Потери франции во второй мировой. Франция накануне второй мировой войны

Не так давно на телеэкранах демонстрировался документальный фильм «Спать с врагом» – о француженках, которые сожительствовали с оккупантами. Мы вернемся к ним в конце статьи, но перед этим полистаем страницы недавней французской истории.

Уничтожение генофонда Франции началось с Великой революции 1789, продолжалось в годы империи, достигло апогея в бойне 1914-1918 и как следствие привело к устойчивой тенденции непрерывной национальной деградации. Ни гений Наполеона, ни победа в первой мировой войне не смогли остановить расслоение общества, коррупцию, жажду обогащения любой ценой, рост шовинизма и ослепление перед нарастающей германской угрозой. То, что произошло с Францией в 1940, – не просто военное поражение, но национальный коллапс, полная потеря морали. Армия не сопротивлялась. При Наполеоне и еще много лет после него понятие честь воспринималось французским солдатом иначе. Стендаль (сам участник наполеоновских войн) вспоминает в своих дневниках: раненые солдаты, узнав, что не смогут принять участие в очередном походе, выбрасывались из окон госпиталей – жизнь без армии теряла для них смысл. Что же случилось с великой нацией, еще так недавно – всего два столетия назад – заставившей трепетать Европу?

Французские фашисты (их было немало в армейской верхушке) видели и ждали немцев как избавителей от «красных». О французском генералитете можно рассказать многое. Среди них были откровенные монархисты, не простившие ненавистной Республике проигранное дело Дрейфуса. Престарелые, не способные мыслить генералы, в мозгах которых застыла окостеневшая доктрина первой мировой войны, не извлекли урока из только что закончившегося «блицкрига» в Польше. После первых немецких атак армия под их командованием превратилась в деморалиованную массу.

Коммунисты, выполняя приказ своего руководства (пакт Риббентропа – Молотова распространялся и на них), пассивно выжидали, ничем не отличаясь от лавочников и буржуа, чьи мысли постоянно занимали рента и наследство.

У маленькой Финляндии хватило мужества стойко сражаться с Россией. Не в первый раз без шансов на победу сражалась обреченная Польша. Франция капитулировала еще за год до начала войны – в Мюнхене.

Поражение в июне 1940 – только результат, итог. А началось все гораздо раньше.

Пропагандистская машина Геббельса работала с максимальной отдачей, используя любые возможности для морального разложения будущего противника.

Немецкие союзы ветеранов первой мировой войны приглашали французских посетить Германию. Во Франции таких союзов, как правой, так и левой политической ориентации, было множество: инвалидов, слепых, просто участников войны. В Германии их дружески встречали, не жалея средств. Нацистские бонзы и сам фюрер заверяли французских гостей в том, что больше нет никаких поводов для вражды. Эффект кампании превзошел все ожидания – французские ветераны с удивительной легкостью поверили в искренность немецкой пропаганды. Бывшие враги (независимо от политических убеждений) становились товарищами по оружию, членами интернационального «окопного братства».

Посол Германии Отто Абец устраивал роскошные приемы. Парижская элита была очарована тактом, вкусом, эрудицией и личным обаянием немецкого посла, его безукоризненным французским, ослеплена блеском ревю и концертов, опьянена изысканными меню.

Так было и перед первой мировой войной, когда крупные парижские газеты открыто финансировались правительством царской России. Но в те годы Россия, по крайней мере, была союзником Франции. В середине 30-х источниками финансирования «свободной» прессы стали спецслужбы Италии и Германии. Миллионы франков наличными были выплачены ведущим журналистам таких газет, как «Le Figaro», «Le Temps» и множеству рангом помельче за прогерманские публикации. А публикации встречались вполне в геббельсовском стиле, на уровне «Volkischer Beobachter» и «Der Sturmer». Цинизм продажных газет поражает: в них, среди прочего, пишут о «еврейском происхождении Рузвельта», который «хочет начать войну, чтобы восстановить власть евреев и отдать мир во власть большевиков». И это накануне войны!

