Традиции поморов кольского полуострова. Мультимедийная презентация «Культура и быт поморов. А может быть, причина появления топонима кроется и не в этом. На дне губки Одинчиха находится несколько крупных камней, которые поморы называли одинцами. Возможн

Поморы - это русский народ в миниатюре. От русского народа поморы взяли всё самое лучшее (стойкость, напористость, гостеприимство, умение веселиться, глобальный оптимизм и многое другое), но не тронули изъяны, привитые иностранным влиянием. Вот, что пишет А.Н. Жилинский в книге «Крайний Север Европейской России»: «Характер помора энергичный, смелый, поморы общительны, гостеприимны. Среди поморов не мало настоящих богачей; у последних находиться в долгу большинство рядовых поморов. По всей смышлености и отважности, поморы не имеют себе равных среди русских. Море- это жизнь помора. С раннего возраста поморы привыкают к морю. С 10-12 лет идут они уже на тяжелые мурманские промыслы вместе со старшими. Нередко наблюдаются случаи, когда команды морских парусных судов, приходящих из Поморья в Архангельск, состоят из поморок. Поморки участвуют иногда наравне с мужчинами в морской промысле рыбы».

Поморов отличает не только характер, но и особые культурные традиции. Особенно ярко разнообразно эти традиции проявились в устном народном творчестве. Богат поморский край на песни, рассказы о природе, о море и животных. Интересна и повседневная речь северного человека. Как пишет в статье «Соломбалец – это одессит в валенках» в газете «Правда Севера» доцент кафедры русского языка Поморского Государственного Университета Татьяна Сидорова, «для высказываний северян, в том числе, конечно, и жителей Архангельска, присущи оценочные «мотивы». Тонко чувствуя слово, северянин открывает его новые и новые возможности. Поэтому речь наших земляков зачастую блистает словообразованиями». Одно из отличий поморов состоит также в подходе к искусству. Север справедливо считается сокровищницей русского деревянного зодчества. Живительную силу придавала деревянной архитектуре народность. Северные люди не стремились удивить красотой своих творений гостей, будь то московских или европейских. Они лишь хотели украсить свой быт, благодаря чему красота эта – удивительно народная.

В чём же причины такого явственного отличия традиций чисто русских и поморов? Одной из причин, несомненно, является некая особая ментальность поморского характера. Но дело кроется и в большой пропасти между поморами и остальной Россией. Как и в советские времена, огромный акцент делается на то, что на Севере фактически не было крепостного права. Не было барщины, основой экономики было ремесло. Следовательно, значительно быстрее развивался капитализм. Тот факт, что долгое время Поморье было под властью Великого Новгорода, способствовал укреплению и сохранению на долгое время общинных порядков. Прототипом вече была мирская сходка, где выбирались старосты, сотские, решались вопросы, определялась круговая порука. Но с другой стороны, ссылка на Север приравнивалась к ссылке в Сибирь. Хотя бывало, и шли сюда специально, например, в Соловецкий монастырь. Но некоторые не выдерживали. Оставались только те, чья душа сродни поморской. Об этой душе, об этом характере мы призваны помнить и рассказывать следующим поколениям.

Камни надо выбирать внимательно. Нельзя наступать там, где водоросли, чтобы не поскользнуться. Лучше не прыгать с камня на камень, некоторые из них бывают шаткими. Через два часа все они спрячутся под пришедшей с приливом водой.

Она чистая. В Кандалакшском заливе Белое море вовсе не белое, а прозрачное. Белое все вокруг. И еще белы льдины, на которых греются тюлени.

Белое море становится по-настоящему белым зимой, когда губы и заливы сковываются льдом. Баренцево море, которое севернее, за полярным кругом, не замерзает, его согревает теплое Северо-Атлантическое течение. Белого моря ничто не согревает. На юге есть теплое Черное море, будто искривленное зеркальное отображение Белого. Говорят, что на Черном море восторжествовала историческая справедливость. О справедливости много говорится и на Белом море.

Между приливом и отливом можно зайти погреться в тоне. Тоня (с ударением на последний слог; место на водоеме, где ровят рыбу неводом или другими рыболовными снастями) - это суть поморской жизни, расположенная на самом берегу моря рыбацкая избушка, из которой поморы собирались на промыслы: ловить рыбу и охотиться за бельком.

Тоня Тетрина на Терском берегу, в Кандалакшском заливе - это дело жизни Александра Комарова.

Его можно назвать музеем под открытым небом, хотя у Тони Тетрина нет официального статуса и никакие определения кроме главного - тоня - не применяются. На расположенном на полярном круге участке, на самом берегу Белого моря Александр Комаров собственными руками возрождает поморскую культуру. В Тоне Тетрина можно понять, как поморы жили, как трудились, почувствовать, что значит теплая изба, когда за окном снег по колено и сердитый мороз.

Тоня Тетрина как место рассказывает историю того, что было. Про поморов чаще все говорят в прошедшем времени. Они пришли, они были, они развивали свою культуру, они занимались промыслами, ходили в море за рыбой и охотились на бельков. Сегодня насчет поморов возникают одни вопросы. Есть еще такие люди? Кто они? Как они живут? Что они делают?

СТУДЕНОЕ МОРЕ

По поводу происхождения поморов много разногласий.

Для одних исследователей это древний народ, образовавшийся задолго до возникновения русского государства или отдельных русских княжеств. Согласно такому видению, поморы - это потомки финно-угорского населения беломорского побережья, смешанного с варягами (этническая принадлежность и происхождение которых тоже объясняется различными, бывает, что противоположными теориями) и русскими пришельцами. Среди самих поморов больше всего распространена версия, что их предки пришли из земель Великого Новгорода и Суздальского княжества и поселились вдоль беломорских берегов, где занимались промыслами - прежде всего рыболовством, охотой и солевареньем. Это было еще в древнее время.

Поморка из карельского села Нюхча Александра Демянчук говорит, что эти люди тогда искали место для жизни, где лучше, и нашли Белое море.

Разве здесь лучше? - можно удивиться, вспомнив, что где-то уже давно весна, а здесь снег по колено.

Александра Демянчук

Мне здесь нравится, - произносит она гордо. Она тоже упоминает Марфу-посадницу, жену новгородского посадника Исаака Борецкого. В конце ХV века Марфа Борецкая выступила против объединения новгородских земель с Московским княжеством, но ее борьба закончилась поражением для города, а для нее - смертью. Обо всем этом можно узнать из повести Николая Карамзина «Марфа-посадница, или покорение Новгорода». По словам Александры Демянчук, это был тот момент, когда недовольные новым положением, то есть зависимостью от Москвы, новгородцы пошли на север искать для себя новую землю.

За несколько столетий присутствия на Белом море пришельцы из русских княжеств, смешиваясь с коренным населением, выстроили богатую, самобытную культуру, отражением которой стало восприятие себя (и, соответственно, восприятие их другими) как некоторой отдельной, своеобразной и самобытной группы. Уже в ХVII-ХVIII века принадлежащие к ней люди определялись в письменных документах этого времени как поморы или поморцы.

Поморы жили на традиционные промыслы. До сих пор на Белом море все повторяют фразу «море - наше поле». Быть помором - это значит жить и кормиться морем. Холодное и опасное море, однако оно позволяло жить, в течение веков развивались экономические и культурные отношения с соседними народами, прежде всего с Норвегией, лучшим доказательством чего пусть будет руссенорск - пиджин [упрощенный язык, который развивается как средство общения между двумя или более этническими группами], на котором поморы общались с норвежскими соседями.

Все поменяла революция. Советская власть выбрала Поморье как место репрессий. На Соловецких островах был основан первый лагерь ГУЛАГа, вскоре последовала стройка Беломорканала, которая стоила жизни тысячам заключенных. Поморов постигла та же участь, что и других жителей страны - репрессии, коллективизация, которая шла вопреки традиционному образу жизни, основанному на личном труде и личной ответственности. Были созданы колхозы - как рыболовные, так и сельскохозяйственные, и последние - часто вопреки природе. Потом пришла война. После развала Советского Союза воссоздать традиционные виды жизнедеятельности поморов более чем сложно, время уже не то.

Такова история. Поморские традиции запечатлены в нескольких музеях, разбросанных в городах всего беломорского побережья.

Например, в небольшом музее в Кандалакше, в отведенном для музея школьном зале в Чупе, в довольно большом и серьезном музее поморской культуры в Кеми, в построенном главным образом на энтузиазме его руководительницы «Хламном сарае» в Нюхче. Тоня Тетрина - тоже в определенном смысле музей, только под открытым небом.

