорусского фронта. Вместе с другими подобными радиочастями он имел задачу по глушению радиостанций противника, нарушая их систему координат и передачи приказов.

Генералы для кровавого штурма Кенигсберга мобилизовали всех штабных и даже радистов. При штурме отец получил от снайпера тяжелое ранение в область сердца (март 1945 г.) и был отправлен в тыл, в госпиталь в Новосибирск. В мемуарах он писал: «Обидно, что случилось это незадолго до победы и конца войны, всего за 44 дня!»

Войну Николай Николаевич закончил в звании старшего сержанта, отличника-радиста, имел награды. Пос­ле войны, как доброволец, был оставлен в армии на срочную службу, год дослуживал срочную службу в оккупированном Берлине (1946 г.).

После войны он легко поступил в элитарный московский институт - ИВТ (Институт внешней торговли). Пользуясь льготой фронтовиков, сдал всего один экзамен - французский, чем вызвал крайнее удивление преподавателей. Педагог, поставивший ему «отлично», заподозрил неладное и спросил: откуда у него, у фронтовика-солдата, такое поставленное произношение? Отец, всегда готовый к неожиданностям, мгновенно отреагировал: «во время войны был радистом, слушал все радиостанции и французские тоже, вот приноровился…». После института, который окончил с красным дипломом, отец работал в Инспекции при Министерстве и вскоре был командирован в торгпредство СССР в Бельгии. С этой страной его связывала вся профессиональная жизнь, он даже написал о ней книгу, в общей сложности прожил в ней всего около 10 лет. Как экономист- международник, он защитил кандидатскую диссертацию, занимался странами Бенилюкс (Бельгия, Нидерланды, Люксембург), которые создали союз, ставший прообразом Общего рынка. Предсказал еще в 1960‑е объединение европейских стран и создание Евросоюза. Последняя его должность - Ученый секретарь Всероссийского Научно-Исследовательского Конъюнктурного Института МВТ. Там он заведовал аспирантурой, готовил кадры, выпустил не один десяток дипломированных экономистов‑международников.

Женат он был на Людмиле Серафимовне Андреевой–Халютиной (1928-2008) из старинной дворянской семьи, ведущей линию от древнего франко-итальянского рода де Скюдери. Главой семьи моей матери была моя прабабушка С. В. Халютина, актриса МХАТа, педагог, имевшая до революции свою частную театральную студию. Ее дочь, моя бабушка Е. А. Андреева-Халютина (1904-1975), теща моего отца, оказала на меня большое влияние. У них было свое имение в Туле, ее родители дружили с графом Л. Н. Толстым, она оставалась всегда дворянкой, никогда этого не скрывавшей. Часто беря меня за руку и ведя гулять по старому центру, где мы жили, она вдруг останавливалась и начинала громко говорить по-французски, не замечая никого. На другой улице останавливалась какая-то милая старушка, ее знакомая, и они начинали громко переговариваться. Проходившие по тротуару люди вжимали головы в плечи, быстро скользя мимо. Тогда еще можно было встретить в Москве людей «из бывших», и москвичи их узнавали.

Жили мы в Рождественском пер. (ул. Станкевича), в старинном доме, в принадлежавшей их семье двухэтажной квартире, с лепниной и высоченными потолками, которая была уплотнена и превратилась в коммуналку из 40 человек. Бабушка тогда жила напротив, через Тверскую улицу, в доме-музее МХАТа, в квартире своей матери, где до старости имела свою домработницу, никогда не занималась хозяйством.

В жизни она была переводчиком с английского, преподавателем в ИНЯЗе, подрабатывала к пенсии, приглашая домой учеников. Знаменита в семье она была тем, что была участницей войны. Отправив свою дочь и мою мать в эвакуацию, она рвалась на фронт, ее дед В. Л. Халютин был генерал-лейтенантом от артиллерии, и она считала, что все дворяне должны воевать. В 1943 г. наконец, обивая пороги военкоматов, она добилась своего - ее пригласили работать переводчиком в штабе и отправили на фронт. С началом поставок по ленд-лизу и открытием второго фронта понадобились англоязычные переводчики. Она была одним из первых русских переводчиков‑синхронистов, работавших после войны на знаменитом Нюрнбергском процессе (1945-1946). Муж ее С. Г. Пруссов, мой дед по матери, с ними не жил, он был художником-импрессионистом и не признавал советские нормы в искусстве. Женившись второй раз, он имел другую семью, хотя с его второй дочерью, моей тетей, все мы общались и дружили.

Наш отец с матерью жили удивительно дружно, они справили золотую свадьбу, имели троих сыновей.

На покое отец занялся историей рода, при нем состоялись первые визиты семьи в Орел, начались раскопки в фамильном имении в с. Сабурово. В результате в храме был найден старинный склеп - останки нашего предка, фельдмаршала графа М. Ф. Каменского (1738-1809). Отец много контактировал с местными жителями, с интеллигенцией и с администрацией, со всеми легко находя общий язык. Никогда не забуду одну сцену. Когда мы впервые посетили родовое имение, то жители села выстроились в очередь и подходили к отцу, низко кланяясь по очереди. Один из них сказал: «Где вы раньше были? Нам без вас было очень плохо…».

После визита в имение предков отец продолжал работу над дневниками своего деда, генерала С. Н. Каменского, и в результате написал книгу «Девятый века на службе России». - М., 2004. Занимался он активно общественной работой на ниве Дворянского собрания, завел много новых знакомых и друзей, вел обширную переписку с музеями и архивами в разных городах. Последней его наградой стал крест Дворянского собрания за преданность монархическим идеалам.

Умер Н. Н. Каменский в 2010 г., похоронен на кладбище Ракитки Московской области. Отпевали его в Храме Животворящего Источника в Царицыно. на кладбище, как майора запаса и инвалида ВОВ, его провожали салют военного караула и оркестр из курсантов военного училища. Отец играл в нашей жизни какую-то особенную, главенствующую роль.

При этом он оставался неприхотливым человеком, не требовал особого внимания, но всегда получал его, потому что его таинственное влияние на окружавших его людей было безгранично. Они подчинялись ему с полуслова и всю жизнь старались сделать то, о чем он изысканно их просил. Его оружием всегда были обезоруживающая вежливость и изысканность речи, которая в советское время звучала как отрывки из старинной пьесы или сказки. Как-то параллельно с вежливостью он обладал огромной, пространство образующей волей и никогда не менял своих решений. Вежливость и воля образовывали его собственное пространство и создавали дистанцию, которую он не давал сокращать никому, даже своим детям. У нас в семье между всеми всегда соблюдались дипломатические и несколько протокольные отношения, подчеркнутое уважение, и мы, братья, в общении между собой старались наследовать этот принцип.

Граф Алексей Каменский