Искусно нагнетался страх: лучше Гитлер, чем «красные», чем «этот еврей Леон Блюм» – основной мотив напуганных «народным фронтом» обывателей всех рангов. В период «народного фронта» появилась популярная песенка «Все хорошо, прекрасная маркиза!» (в СССР её исполнял Леонид Утесов). В ней высмеивалась пронафталиненная аристократия, не понимающая, что происходит вокруг. Если бы только аристократия не понимала! Безобидная на первый взгляд песенка оказалась сатирическим зеркалом французской истории между двумя войнами.

Война объявлена, но на Западном фронте выстрелов почти не слышно: идет «странная война», или, как её до 10 мая 1940 стали называть сами немцы – «зитцкриг». Вдоль линии фронта с немецкой стороны плакаты: «Не стреляйте – и мы не будем стрелять!». Через мощные усилители транслируются концерты. Немцы устраивают пышные похороны погибшего французского лейтенанта, оркестр исполняет «Марсельезу», кинорепортеры накручивают эффектные кадры.

10 мая вермахт врывается в Голландию, Данию, Люксембург и затем, обойдя через Бельгию «неприступную» линию Мажино – во Францию. Стойкая (всем бы так!) оборона Лилля позволила англичанам эвакуировать из Дюнкерка значительную часть прижатых к морю дивизий. Немцы и тут не упускают случая получить пропагандистский эффект и устраивают парад храбрых защитников города, позволив им перед капитуляцией пройти в последний раз с примкнутыми штыками. Перед камерами корреспондентов немецкие офицеры салютуют марширующим в плен французам. Потом покажут: смотрите – мы ведем войну по-рыцарски.

В те трагические июньские дни появились и первые попытки сопротивления: в редких случаях, когда французская армия все-таки намеревалась защитить небольшие города или деревни, обыватели ради спасения своей шкуры бурно протестовали и даже пытались оказать вооруженное сопротивление… собственной армии!

14 июня немцы вошли в объявленный «открытым городом» Париж

Им понадобилось для этого всего пять недель. Кадры кинохроники, которые трудно смотреть без содрогания. Вермахтовские колонны проходят у Триумфальной арки. Растроганный немецкий генерал, едва не падая с лошади от избытка чувств, приветствует своих солдат. Молча глядят на свой позор парижане. Не вытирая слез, как ребенок, плачет пожилой мужчина, а рядом с ним элегантная дама – широкополая шляпа и перчатки до локтей – бесстыдно аплодирует марширующим победителям.

Еще сюжет: на улицах ни души – город словно вымер

Медленно продвигается кортеж открытых машин по опустевшим улицам поверженной столицы. В первой победитель-фюрер (в день взятия Парижа получивший поздравительную телеграмму из Москвы!). Перед Эйфелевой башней Гитлер со свитой останавливается и, высокомерно задрав голову, созерцает свою добычу. На площади Согласия машина слегка притормаживает, двое полицейских – «ажанов» (что за лица! – невольно отводишь глаза от экрана – стыдно смотреть на них!), подобострастно склонившись, отдают победителю честь, но, кроме объектива кинокамеры, на них никто не смотрит. Зато немецкий оператор не упустил момент и постарался сохранить эти лица для истории – во весь экран дал – пусть видят!

В боях (вернее, в беспорядочном бегстве летом 1940) французская армия потеряла 92000 человек и до конца войны еще 58000 (в 1914-1918 почти в 10 раз больше).

Франция – не Польша. Выполняя специально разработанные инструкции, «боши» вели себя с побежденными в высшей степени корректно. И в первые же дни оккупации парижские девицы начали заигрывать с оказавшимися такими вежливыми и совсем не страшными победителями. А за пять лет сожительство с немцами приняло массовый характер. Командование вермахта это поощряло: сожительство с француженкой не считалось «осквернением расы». Появились и дети с арийской кровью в жилах.