ПОМОРЫ - РЕГИОНАЛЬНЫЙ БРЕНД

В Архангельске где-то в начале двухтысячных годов поморская культура вышла за рамки краеведческих музеев. Тогда объединилась группа людей, заинтересованных не просто в сохранении поморской культуры, а в ее развитии и продвижении. Таким образом была создана Ассоциация поморов Архангельской области. Ее инициаторами были Иван Мосеев и Вадим Медведков, организации уже за 10 лет. Один из ее членов - архангельский журналист Анатолий Беднов.

Анатолий Беднов

Анатолий Беднов в последней переписи населения записал себя помором.

Поморы - это люди, живущие по берегам Белого моря и впадающих в него рек, те, у кого образ жизни и культура связаны именно с морем и хозяйство которых в первую очередь - рыболовство морское и речное, - рассказывает Беднов.

Когда в разговоре выясняется, что он сам рыболовством не занимается, Беднов все равно определяет себя как помор:

Рыбак - это профессия, а помор - тут уже этнический фактор. Это шире, чем просто рыбак.

Цель Ассоциации поморов Архангельской области, как говорит Анатолий Беднов, - «возрождение традиционной культуры уже в современных условиях», культуры как материальной, то есть промыслов, ремесла, рыбалки, охоты, так и духовной.

Это поморские сказки, песни, костюмы, праздники, особенности языка, диалекта. Плюс обычаи, обряды, все то, что выделяет, что отличает нас от южного или от среднерусского населения, то есть то, что специфически местное, - перечисляет он.

Одновременно Беднов убежден в том, что поморы - это никакой не отдельный народ:

Поморы русские. Это как бы народ в народе. Часть русского народа, со своими особенностями, выделяющими нас на фоне других народов.

У Ассоциации поморов Архангельской области довольно-таки стандартные цели: возрождение традиционной культуры, ее продвижение и пропаганда, привлечение на этой основе туристов, формирование региональных брендов.

Чтобы позиционировать регион на фоне других. Не просто рядовая территория под номером 29, не рядовая область, а регион со своим самобытным лицом, отличающимся от соседних регионов, - говорит Анатолий Беднов.

Все это кажется очень понятным и обоснованным - развитие региона, опирающееся на его культурное отличие. Это вовсе не новый ход, такая стратегия популярна во всем мире. Но с поморами что-то не сыграло. В определенный момент бурное сначала развитие «поморской идеи» и продвижение локальной культуры, как это называет Анталий Беднов, пошло на спад:

В начале нулевых, когда поморская тема была очень активной и обсуждалась даже вплоть до уровня губернатора, тогда люди больше записывались [в поморы]. Но это, видимо, такой общий тренд, который проявился по различным регионам где-то к началу десятых годов. Где-то там на Дальнем Востоке такие настроения были, и на юге России тоже.

Во время переписи населения 2002 года даже тогдашний губернатор Анатолий Ефремов записался в поморы, подав пример другим региональным чиновникам. Тогда в итоге как поморы записались 6 571 человек. Получилось, что на севере России появилась новая национальность, и не всем это понравилось.

В информационном агентстве «Регнум» начали выходить критические статьи о поморах и «поморской идее», в них прозвучали обвинения в сепаратизме и работе во благо враждебных сил, в стремлении к развалу России. На этой волне, которую подхватили и другие СМИ, локальные органы власти начали относиться к поморам более прохладно. Поморский новый год - крупное городское мероприятие, которое проходило в Архангельске в ночь с 14 на 15 сентября несколько лет подряд, - был отменен.

Власть более настороженно начала относиться и в плане финансовой поддержки тоже, выделения грантов на какие-то проекты, под предлогом того, что денег мало, - вспоминает Беднов.

В это время к поморским инициативам подключилась другая локальная организация - Национально-культурная автономия поморов. Их позиции, можно сказать, были более радикальны, чем у Ассоциации, и Анатолий Беднов считает, что этот факт тоже повлиял на сворачивание поморских проектов.

У них был уклон к язычеству, и это тоже повлияло очень негативно, стали обвинять, что тут православие, а тут в такую сторону все идет, - говорит он. Беднов считает, что это возникло прежде всего на экономической почве: - Хозяйствующие организации, наверно, боятся, что если люди будут определяться как народ, то потребуют и определенные права и на землю, и на ресурсы. А мы в этом вообще не заинтересованы. Хотелось бы только, чтобы кто-нибудь контролировал добычу полезных ископаемых.

Как можно подружить поморскую идею с политикой так, чтобы никто не опасался, Беднов пока не знает. Но он уверен, что региону надо развиваться, и в идейном плане тоже, иначе он станет (а скорее всего, уже становится) не привлекательным для молодых людей, и отток населения из Поморья будет только увеличиваться.

В следующей переписи в 2010 году количество поморов существенно сократилось. Тогда в поморы записались только 3 113 человека. Критические в отношении Ассоциации поморов публикации в СМИ продолжаются, в них часто присутствует Норвегия как та страна, которая финансирует «поморскую идею» и поморские организации. Конечно, с целью оторвать северные территории от России.

Эти наезды в СМИ постоянно, мы уже привыкли, с периодичностью раз в полгода какая-то публикация появляется, - говорит Беднов и называет всю информацию о норвежской поддержке для поморских организаций сказкой.

Норвежцы вообще никаких грантов не выделяли, ничего со стороны Норвегии не было, то есть даже с формальной точки зрения мы не могли «иностранными агентами» считаться. За все эти годы не поступило ни одного рубля, ни одной кроны. На самом деле эта же самая Мурманская область более активно работает с Норвегией, чем Архангельская, там больше международных проектов, так как географически они граничат.

Несмотря на то, что региональные власти отступили от серьезной поддержки поморских проектов, ни Беднов, ни его коллеги из Ассоциации не сдаются и продолжают свое дело.

Если не предпринимать каких-то мер, то поморы растворятся просто, - переживает Беднов. Угрозы поморской культуре и ее сохранению сплошь и рядом. Прежде всего - глобализация. Массовая культура нивелирует региональное разнообразие, на этой почве возникает то, что Беднов называет «псевдофольклором».

Надо делать упор на идентичности, а то иначе будет смешение - птица-счастье разукрашена под гжель, а это уже китч называется. Есть, например, попсовые группы, работающие якобы под фольклор, в том числе северный, которые могут подменить собой традиционную культуру, и если не будет реальной поддержки со стороны власти, то при всем энтузиазме и при всех стараниях все может зачахнуть. Власть местная и государственная должны проявлять заинтересованность.

ОШКУЙ. ЧТО ОСТАЛОСЬ ОТ ПОМОРСКОЙ ГОВОРИ

В то время, как члены Ассоциации поморов Архангельской области стараются развивать в Архангельске поморскую культуру, вдоль беломорских берегов многие другие пытаются ее сохранить. Имя Ивана Мосеева, основателя Ассоциации, среди этих людей хорошо известно. Он автор многочисленных публикаций по поморскому говору, в этом плане мало людей так, как он, сохраняли то, что безусловно в любой культуре считается самым ценным - язык.

Александра Демьянчук (фамилия украинская, по мужу) из села Нюхча с радостью отзывается спеть поморские песни и настаивает на том, чтобы ей подпевали. Она довольно известный персонаж в Нюхче. Несколько лет работала здесь учительницей, сегодня, несмотря на возраст, а ей 80 лет, ведет активный образ жизни, главным образом на ниве культуры - поет в местном ансамбле, выезжает с ним на гастроли и таким образом способствует сохранению поморской культуры. Ее поморские песни - пожалуй, единственный раз услышанная нами за все знакомство с поморами поморська говоря . Именно так на Поморье называют свой, очень древний, диалект русского языка.

Поморська говоря более активно, чем в устной речи, живет на бумаге. В публикациях Ивана Мосеева. Толстые русско-поморские словари производят впечатление. Сегодня встретить носителей поморской говори сложно, языковая уравниловка советского времени принесла свои плоды. Александра Константиновна работала учительницей в советское время и не скрывает, что русский язык был тогда один и места в школе для говори не было.

Куда и к кому бы ни зайти, продвигаясь вдоль линии берега, у каждого любителя поморской культуры найдется книга, которая в свое время вызвала серьезный скандал. Речь идет об изданном Иваном Мосеевым сборнике «Поморськи скаски». «Поморськи скаски» на поморском читать сложно, особенно если у тебя русский язык не родной. Но можно сравнить с русским вариантом и понять хоть то, что белый медведь по-поморски - это ошкуй. То есть злодей. Сказки напечатаны на трех языках: русском, поморском и норвежском. И если первые два варианта, наверное, не привлекли бы к себе внимания, то норвежский в поморском контексте встревожил консервативную среду, став для ее представителей доказательством того, что Ассоциация поморов Архангельской области, которую Мосеев возглавлял, работает в пользу «врага», то есть Норвегии. Мосеева обвинили в сепаратизме и сотрудничестве с Норвегией для отделения Поморья от России.