Культурная жизнь не замирала и после падения Парижа. Разбрасывая перья, плясали девочки в ревю. Словно ничего не случилось, Морис Шевалье, Саша Гитри и другие бесстыдно паясничали перед оккупантами в мюзик-холлах. Победители собирались на концерты Эдит Пиаф, которые она давала в арендованном борделе. Луи де Фюнес развлекал оккупантов игрой на рояле, а в антрактах убеждал немецких офицеров в своем арийском происхождении. Не остались без работы и те, чьи имена мне трудно упоминать в этой статье: Ив Монтан и Шарль Азнавур. А вот, знаменитый гитарист Джанго Рейнхард отказался играть перед окупантами. Но таких, как он, было немного.

Художники выставляли свои картины в салонах и галереях. Среди них Дерен, Вламинк, Брак и даже автор «Герники» Пикассо. Другие зарабатывали на жизнь, рисуя на Монмартре портреты новых хозяев столицы.

По вечерам поднимались занавесы в театрах.

Свою первую роль – Ангела в спектакле «Содом и Гоморра» – Жерар Филип сыграл в театре Жана Вилара в1942 году. В 1943 режиссер Марк Аллегре снял 20-летнего Жерара в фильме «Малютки с набережной цветов». Отец юного актера Марсель Филип после войны был приговорен к расстрелу за сотрудничество с оккупантами, однако с помощью сына сумел бежать в Испанию.

Уроженец Киева, звезда «русских сезонов» в Париже, директор «Grand opera» Сергей Лифарь тоже был приговорен к смертной казни, но сумел отсидеться в Швейцарии.

В оккупированной Европе запрещалось не только исполнять джаз, но даже произносить само это слово. Специальный циркуляр перечислял наиболее популярные американские мелодии, исполнять которые не разрешалось – имперскому министерству пропаганды было чем заниматься. Но бойцы Сопротивления из парижских кафе нашли выход быстро: запрещенным пьесам давали новые (и удивительно пошлые) названия. Давил, давил немецкий сапог французов – как же было не сопротивляться!

Полным ходом снимали фильмы в киностудиях. Любимец публики Жан Маре был популярен уже тогда. Его нетрадиционная сексуальная ориентация никого (даже немцев) не смущала. По личому приглашению Геббельса такие известные французские артисты, как Даниэль Дарье, Фернандель и многие другие совершали творческие поездки в Германию для знакомства с работой киноконцерна «УФА». В годы оккупации во Франции снимали больше фильмов, чем во всей Европе. Фильм «Дети райка», например, вышел на экраны в 1942 году. В этом киноизобилии зарождалась «Новая волна», которой еще предстояло завоевать мир.

Группы ведущих французских писателей в поездках по городам Германии знакомились с культурной жизнью победителей, посещая университеты, театры, музеи. В городе Льеж молодой сотрудник местной газеты опубликовал серию из выдержанных в духе «Протоколов сионских мудрецов» девятнадцати статей под общим названием «Еврейская угроза». Его имя Жорж Сименон. В таком же тоне высказывался известный католический писатель, драматург и поэт Поль Клодель. Без всяких ограничений со стороны оккупантов издавалось множество – больше, чем до войны – книг.

Никто не препятствовал исследованиям морских глубин, которые только начинал Жак Ив Кусто. Тогда же он экспериментировал с созданием акваланга и аппаратуры для подводных съемок.

Здесь невозможно перечислить (такой задачи автор себе и не ставил) всех, кто жил нормальной жизнью, занимался любимым делом, не замечая красных флагов со свастикой у себя над головой, не прислушиваясь к залпам, доносившимся из форта Мон Валерьен, где расстреливали заложников. Постукивала гильотина: в пароксизме верноподданного холуйства французская фемида посылала на гильотину даже неверных жен.

«Позволить себе бастовать или саботировать могут рабочие – довольно агрессивно оправдывалась эта публика после освобождения. – Мы – люди искусства должны продолжать творчество, иначе мы не можем существовать». Они-то как раз существовать могли, а рабочим пришлось собственными руками осуществлять полную экономическую интеграцию с третьим рейхом.

Правда, рабочий класс тоже особенно не страдал – работы хватало и платили немцы хорошо: Атлантический вал построен руками французов.