На Мосеева в 2012 году было заведено уголовное дело, он обвинялся в разжигании межнациональной розни после комментария, который он оставил в паблике на сайте «ВКонтакте». В нем он якобы назвал русский народ быдлом, в отличие от порядочных поморов. Дело очень мутное, и среди поморских активистов есть убеждение, что все это было сфабриковано. Но суд признал вину Мосеева и оштрафовал его.

ОХОТА ЗА МОЛОДЫМ ПОМОРОМ

Поморы есть и в Кандалакше, и в Нюхче, и в Чупе. У них есть одна объединяющая их черта. В том, что они поморы без всяких сомнений, признаются те, кто постарше.

Вот заходишь в дом в Чупе, а там Иван Мехнин с женой. Они поморы. Почему? Потому, что живут тут и занимались промыслами, хотя бы рыбу ловили. Они здесь, они местные, они отсюда. Или встречаешь в чупинской библиотеке Галину Ивановну. Да, она поморка. Папа русский, мама карелка, она отсюда, и море для нее - главное. Зато молодых поморов как будто нет в природе.

В Чупе живет еще Василий Ефимов, он молодой, и все сведения о нем говорят в пользу того, что он помор. Но с Васей непросто поговорить. Он как рыба - его надо сначала словить. Допустим, как-то случайно оказаться рядом с ним, в чем помогает его жена - Юлия Супруненко. Выросла она в Ашхабаде, но теплый Туркменистан поменяла на жизнь на суровой родине своего мужа. Юля работала в WWF (Всемирный фонд дикой природы), через его проекты попала на Белое море и влюбилась. В море и в Васю.

Иван Мехнин

Василий Ефимов

Вася куда-то собирается, одет в зимний охотничий комбинезон. Присел на табуретку, чтобы ответить на несколько вопросов. Помор ли он?

Я не знаю, кто это, как понять, кто помор, кто не помор, - отвечает спокойно. - В моем понимании поморы - это те, кто живет на побережье Белого моря, рыбачит и живет рыбой, рыбалкой, лесом.

Его жена Юлия подчеркивает, что Вася родился здесь, в Чупе, здесь вырос. Его папа из Пулонги. У Васи это вызывает воспоминания, он рассказывает о родителях и своем детстве:

Да, они в море постоянно были и меня брали, я с трех лет начал с ними ходить в море.

Юля о Васе рассказывает еще больше: тихий, спокойный и малоговорящий Вася, когда выходит в море, превращается в морского волка. Он в море как рыба в воде, лодкой управляет без ошибки, знает все заливы, бухты и течения наизусть.

Многим молодым людям из беломорского побережья кажется, что их место не здесь, что отсюда надо бежать, ехать в большие города учиться, работать, зарабатывать деньги, делать карьеру, быть счастливым. Точно так же в определенное время показалось Васе. Но если ты помор, то другого счастья, чем здесь, на Белом море, быть не может. Юлия и Вася об этом знают, так как некоторое время они вместе прожили в Москве.

Вася, пока он не выехал в мегаполис, он не понимал. Пока он там не понял, что это вообще… Что он там не выживет, что ему там плохо. В городе он совершенно не ориентируется так, как ориентируется в море. Он там был как рыба на суше, он задыхался в этом. Он прямо ложился на пол и бился ногами, говорил: «Я не буду жить здесь, я не могу здесь жить», - вспоминает Юлия.

Поморам тяжело вне натуральной среды обитания.

Местные жители все же понимают, что они живут в уникальном месте; если походите по городу, поспрашиваете людей, они не любят жить в этих панельных домах, они не любят жить в квартирах, они любят жить на земле, они уезжают на все лето в Кереть, в Пулонгу. Они понимают, что ни в каком мегаполисе они не купят себе этого никогда. К нам стали сюда переезжать из больших мегаполисов, приезжают сюда жить. Очень много семей сюда приезжает, они хотят здесь жить, потому что все у нас есть здесь все, что нужно: и больница, и садик, и школа. Был лицей до этого даже. А мегаполис их душит, - говорит Юлия.

Ее слова подтверждает поморка Александра Демянчук из Нюхчи, отдаленной от Чупы на 450 километров.

Вот я в городе не могу находиться, - говорит она.

Юлия и Вася переехали жить в Чупу. Вместе развивают туристический бизнес. Юлия активно занимается в «Бассейновом совете» - организации, созданной в 2003 году по инициативе тогдашнего руководителя морской программы Всемирного фонда дикой природы и директора биологической станции МГУ. Они в своих планах по сохранению беломорской природы обратили внимание на местных жителей, и свои проекты «Бассейновый совет» разрабатывает так, чтобы от них была польза для людей. То есть перед тем, как объявить об открытии природного парка, они обсуждают это с людьми, стараются найти их понимание для той или иной идеи.

Стараемся сохранять природу с учетом интереса местных жителей, - таким образом Юлия формулирует основную цель организации.

Вскоре «Бассейновый совет» стал заниматься и другой работой, не только природой. В организацию вошли местные бизнесмены, заинтересованные в развитии региона, и рыбаки. Особенно для последних, когда они выступали от лица довольно крупного объединения, оспаривание новых правил рыболовства стало более эффективным. Все чаще в повестке «Бассейнового совета» - развитие туризма. Только Белое море - не Черное, и обычных курортных городов здесь нет и быть не может.

БЕЛОМОРСКИЙ ТУРИЗМ

Туризм бывает разный. Мы тоже очень осторожно пытаемся к этому подходить, чтобы он был социально ответственный, чтобы он был разумный. Природа Арктики очень уязвима, если вытопчешь под палаткой кусок земли, то там три года ничего не будет расти. Север не может полюбить большое количество народа. К нам никогда не приедет столько народа, сколько, условно, в Крым, - считает Юлия Супруненко. - Тут у нас хотят строить гостиницы. Это то, чего не хотела бы я, но одна маленькая гостиница не помешала бы. Самая простая, элементарная, типа хостела. А так, я бы хотела, чтобы больше шли к сельскому, традиционному туризму, чтобы местные передавали туристам то, чему могут научить, то, что у них есть. Но такие люди, которые могут это делать, к сожалению, с каждым годом уходят. Конечно, могут найтись такие, которые это из книг почерпнут, загорятся и будут это передавать, такие энтузиасты, это тоже возможно».

Из ее слов следует, что приезжающих на Белое море туристов можно поделить на две группы. Первые - это не классические москвичи, которые просто понаехали, строят дачи и возят туда детей - нет, они едут туда, «чтобы сохранить это все». Это любители, некоторые влюбленные так, как Юлия, у некоторых, так, как у Васи, здесь корни. Но есть и другие. Те, которые скупают землю, строят «усадьбы», ограничивают доступ местным жителям, и те, кто, казалось бы, точно так, как поморы, любят выходить в море, но манеры у них совсем не поморские.

Это такие люди, которые приезжают на очень крутых машинах, на очень крутых катерах. Они их скидывают в море, эти свои лодки, и просто гоняют на сумасшедших моторах. За ними не угнаться никакому Рыбнадзору. И бывает, что они стреляют по животным. Один раз морж к нам приплыл обстрелянный, он не умирал, но следы были на нем. И что с ними делать? У нас нет такой техники, ни у кого здесь нет такой техники, чтобы их догнать и наказать. Хотя мы с «Бассейновым советом» и в этом году будем делать рейды. Если не хватает возможностей у разных органов, то ли топлива не хватает, то ли техники нет такой, то мы им готовы предоставить свою помощь. Устраиваем рейды, хоть как-то помогаем, штрафуем. Или пожары. Мы не один раз своими силами, своими людьми тушили пожары здесь. Конечно, вызываем службы, но пока они доедут… И конечно, в основном это туристы их вызывают, эти пожары, - говорит Юля.

И все-таки многие поморские активисты видят шанс именно в туризме. Хотя на Поморье явно не хватает туристической инфраструктуры. Найти ночлег - это только начало проблем, с которыми сталкивается турист. Возникает вопрос транспорта. Между большими населенными пунктами можно передвигаться на поезде или на электричке, но многие места на Белом море просто недоступны, особенно в холодную погоду. Чтобы попасть в старые поморские деревни, надо нанимать машину, и стоит это дорого. И, конечно, не всегда это все возможно зимой.

До Тони Тетрина зимой надо добираться на снегоходе. Есть еще один фактор. Привлекательность сногсшибательной красоты русского Севера сильно падает на фоне ограничений в пребывании для иностранцев. Не каждый иностранный турист готов к общению с ФСБ, даже если это общение проходит очень вежливо. Уже сам факт, что иностранцу необходимо заявлять в службу безопасности о своем намерении побывать на Белом море, может у многих потенциальных гостей вызвать отторжение.

В этом старинном поморском селе все еще видно, насколько мощной и богатой была поморская культура. О том, как хорошо благодаря промыслам и торговле жили поморы, свидетельствуют громадные деревянные купеческие дома. В одном из этих двухэтажных широких домов, который был построен еще в 1903 году и до революции принадлежал купцу Понамареву, а после выполнял разные государственные функции (здесь были администрация, медпункт и даже роддом), сегодня находится «Хламной сарай». Надежда Семенова оставила официальное название, которое возникло спонтанно, еще до того, как музей был формально основан.

Люди от хлама избавляются, а я все тащила к себе, - говорит она. - Я в школе работаю, мы стали заниматься исследовательской деятельностью.

Надежда Сергеевна и показывает первый экспонат:

Это наволочка, которая была подарена жениху. Девушка ему подарила.

Собирать ненужный «хлам» она начала еще в 2006 году. Экспонатов становилось все больше и больше, и не совсем было понятно, что с ними делать.

Сначала мы не брали много потому, что места не было, а потом я стала в сарай все это укладывать.

Чаепитие на Руси издавна воспринимается как нечто большее, чем обыденный прием пищи или посиделки за столом. Традиции чаепития, укоренившиеся в России, предполагают в первую очередь возможность испить чаю в приятной компании за душевным разговором.

Как правило, чайное застолье длится несколько часов, гости ведут неспешную непринужденную беседу. В народе чаепитие долго оставалось символом зажиточности и богатства, а знакомое всем выражение «дать на чай» означало проявление особой щедрости. И только в ХVIII веке чай окончательно вошел в русский быт и стал воистину национальным напитком, без которого просто невозможно представить себе повседневную жизнь русского человека. Появившееся в ХIХ веке знаменитое выражение «чаи гонять» очень метко отображало пристрастие русских людей к чаепитию.

Особенно популярен чай был в купеческой среде, что порождало и новые обычаи. Сохранились воспоминания поморов об одном из таких обычаев, который состоял в том, что «на другой день после благословения жених приезжал к невесте с гостинцами; он привозил голову сахару, фунт чаю и самых разнообразных сладостей – конфет, орехов, пряников, и все это было в довольно большом количестве и целыми кульками; делалось это потому, что невеста все предсвадебное время приглашала гостить к себе подруг, которые помогали готовить приданое: все мелкие вещи, начиная с носовых платков, салфеток, надо было переметить уже новыми инициалами – с фамилией жениха. После этого жених становился своим человеком в доме невесты».

Особняк чаепромышленников Высоцких,

созданный архитектором Р.И. Клейном в 1900 г.

Фрагменты чайной упаковки «Царская роза»

С тех пор, как чай прочно вошел в жизнь помора, чаепитие стало важной составляющей его жизни. В Поморье без чая не обходится ни одно семейное торжество, ни одна дружеская встреча. За чаем проходят задушевные посиделки, обсуждаются важнейшие новости, люди обмениваются мнениями, спорят, веселятся, заключают деловые сделки и просто отдыхают.

Как вспоминает сумлянка Зайкова Людмила Алексеевна, чай пьют в среднем шесть-семь раз в день: за завтраком перед работой, за вторым завтраком, во время легких перекусов, чаем завершают обед, пьют на полдник со сладостями, а также наслаждаются вечерним чаем в семейном кругу, не говоря уже о чаепитии как отдельной форме застолья.

Главное в поморском чаепитии – это атмосфера душевности, веселья, покоя и радости. Не зря за чаем прочно закрепилась слава напитка, согревающего не только тело, но и душу. Поморы также говорят такие пословицы: «Где есть чай – там под елью рай», «Чай пьешь – до ста лет проживешь», «Выпей чайку – забудешь тоску».

Общеизвестно, что чай пришел в Россию с Востока. Но у поморов был свой чай: из листьев, плодов, кореньев трав, в огромном ассортименте собираемых, высушиваемых и заготавливаемых для различного назначения – лечебных и тонизирующих.

Наши предки не были так избалованы изысками чайной промышленности, как их потомки, и пили в основном китайский черный чай.

Чаеторговая фирма, основателем которой был в 1849 году Калонимус Зеев Вульф Высоцкий , на всем протяжении своей деятельности отличалась исключительной культурой ведения торговли, передовым техническим оснащением своей фабрики, непревзойденным качеством продукции, словом, имела безупречную репутацию. Торговым знаком товарищества был кораблик с поднятым парусом, «В.Высоцкий и К о » являлось официальным поставщиком российского Императорского двора, и контролировала треть чайного рынка страны.

Фирма купца Высоцкого, благодаря замечательным организаторским способностям и коммерческому чутью своего основателя и владельца, быстро набирала обороты. Вульф тщательно изучил все нюансы чайного дела и вникал в любые тонкости бизнеса. Современники неоднократно отмечали как его высокую компетентность и образованность, так и общую культуру ведения дел.

Обретя предпринимательскую свободу, Высоцкий смог диктовать рынку свои условия, благодаря чему в 1903 году основной капитал фирмы вновь удвоился, составив 6 млн. рублей, а чистая прибыль приблизилась к 630 тыс. рублей, ежегодно увеличиваясь самыми быстрыми в отрасли темпами. Вскоре «В. Высоцкий и К о » становится одним из монополистов, контролируя 35% чайного рынка Российской империи.

В Поморье промышленники также привозили чай товарищества «В.Высоцкий и К о », фрагменты чайной упаковки «Царская роза» сохранились в музее «Поморская горница» с. Сумский Посад.

Таисия Афанасьевна Евтюкова , 89 лет, поморка, рассказывала о ритуале заваривания чая: «Кипяток рекомендуется готовить в самоварах. При закипании воды на конфорку устанавливается заварочный чайник. Далеевсыпать заварку в нужном количестве из расчета 0,5-0,75 г на порцию и залить кипятком примерно на 1/3 чайника. Прикрыть на 5 минут крышкой и салфеткой так, чтобы носик чайника остался открытым, иначе чай запарится и изменит свой вкус. Затем долить в чайник доверху кипяток и перемешать Тяга замедляется, и самовар медленно доводит воду до кипения, качественно заваривая чай».

Главный атрибут традиционного поморского чаепития – самовар. Внешний вид и размер самоваров был весьма разнообразным – их выпускали на несколько стаканов и даже на несколько ведер. Народ сразу оценил преимущество самовара: не надо топить печь для подогрева воды.

Для растопки самовара использовали дрова, древесный уголь или даже сосновые шишки. Во многом благодаря самовару и сформировалась традиция русской чайной церемонии как неспешного и расслабляющего времяпрепровождения. Самовар – это символ уюта, домашнего тепла, он – живое существо, настоящий хозяин дома.

Серафима Николаевна Ушарович вспоминает, что, прежде всего, чайный стол покрывали скатертью только в праздники – для особых случаев, а каждодневные чаепития были за обычным столом в кухне, которым ничем не покрывался. Самовару всегда отводилась за столом роль молчаливого собеседника. Он стоит всегда в центре стола, добрый – по своему образу, по округлости форм. Он добродушно попыхивает дымком и булькает кипящей водой.

Так как чай в те времена был недешев, очень важно было, кроме умения заварить вкусный чай, еще и не меньшее умение «не спить чай», т.е. разлить его так, чтобы каждый из присутствующих на чаепитии получил свою порцию чая одинаковой крепости, и плюс к этому хозяйка не допустила бы большой расход сухой заварки. Разливала чай только сама хозяйка, и лишь в случае крайней необходимости это действо доверялось старшей из дочерей, что соответствовало неписаному правилу – чай должен разливать всегда один и тот же человек, хорошо с этим делом знакомый.

Пили чай из фарфоровой посуды, обязательно не доливая 1-2 см от края чашки, что считалось хорошим тоном. В купеческих семьях позволено было подавать чашки с горячим чаем на глубоких блюдцах, из которых его и пили вприкуску с сахаром или вареньем, держа блюдце в ладони с особым, показнымшиком. Чай из самовара обычно пьют вприкуску, то есть сахар подается отдельно.

По поморской традиции чаепития к столу подаются несколько типов закусок, первая из которых плотные блюда. Здесь главным образом идет речь о пирогах, кулебяках и блинах. Начинки для них могут быть самыми разнообразными: это и мясо, и капуста, и рыба, и яйца. Цель этих блюд – накормить гостей, которые только что пожаловали к вашему столу. Также на стол подаются собственно закуски – различные бутерброды, мясные и сырные нарезки, паштеты, икра. Эти блюда хороши тем, что они не отвлекают от беседы, служат хорошей закуской и не остывают. После паузы на столе появляются сладкие блюда – выпечка, мед, различные сорта варенья, или блинчики со сладкими начинками, свежие фрукты и ягоды. Топленое молоко обязательно было на столе. Людмила Алексеевна Зайкова вспоминает, что «во время Великой Отечественной войны жили трудно, и ее мама пекла алабашники – оладьи из черной муки, добавляя туда тертую картошку».