70 тысяч евреев были высланы в Освенцим

А что творилось за кулисами этой идиллии? 70 тысяч евреев были высланы в Освенцим. Вот как это происходило. Выполняя приказ гестапо, французские полицейские тщательно подготовили и 17 июня 1942 года провели операцию под кодовым названием «Весенний ветер». В акции участвовали 6000 парижских полицейских – немцы решили не пачкать рук и оказали французам высокое доверие. Профсоюз водителей автобусов охотно откликнулся на предложение дополнительного заработка, и вместительные парижские автобусы замерли на перекрестках квартала Сен-Поль в ожидании «пассажиров». Ни один водитель не отказался от этой грязной работы. С винтовками за плечами полицейские патрули обходили квартиры, проверяя по спискам наличие жильцов, и давали им два часа на сборы. Затем евреев выводили к автобусам и отправляли на зимний велодром, где они провели три дня без пищи и воды в ожидании отправки в газовые камеры Освенцима. Во время этой акции немцы на улицах квартала не появлялись. Зато на акцию откликнулись соседи. Они врывались в опустевшие квартиры и уносили все, что попадало под руку, не забывая при этом набить рты еще не остывшими остатками последней трапезы депортированных. Через три дня наступила очередь французских железнодорожников (их героическую борьбу с «бошами» мы видели в фильме Рене Клемана «Битва на рельсах»). Они закрывали евреев в вагонах для перевозки скота и вели эшелоны до германской границы. Немцы не присутствовали при отправке и не охраняли эшелоны в пути – железнодорожники оправдали оказанное доверие и закрыли двери надежно.

Маки – вот кто пытался смыть позор поражения. Цифры потерь Сопротивления – 20000 убитых в боях и 30000 казненных нацистами – говорят сами за себя и соизмеримы с потерями двухмиллионной французской армии. Но можно ли назвать это сопротивление французским? Большинство в отрядах Маки составляли потомки русских эмигрантов, бежавшие из концлагерей советские военнопленные, жившие во Франции поляки, испанские республиканцы, армяне, спасшиеся от развязанного турками геноцида, другие беженцы из оккупированных нацистами стран. Интересная деталь: к 1940 году евреи составляли 1% населения Франции, но их участие в Сопротивлении непропорционально высоко – от 15 до 20%. Были как чисто еврейские (в том числе и сионистские) отряды и организации, так и смешанные – всевозможных политических спектров и направлений.

Но и в Сопротивлении не все было так просто

Первый год оккупации коммунисты не только провели в спячке, но даже предложили немцам свои услуги. Немцы, правда, от них отказались. Но после 22-го июня 41-го, коммунисты поспешили взять на себя общее руководство Сопротивлением. Там, где это удавалось, они всячески затрудняли действия недостаточно левых, а также национальных группировок, поручая им самые опасные задания и при этом ограничивая снабжение оружием, средствами связи, боеприпасами, а также свободу выбора наиболее безопасной дислокации. Иными словами, коммунисты делали все возможное для провала таких группировок. В результате погибли многие подпольщики и партизаны.

Галльский петух встрепенулся, когда союзники приближались к Парижу. Заколыхались над столицей трехцветные флаги. Вооруженные чем попало парижане вышли на баррикады, совсем как когда-то в 1830, 1848, 1871. Храбрые парижские полицейские моментально сориентировались и, оставив охоту на евреев, дружно присоединилсь к восставшим. Деморализованные остатки Вермахта фактически не сопротивлялись и стремились как можно быстрее покинуть город. Жертвы, конечно, были, и немалые, но в основном среди мирного населения: толпы ликующих парижан попали под огонь снайперов, укрывшихся в мансардах и на крышах. Те 400 солдат и офицеров Вермахта, что бежать не успели, вместе с командющим (генерал фон Хольтиц) сдались парижанам в плен.

Не обошлось без дипломатического инцидента: Москва, годами ожидавшая открытия второго фронта, не упустила случая съязвить и сообщила, что 23-го августа 1944 силы Сопротивления самостоятельно, не дождавшись союзников, освободили Париж (так оно, фактически, и было). Однако после протеста союзников пришлось опубликовать опровержение, в котором «по уточненным данным» сообщалось, что Париж все-таки освобожден объединенными силами коалиции, и не 23-го, а 25-го августа. На самом деле все было гораздо проще: задолго до баррикад, задолго до прихода союзников немцы сами освободили от своего присутствия французскую столицу.