Сейчас, заваривая пакетированный чай на скорую руку, мы удивляемся восточным философам, которые считали его напитком гармонии и мудрости. Мы, в отличие от наших предков, превративших чаепитие в ритуал расслабления и общения, просто поглощаем жидкость, не получая удовольствия от самого процесса. Попробуйте последовать чайной традиции поморов, и душевные посиделки за одним столом станут доброй традицией вашего дома.

Л. Макаршина, с. Сумский Посад

Список литературы

Бернштам, Т.А. Русская народная культура Поморья в XIX-начале XX в. : этнограф. очерки / Т.А. Бернштам; Академия наук СССР; Ин-т этнографии им. Н.Н. Миклухо-Маклая; Отв. ред.: К.В. Чистов. – Л. : Наука, 1983. – 231 с.

Гемп, К. П. Сказ о Беломорье / К.П. Гемп. – Архангельск: Северо-Запад. кн. изд-во, 1983. – 237 с.

Максимов, С.В. Год на Севере / С.В. Максимов. – Архангельск: Сев.-Зап. кн. изд-во, 1984.

Никольская, Р.Ф. Карельская кухня / Р.Ф.Никольская. – Петрозаводск: Карелия, 1989.

Черемухина, Л.А. Северная кухня / Л.А. Черемухина. – Архангельск: АВФ-книга, 2008.

Мир Русского Севера всегда воспринимался как особый, полный тайн и загадок. Таким его сделала не только природа, но и люди. В суровом климате воспитывались сильные характеры. А потому поморы (или поморцы) сумели пронести свою уникальность через века, не утратив ее под давлением неумолимого времени.

Если вы захотите поставить жителя Архангельской области в неловкое положение, задайте ему вопрос о том, относит ли он себя к поморам. Большинство людей не смогут дать вразумительного ответа, так как одни из них считают, что все жители севера России являются по определению поморами, а другие уверены в том, что поморы жили очень давно, отличались от других народов, а сейчас их нигде не найти.

Судя по Всероссийской переписи населения 2002 года, к поморам относили себя около 6500 человек. А в 2010 году лишь 3113 человек назвали себя таковыми. К Поморью относят Мурманск, часть Карелии и Коми, но «столицей» является Архангельск.

Ценные промыслы

Первыми, кто заселил современный север России после того, как сошли ледники, оказались саамы. В память о себе они оставили на берегах Белого моря наскальные рисунки, каменные лабиринты и стоянки с различными предметами быта. Возможно, именно они являются прямыми предками поморов.

Новгородцы начали осваивать север в IX веке. Поначалу селились там мало и неохотно - земли были довольно бедны. Но после 988 года, когда Русь начала принимать христианство, очень многие отправились на север, так как не хотели отказываться от верований своих предков.

Интересен тот факт, что даже в XIX веке в Поморье было очень большое количество людей, которые исповедовали язычество или сохраняли некоторые элементы языческих ритуалов и поверий в повседневной жизни. Именно поэтому до нас дошли различные обереги поморов. С XII по XV век Поморье являлось колонией Новгородской республики, а позже было присоединено к Москве.

Также на север после церковного раскола XVII века переселялись те, кто был против реформ патриарха Никона, -старообрядцы. До сих пор в деревнях Русского Севера можно встретить общины староверов, которые бережно хранят свои традиции.

Древнеправославная поморская церковь объединяет около 250 религиозных общин и групп на территории России и примерно столько же за рубежом. Общины поморов-староверов можно встретить по всему миру - от стран Прибалтики и бывших республик СССР до США, Аргентины и Канады.

Особенности культуры поморов "Поморы - это сталь земли русской" граф С. Ю. Витте. По материалам Сайт © "Община Поморов" Составитель Большаков С. В.

Поморы – отличительное самоназвание (этноним) коренной этнической общности европейского Севера России (Поморья). Этноним поморы возник не позднее 12 века на юго-западном (Поморском) берегу Белого моря, и в течении вв. распространился далеко на юг и восток от места своего возникновения. Этногенез поморов был обусловлен слиянием культур протопоморских, преимущественно угро-финских (чудских) племен Беломорья и первых древнерусских колонистов, активно заселявших территории Заволочья. В вв. Поморье было колонией Великого Новгорода. В вв. Поморьем назывался обширный экономический и административный район по берегам Белого моря, Онежского озера и по рр. Онега, Северная Двина, Мезень, Пинега, Печора, Кама и Вятка, вплоть до Урала. К началу 16 в. Поморье присоединилось к Москве. В 17 веке в 22 уездах Поморья основную массу населения составляли свободные «черносошные» крестьяне. В 19 веке Поморье стали также называть Русским Севером, европейским севером России и т.д.

Впоследствии термин Поморье стал размываться, этноним «поморы» стал вытесняться обезличенным термином «северяне», однако несмотря на активные процессы ассимиляции поморов в великорусском этносе (этноним великороссы возник в 19 веке), поморы сохранили свое этническое (национальное) самосознание до наших дней. Этот факт, в частности, подтверждают данные всероссийской переписи населения 2002 года, где поморы указывали свою этническую принадлежность в графе «национальность» (реестровый код переписи 208 «национальность – помор»). Признаками этнической общности поморов являются: этническое (национальное) самосознание и самоназвание (этноним) «поморы», общность исторической территории (Поморье), общность культуры Поморья, общность языка (поморская «говоря»), этнический (национальный) характер, этническое религиозное мировоззрение (Поморская древлеправославная церковь), общность традиционной экономики и другие факторы.

Культура Поморья своеобразна и значительно отличается от культуры народов средней полосы России. Во многом это продиктовано родственностью с культурами народов северных стран. В Поморье были выработаны наиболее целесообразные и художественно значительные формы – шатровые храмы, достигавшие большой высоты. Восьмискатная пирамида – «шатер», поставленная на восьмиугольную «клеть», оказалась устойчивой и при осадке здания и против сильных ветров. Эти храмы не принадлежали к византийской традиции. Высшая церковная иерархия смотрела на них с неодобрением. Но народ продолжал строить по-своему. Шатровые постройки «деревяна верх» не только держались веками в Поморье, но и создали новую традицию, стали излюбленной формой национальной архитектуры, перешли на каменные строения и гордо вознеслись над самой Москвой.

Йозы (или азы) – характерная для поморской культуры ограда из наклонных жердей, не применявшаяся нигде в России, кроме Поморья. Любопытно, что такие же ограды распространены и в Скандинавии, что говорит об общих истоках наших северных культур. Йозами поморы огораживали пастбища, для защиты скота от лесного зверя. В отличие от великороссов поморы не огораживали свои дома оградами или высокими заборами, так как воровства в Поморье никогда не было. Уходя из дому, помор ставил к дверям «забору» - палку, батожок, или метлу, и этого было достаточно, чтобы никто из соседей не заходил в избу, пока «хозяева не воротяцце». Цепных собак для защиты дома поморы никогда не держали.

Поморские обычаи Многое о характерных чертах любого народа могут рассказать его обычаи, обряды, особые приметы. Хорошо известна поморская традиция не бросать мусор ни в реку, ни в море. К местам лова поморы также относились особо. На каждой тоне - избушка на море или реке, где летом жила и промышляла семья или несколько семей - стоял крест "на добычу" - чтобы лучше рыба ловилась.

Во время летнего промысла, когда на тоне "сидели" семьями, любого прохожего встречали хозяйки и кормили до отвала. Угостить случайного человека - благо, это было не только проявлением гостеприимства, но и заклинанием удачи, достатка. При совершении купли-продажи из рук в руки передавали какую-нибудь вещь («яйцо», «нож рыбьего зуба», шапку), символически скрепляющую сделку. Специальные обряды были посвящены уходу охотников на опасный зверобойный промысел. В церкви заказывали молебен "за здравие", пекли и давали с собой специальную пищу "ужну" и "техник". Наличие особого названия и связь его с родовыми традициями ("техник" пекла теща) скорее всего, свидетельствует о придаваемом этой пище ритуальном смысле. Воспоминания о зверобойном промысле сохранились в колыбельных: котику за баюканье младенца обещают "белого белочка на шапочку, кунжуевое яичко на игрушечку". Кунжуем называли морского зверя, а белочкам детеныша тюленя.

Разные сведения о жизни поморов доносит до нас большая группа топонимов, в основу которых входит слово крест. За каждым из них стоят какие-то события, трагические или радостные: обеты, данные в трудный час жизни. Крест обычно рубили из бревен, а при установке ориентировали строго по сторонам света, независимо от того, был ли это крест по обету или просто мореходный знак. Крест располагали так, чтобы молившийся, став лицом к надписи на кресте, тем самым обращался лицом к востоку, а концы перекладины креста указывали направление севера и юга. Возьмут поморы необычно богатый улов, чудом уцелеют в бурю - ив благодарность Николаю Чудотворцу ставят крест. В Поморье распространены обетные кресты (по-местному, – заветные, ответные, обетованные). Их ставили по обету после возвращения с моря или после болезни около домов, на берегу моря, около донских избушек.

Календарь, который поморы обычно брали с собой на промысел или в дорогу, представлял четырехгранный, шестигранный деревянный или костяной брусок длиной до полуметра. На нем чертами и зазубринами обозначались простые дни и дни праздников. Праздники имели символические обозначения. Например, дни солнцестояния обозначались высоким и низким солнцем. День, когда холод покатится обратно на север - санями, прилет птиц – птицей.

Быт и нравы поморов нашли отражение в различных паремиях, например: Кто в море не бывал, тот Богу досыта не наливался. Пост – на вожжи у моря сиди. Конь да мужик – вековой позорник [позориться – мучаться, испытывать большие трудности, связанные с отлучкой из дома], баба да корова – векова домова.

У поморов и саамов распространен обычай называть реки, озера, тони и островки по именам людей, утонувших в этих водоемах или около них. Неуклюжую, похожую на распластанную жабу, рыбу рявчу, испускающую страшный рев, когда ее поддевают на уду, сушили и клали под постель, когда кто-нибудь занеможет от «колотья». Поморы-староверы совсем не употребляли спиртного. Вековой обычаи поморов - не обижать сирот, отцов которых погубило море. Из всех актов похоронного обряда отмечаем недостаточно известный обычай ставить после смерти в красный - Божий угол камень и веник. Потом этот веник сжигается. Примета: если после венца молодые едут на свадебное застолье под меховым («шубным») одеялом – жизнь их будет безбедной. В Поморье шейный вышитый платок – первый подарок невесты жениху, - его так и называют – «женихов платок». Отмечается обычай мазать сватов глиной в случае получения отказа. Если жемчуг, который носит женщина начнет тускнеть говорят, что ее ждет болезнь. Сам жемчуг заболевает – гаснет. Были в Поморье люди способные лечить жемчуг.

Всегда было уважительное отношение к хлебу. Раньше в Поморье не встретишь ребятишек с куском хлеба. Выскочил кто-то из застолья, дожевывая кусок,- отец или дед: «Куды это кусовничать пошел, сядь на место», да еще провинившемуся скажет: «Посидишь часок». И сидит, возразить не смеет. Хлеб нарезали только стоя «Ране хлебушко сижу не резали». Никто не прикоснется к пище прежде, чем старший, дед или отец, не подаст к этому знак – постучит ложкой по краю миски или столешницы. Заканчивали трапезу так же. Уху по мискам разливал повар – дежурный рыбак. Рыба подавалась отдельно на деревянном подносе. Уху начинали хлебать и рыбу «таскать» по знаку бригадира, он стучал ложкой по краю столешницы.

Поморский новый год Сентябрь был самым праздничным месяцем для поморов: это было время прекращения полевых работ для черносошного Поморья, время возвращения с моря рыбаков-промышленников и начало осенней поморской торговли. Когда царь-реформатор Петр I перенес наступление нового года с 14 сентября (1 сент. по ст.ст) на 1 января, поморы, не признававшие большинства царских реформ, отказались вести летоисчисление по новому календарю. Истинные поморы придерживаются этой традиции до сих пор и отмечают свой Новый год в сентябре. В России из всех народов только поморы сохранили традицию встречать Новолетие праздником и Маргаритинской армянкой. Поэтому и называется праздник Поморский Новый год. Поморы в 2006 году отмечают по своему календарю наступление уже 7515 нового лета. Таким образом если в России традиционно отмечают Новый год дважды (в январе - новый и старый), то про поморскую столицу можно сказать так: «здесь Новый год – три раза в год!» Кстати, Русская православная церковь также до сих пор не признала петровской календарной реформы, и во всех богослужебных книгах «последование нового лета остается прежним».

Сердце ярмонки Любопытно, что еще в 90-х годах XX века власти Архангельска пытались возродить Маргаритинскую торговлю, но – безуспешно. Они не знали, что «главная ярмонка» Поморья не может возродиться без издревле связанного с ней праздника Новолетия. В итоге вплоть до конца XX века Архангельск оставался «городом без ярмарки». Но желание коренных архангелогородцев вернуть отнятые у них торговые традиции было велико, поэтому шесть лет назад горожане по подсказке поморских старейшин восстановили Новолетие – свой традиционный осенний праздник урожая, торговли и благотворительности, «сердце поморской ярмонки». Образно говоря, прежде чем удалось оживить Маргаритинскую ярмонку «реаниматорам» пришлось запустить ее «сердце» – иначе ничего не получалось. Вот почему «главная ярмонка Архангельской области» отмечает в 2006 году пятилетие со дня своего возрождения, а издревле связанный с ней Поморский Новый год – уже шестилетие.

Примета для бизнеса Во время поморского Нового года в 2006 году в Архангельске поморы вновь по древнему обычаю пройдут огненным шествием поморских в Ожей (лоцманов) из ворот Гостиного Двора и зажгут на волнах Северной Двины особый костер на плоту – уникальный поморский Маргаритинский маяк (такого обычая больше нет ни у одного из народов в мире). Плавучий маяк - это символический образ торгового сердца Маргаритинской ярмонки, Морского торгового порта Архангельска и символ поморского счастья. Если Маяк вспыхивает сразу и горит горячо и ярко – будет у архангельских предпринимателей успех в наступающем году. Если же долго не загорается или тухнет – архангельский бизнес, да и всех архангелогородцев ждут крупные проблемы. Зажигают Маяк старейшие архангельские лоцманы. Затем по традиции звучит салют из городской пушки, и начнается поморский фейерверк – старинная архангельская традиция, которой уже несколько веков. Стоит подчеркнуть, что зажжение огня на Новолетие и фейерверки – это не вымысел современных сценаристов и режиссеров, не праздничный новодел каким страдают сегодня многие города России, а древняя традиция столицы Поморья. Например, фейерверк на Новолетие, устраиваемый во время Маргаритинской ярмонки – это исконно архангельский обычай, ведь первые в России новогодние салюты и фейерверки были запущены именно в Архангельске три столетия назад.

Архангельск – родина салютов! Если вас спросят, какой город в России является родиной отечественных новогодних салютов, можете смело отвечать - Архангельск. Да-да, не Москва и не Санкт-Петербург, а именно торговый морской город на Северной Двине положил начало российской традиции отмечать Новый год салютами, фейерверками и другими «огненными потехами». Мало кто знает, что именно здесь в Архангельске в 1693 году Петр I впервые салютовал в честь наступившего Нового года! «Позвольте, - возможно возразит кто-то из читателей, - Есть ведь исторические факты. Например, известно, что Петр I посещал Архангельск трижды, но не зимой, а во время летней навигации! О каком новогоднем салюте вы говорите?» Однако давайте вспомним и другой исторический факт: в 1693 году Новый год в России (Новолетие) отмечался не зимой, а осенью, 14 сентября. И именно в это время молодой Петр I впервые в своей жизни побывал в столице Поморья. В Архангельске Петр справил Новый год, начинавшийся тогда 14 (1 по ст.ст) сентября, - пишет об этом событии академик Александр Морозов. – Было торжественное богослужение, салют из пушек и мелкого оружия, с яхты и иноземных кораблей.

Ракитки и гранадки Любопытно, что во время Маргаритинской ярмарки, которая традиционно начиналась в Архангельске с сентябрьского Новолетия, Петр I по заморскому обычаю устроил на мысе Пурнаволок первый в России новогодний фейерверк – «ракитки и гранадки спущал на Аглицком мосту». Упомянутый «Аглицкий мост» – это один из трех морских причалов (были еще Галанской и Руськой мосты), располагавшихся прямо у архангельских Гостиных дворов. Английский причал был самым северным из трех, и находился примерно в том месте, где сегодня расположен вход в гостиницу «Пур-наволок» в Архангельске. Он представлял собой широкий деревянный помост на лиственничных сваях, выдававшийся от берега на несколько десятков метров в сторону Северной Двины. Стоит заметить, что этот причал был построен англичанами еще до основания Архангельска в середине 16 века.

Фейерверк над Двиной Нетрудно представить себе феерическую картину – на высоком Английском причале в свете слюдяных фонарей и факельных огней виднеется фигура молодого Петра, который пытается зажечь подаренную ему гамбургскими купцами «ракитку» – новомодную в Европе ракету для производства фейерверков. Наконец, ему это удается и под радостные возгласы столпившихся на берегу и плавающих в лодках горожан первая в России новогодняя ракета взвивается в темное сентябрьское небо. Раздается оглушительный грохот и над белыми башнями архангельского Гостиного двора, над корабельными пристанями и мачтами иностранных кораблей с треском и дымом рассыпается искрами первый в России новогодний фейерверк. Возможно, что именно в Архангельске, поразившем молодого царя своим заграничным духом, Петр впервые задумал устроить новый год на европейский манер по всей России. Не случайно через шесть лет он издает соответствующий указ о переходе страны на европейское летоисчисление и приказывает устраивать салюты и фейерверки повсеместно.

Поморские поговорки В каждой избушке свои погремушки, в каждой избе свой погремок, в каждой деревне свой обиход, а везде все наше – поморско. В карбасу щелеватом в море не пойдешь, а в избе продувной ветром не заживешь. По двору да повети хозяйство-то судят» (поветь – сеновал, постройка для хранения различных вещей промыслового, сельскохозяйственного и бытового назначения). Трешшочку не поешь, на работе не потянешь. Глупее пинагора рыбы нет, а нарядиться умеет. И радость, и горе помору – все от моря. Баренцево море надоть Поморским звать, поморы его обживали. Море закалку дает и телу, и сердцу. Холодны ветречки помору не утеха. От взводня с разумом уйдешь, а ума нет – на дно ляжешь. Страх на море соображать учит, боязнь разумение отымает. Помор наукой отцовской, дружками да своим трудом силен. Море пахать – рукам спокою не видать. Приходит смертный час и на море, а навечно лежать в землю тянет.

Музыкальные традиции В Беломорье металлические колокола распространились быстро и широко и получили значение музыкального инструмента не меньшее, чем инструмента сигнального. Здесь отсутствовали народные музыкальные инструменты: бряцающие, щипковые, и смычковые, распространенные в Новгороде, Пскове, Москве, на Днепре, на Волге и верхнем Подвинье. Поморы знали только свистки, свистули да пастушьи рожки.

Одежда и обувь Национальная поморская одежда во многом схожа, либо полностью идентична одежде народов коми и ненцев. Функциональные и эстетические особенности одежды северных соседей продиктованы климатическими предпосылками и схожестью культураборигенных фино-угорских народов Севера. Основными материалами для ее изготовления являлись шкуры пушного и морского зверя, домашнего скота и шерсть домашних животных. Сами условия жизни и труда поморов предъявляли к одежде и обуви требования об их повышенной прочности, «непродуваемости» и «непромокаемости». Лучше всего о себе расскажут сами вещи. Вот основные из них: Бахилы -мужская рабочая и промысловая обувь из кожи. Это мягкие кожаные сапоги с длинными (до колена или бедра) голенищами. Шились на прямую колодку, т.е. без различения правого и левого сапога. Мягкая кожаная подошва сшивалась с сапогом дратвой, после чего сапог выворачивался. Если бахилы достигали бедра, голенище закреплялось на ноге с помощью ремешков, а край бахила привязывался к поясу;

Малица – верхняя мужская и женская одежда из меха оленя или шкур молодых тюленей. Изготавливалась мехом внутрь; Совик – верхняя одежда из оленьего меха с круглым капюшоном, скроенная мехом наружу. В морозы совик одевался поверх малицы. Чулки – поголенки с двойной пяткой и подошвой;

Бузурунка – рубаха, плотно связанная из толстой шерсти, удлиненная, закрывающая поясницу, ворот «под горлышко», рукав длинный «на запястьице», то есть на манжете. Одноцветная или с узором из коричневой шерсти; Безрукавка – из шкуры нерпы, мехом наружу, подкладка тканевая. Застежка спереди, от горла донизу, пуговицы деревянные или костяные, те и другие своедельные, петли шнуровые. Не промокает – «Дождь по ей слезами катится»; «Оболочка» на голову – шапка, обычно меховая, но бывает и кожаная с мехом, и суконная на меху с меховой оторочкой вокруг лица до бороды;

Скуфейка – зимняя шапка из сукна, стеганая. Обычно носят ребята; Струпни – кожаная обувь, напоминающая современные тапочки. Шились из цельного куска кожи без отдельной подошвы. К ноге подвязывались ремешком. Летняя обувь на тканевой подкладке и без нее; Шапка – оплеуха – двусторонняя меховая пыжиковая шапка с длинными ушами.

Северные земли были в числе тех немногих районов Руси, где добывалась соль. Дошедшие до нас письменные источники свидетельствуют о том, что солеварение в Заволочье было поставлено хорошо. Так, Соловецкий монастырь имел около 50 варниц, на которых работало до 800 постоянных и около 300 временных наемных работников. Солевары Двинской земли и Вологодского края давали до пудов соли в год и более двухсот лет снабжали этим продуктом многие районы Московского государства.

Одним из самых старинных промыслов Поморья было смолокурение. Уже во второй половине 14 века смолу гнали на продажу в поместьях новгородских бояр на Ваге. Важская смола становится предметом заморской торговли сначала новгородцев, а потом и Московской Руси. Смола употреблялась для смазки обуви, лыж, колес, в судостроении, канатном производстве, кожевенном деле. К ее качеству предъявлялись высокие требования Немаловажную роль в экономике Заволочья играл промысел слюды, который особенно интенсивно развивался в 15 веке. Слюда использовалась для окон и фонарей. В связи с ростом числа церквей и монастырей возросла потребность в выносных фонарях, использующихся во время крестного хода. Слюда также шла на оформление карет царей и богатых вельмож. Русская слюда считалась лучшей в мире и была известна в Западной Европе и Азии под названием «мусковита». Она стоила очень дорого: цена ее колебалась от 15 до 150 рублей за пуд. «Слюда, - сообщает в 1674 году в своем сочинении о русской торговле Кильбургер, - добывается между Архангельском и морским берегом у Вайгача на морском выступе и открывается в утесистых высоких горах. Все что бывает длиной и шириною более одного аршина, принадлежит царской монополии и не может быть открыто продаваемо никаким частным лицом».

Широкий размах приобрел в Поморье и такой необычный промысел, как ловля жемчуга. Жемчужные раковины добывали в устьях небольших речек: Солзе и Сюзьме на Летнем берегу, Варзуге и Поное на Терском берегу, а также в районе Колеч. Из добытого жемчуга местные судные целовальники отбирали десятое, самое лучшее, зерно «на великого государя». Этот «государев» жемчуг отсылали в Колу, а оттуда в Москву. А из Варзуги жемчуг шел в патриаршую казну. В Поморье возникла, а отсюда распространилась и по всей Руси, во всех слоях общества необычная любовь к жемчугу. Им густо осыпали платья и кафтаны, головные уборы и обувь. Заволочье является еще и родиной горного дела в России. В сочинении Марко Поло, где описывается Древняя Русь и ее жители, можно прочитать: «страна эта не торговая, но много у них дорогих мехов… Много у них серебряных руд, добывают они много серебра». Господин Великий Новгород получал дань с Заволочья мехами и серебром. Существует мнение, что это было только закамское серебро из загадочной Югры и Великой Пермии. В то же время мы располагаем сведениями о том, что в 12 веке на Руси велись поиски серебра и меди, добывалось железо, обрабатывался точильный камень. Добытчики руд, «копачи», устраивали домницы, кузницы, делали металлические орудия и инструменты: топоры, ножи, якоря.

Чудские племена на территории Заволочья владели навыками производства металла, подтверждением чему служат «чудские копи» – примитивные плавильные печи. В качестве гипотезы можно высказать предположение о том, что эти народы познакомили первых русских насельников с рудным делом или, по крайней мере, вызвали к нему интерес. Имеются сведения о том, что на Новую Землю рудознатцев посылал Иван Грозный. В Поморье имелись опытные специалисты горного дела: «копачи» и «рудознатцы», «плавильщики» со своим оборудованием, «снастями» для выплавки металлов. Впоследствии Поморье снабжало опытными мастерами зарождавшуюся металлургическую промышленность Урала и Сибири. Отметим также, что «земляная кровь» – первая ухтинская нефть – доставлялась бочками в Москву для освещения улиц столицы еще во времена Ивана Грозного. А одна из первых серебряных монет России чеканилась в Поморье, в Архангельске. С середины 16 века в Заволочье большое развитие получили добыча и выплавка железа. На «железных полях» добывали луговые, озерные и болотные руды, а «копачами» были важане, двиняне, пинежане и мезенцы. Одним из первых железоделательных заводов России стало предприятие, основанное в 1648 году на Ваге близ Шенкурска иностранцами Марселиусом и Акемой.

Поморье изобильно снабжало внутренние области государства продуктами своей местной промышленности, среди которых наиболее важное место принадлежало рыбе (особенно семге), соли, салу и кожам морских зверей и мехам; в Поморье сосредотачивалась почти вся внешняя торговля государства; Поморье служило главным соединительным звеном между европейской Россией и Сибирью в торговом отношении.

Уже к 17 веку оборот Архангельской ярмарки доходил до трех миллионов рублей. А если учесть, что население всего Российского государства к началу 17 века не превышало 12 миллионов человек, а весь государственный доход в 1724 году составлял 8 миллионов рублей, то ярмарочный оборот Поморья можно признать весьма крупным взносом в развитие экономики России. В это время Холмогоры стали самой заселенной областью Двинской земли. Здесь большое развитие получили речное и морское судостроение, лесопиление и мукомольное дело, смолокурение, плотничество, нарождалось косторезное ремесло, имелись канатные, прядильные и ткацкие предприятия, кузницы и слесарни.

Приведем перечень товаров, которыми торговали в Холмогорах, помещенный в грамоте 1588 года двинским целовальником (сборщиком налогов и пошлин): мед, воск, икра, масло, сало, медь, олово, свинец, «мягкие товары» (меха соболя, куницы, бобра, белки, зайца), бархат, атлас, шелк, сукно, платье, хлопчатая бумага, ладан, фимиам, перец и прочее. Иногородние купцы обязаны были останавливаться только в Холмогорском гостином дворе и там торговать. Из той же грамоты мы узнаем, что в Холмогорах торговали английские, голландские (брабантские) и шпанские «немцы».

С незапамятных времен основным занятием населения Поморского Севера были звериные и рыболовные промыслы. На взморьях и по берегам рек – всюду были разбросаны рыбные тони, с которых кормилась большая часть населения этого обширного края. Каждая семужья яма, каждое промысловое становище-«скея» или зверобойный участок имели своих коренных хозяев, которые могли продавать свои владения, закладывать их целиком или паями, сдавать в аренду и завещать своим потомкам или монастырям.

Основным документом, защищавшим права частных собственников и владельцев рыбных и зверобойных поморских промыслов, был Судебник 1589 года, написанный «мирскими» судьями двинских волостей Поморья. Он существенно отличался от Российского Судебника 1550 года, так как не содержал норм крепостного права и был ориентирован на свободных (черносошных) крестьян и промышленников. Поморские оброчные земли от Ваги до Колы, принадлежавшие некогда новгородским боярам (вплоть до присоединения Поморья к Москве), в XV веке стали собственностью великого князя московского. Но по существу владельцами рыбных и звериных промыслов оставались поморские крестьяне, которые платили налог (десятину) государству и распоряжались промысловыми участками по своему усмотрению. Так продолжалась до конца XVI века, пока кому-то из столичных чиновников не показалось, что такая система налогообложения недостаточно эффективна.

Прообраз квот По указу из Москвы в конце XVI века на морские промыслы была введена система так называемых «откупов», позволявших торговцам за деньги приобретать права на всю добычу промышленников. Однако вместо ожидаемого пополнения государевой казны случилось прямо противоположное: почти все откупные квоты приобрели богатые иностранные купцы, которые, сразу же завладели всеми правами торговли салом морского зверя (ворванью). Московские купцы, покупавшие прежде ворвань у поморских промышленников, оказались в тяжелейшем положении. Поэтому в 1646 году они подали челобитную царю Алексею Михайловичу, в которой жаловались на иноземцев, что те «откупили ворванье сало чтобы твои государевы люди и все поморские промышленники этого сала мимо их другим немцам и русским людям никому не продавали, а себе берут за полцены, в треть и четверть цены, и от того Колмогорцы и все Поморие… обнищали и разбрелись врозь. И твоя государева вотчина город Архангельской и Колмогорской уезд и все Поморие пустеет».

Читая эту челобитную, невольно начинаешь сравнивать описанную в ней ситуацию с тем, что происходит сегодня в рыбной отрасли России (с тем лишь отличием, что вместо системы откупов фигурируют рыбные аукционы и система распределения квот). Плачевный итог чиновничьих нововведений привел к тому, что челобитье возымело силу, и уже в том же 1646 году разорительные для поморских хозяйств откупа были срочно заменены прежним десятинным сбором.

Монопольная «кумпания». При Петре I пошлина с поморского населения взималась «за десятую тысячу от рыбы трески по 16 рублев, а с сала трескового (печени. – Авт.) за десятый пуд по 15 алтын».В январе 1703 года Царь Петр I издал Указ, согласно которому все промыслы «ворваней, моржей и иных морских зверей и сала» были отданы монопольной компании возглавляемой А.Д. Меньшиковым и братьями Шафировыми. Указ запрещал ловцам и промышленникам торговать промысловой добычей помимо указанной «кумпании», а указом от 10 июня 1703 года ей были переданы права на владение промысловыми рыбными угодьями, которыми до этого владели поморские промышленники. Как пишет историк А. А. Морозов, «Компанейские приказчики в Архангельске Степан Окулов и купец Никита Крылов, пользуясь монопольными правами, прижимали нещадно промышленников, принуждая продавать добычу (в особенности треску) по крайне низкой цене и почти тут же перепродавали ее втридорога на корабли. Некоторые «кумпанейщики» выколачивали таким образом до % барыша». Впрочем, хищническая деятельность компании Меньшикова не принесла желаемой экономической отдачи для государства, а доходы казны, вопреки ожиданиям Петра, резко уменьшились. С 1717 по 1720 годы компания отпустила тресковой печени всего-навсего 3400 бочек, а вяленой трески 9391 пудов. По словам историка С.Ф. Огородникова, это намного меньше, чем было отпущено вольными поморскими промышленниками за один 1700 год.

Партикулярная фамилия В 1721 году Петр I убедившись, что компания Меньшикова провалилась, решает отдать промыслы «в компанию купецким людам, кои бы те промыслы к распространению государевой прибыли могли умножить». Первым на призыв Петра откликнулся «гость» Матвей Евреинов. Он обратился в коммерц-коллегию с предложением отдать все поморские промыслы «ему и детям с начала 1722 года впредь в вечное владение». Причем на тех же монопольных условиях, какими пользовался Меньшиков. В своем обращении «гость» повел себя поистине с «олигархическим размахом». В частности, он настаивал на введении самых жестоких санкций по отношению к поморам, если те будут торговать морской добычей помимо его семейной компании: «Никто б из промышленников никакого сала моржовых и ворванных кож, моржовой кости и сухой трески мимо компании другим никому не продавал, - писал Матвей Евреинов, - а наипаче и собою или через кого другого за море и в другие места отпускать под опасением жестокого ответствия не дерзали».Даже советники из петровской коммерц-коллегии были озадачены такими требованиями и в своей справке написали, что в северных реках и морях находится так много рыбы, которое «довольно будет к снабдеванию всей Европы» и «грешно есть противу нации, чтоб такой клад вовсе отдать партикулярной фамилии». В итоге Евреинов получил права на поморские промыслы сроком «всего» на 30 лет. Правда, уже через несколько месяцев стало ясно, что «гость» не может наладить добычу рыбы и морского зверя, поэтому Петру пришлось срочно отменять все данные ему привилегии.

Помогли Норвегии В начале XVIII века поморские рыбные и зверобойные промыслы достигли своего наибольшего развития благодаря торговле с Норвегией. С XV века Норвегия была северной провинцией Дании, население которой жило довольно бедно. И если бы не торговля с поморами, на экономике Норвегии в те времена можно было бы поставить крест. Это сегодня Россия покупает рыбу у норвежцев и ест не поморскую, а норвежскую семгу. А в 1774 году в Финнмаркене у берегов Норвегии промышляли 1300 поморов на 244 судах. Причем поморские промышленники, согласно донесению датского губернатора Фиельдштеда, «добывали рыбы больше, чем подданные короля датского». Как пишет историк А.А. Жилинский, «поморы распространяли свои морские и рыбные промыслы не только по всем углам Белого моря и Ледовитого океана: на Новой Земле, на Карском море, на Мурмане, Канинском полуострове, Груманте (Шпицбергене), но даже по всей Северной Норвегии и сами обучали мореходству и промыслам норвежцев».

Полезные поморы Датский чиновник Иенс Ратке побывавший в начале XIX века в приграничном с Россией норвежском городе Тромсе написал следующее: «Свобода торговли здесь, как и в других местах дает хорошие результаты. К сожалению, размеры потребления здесь водки и табаку среди населения увеличиваются и одни только поморы, снабжающие население мукою ведут здесь полезную торговлю…». В итоге, по свидетельству Жилинского, благодаря торговле с Поморьем, "Финнмаркен", представлявший до 1813 года глухую провинцию, начинает быстро процветать. На развитие его морских промыслов обращается самое пристальное внимание норвежского правительства. Во второй половине XIX века Финнмаркен становится совершенно неузнаваем». В России же c конца XIX века и в течение всего прошлого XX столетия происходит резкое падение отдачи от традиционных морских промыслов, полностью уничтожается поморская торговля и распадается традиционный уклад жизни поморов. Виной тому, по мнению историка Жилинского, полное непонимание со стороны российского правительства значения и возможностей поморских промыслов на севере России. К сожалению, сегодня, спустя столетие, приходится признать, что это непонимание и некомпетентность чиновников никуда не исчезли.