И вот в 1944 «боши» ушли, оставив в когтях разгневанного галльского петуха своих французских возлюбленных. Только тогда и выяснилось, как много во Франции настоящих патриотов. Предпочитая не беспокоить крупную рыбу, они смело расправились с теми, кто спал с врагом.

Сожительство с оккупантами ничего, кроме брезгливости, не вызывает. Но что оно по сравнению с массовым предательством генералитета, продажной прессы, правых партийных лидеров, видевших в Гитлере избавителя, и левых, для которых (до 1941-го) Гитлер – союзник Москвы? Что оно по сравнению с холопским режимом Виши, поставлявших Гитлеру добровольцев? Что оно по сравнению с доносительством, прямым сотрудничеством с гестапо и в гестапо, охотой за евреями и партизанами? Даже президент Миттеран – личность такого уровня! – был усердным чиновником в правительстве Виши и получил высшую награду из рук самого Петена. Как это отразилось на его карьере?!

Из французских добровольцев была сформирована дивизия Ваффен СС «Шарлемань» (Карл Великий). К концу апреля 1945-го все, что осталось от дивизии – эсэсовский батальон добровольцев-французов отчаянно храбро (так бы с немцами в 40-м!) сражался с Красной Армией на улицах Берлина. Немногие оставшиеся в живых были расстреляны по приказу французского генерала Леклерка.

Что же происходило после войны? Масштабы предательства оказались настолько грандиозными, что французской Фемиде (у которой тоже рыльце в пуху) оставалось только беспомощно развести руками. Тюрьмы не вместили бы виновных (нечто подобное произошло и в побежденной Германии, где наказание нацистам заменили формальной процедурой «денацификации» – покаялся и свободен). Но в маленькой Бельгии, например, где уровень предательства был несравненно ниже, рассуждали по-иному и осудили втрое больше коллаборационистов, чем во Франции.

Вместе с тем, сразу после освобождения тысячи коллаборационистов все же были расстреляны. Но вскоре после окончания войны лидер «Сражающейся Франции» – несгибаемый генерал Шарль де Голль решил перечеркнуть позорные страницы недавнего прошлого, заявив: «Франции нужны все её дети». В принципе понять де Голля можно: перестрелять такое количество предателей не сумело бы даже гестапо, а о гильотине и говорить нечего. Таким образом, бывшие коллаборационисты не только остались безнаказанными, но довольно быстро интегрировались в промышленность, бизнес и даже в правительственные структуры.

5000 активных участников Сопротивления поначалу влились в «реставрированную» французскую армию, но кадровые офицеры – те, кто виновен в поражении – уже через несколько месяцев восстановили военную иерархию и вернулись на свои места, отправив большинство бывших партизан в запас. Характерно, что тему Сопротивления во французских фильмах освещают довольно широко и, быть может, даже слишком подробно, но того, что происходило в 1940 на фронте, вы не увидите ни в одном. В сборнике «French Millenium» о поражении 1940-го сказано буквально следующее: «После падения Франции Сопротивление было сильным в Бретани, в зоне, контролируемой правительством Виши, и на оккупированном Италией юго-востоке «. (Италия оккупировала три узких полосы, глубиной в несколько километров вдоль общей границы с Францией – где, и против кого там было развернуться партизанской войне?). Трудно поверить, но больше – ни слова! Дальше следуют пояснения к четырем фотографиям бойцов Маки.

Коллаборационисты, конечно, были во всех оккупированных странах Европы, но ни в одной это прискорбное явление не достигало такого размаха. Характерно, что после войны во Франции почти не было публикаций о сотрудничестве с Германией. Документы хранились, но для историков и журналистов они стали недоступны. Не публиковался даже популярнейший во всем западном мире справочник «Кто есть кто» – слишком уж необъятный получился бы список коллаборационистов.

Жаждущему крови простому народу позволили отыграться на тех, с которых и спросить нечего, за кого некому было заступиться. Да ему, скорее всего, серьезных жертв и не нужно было: ведь беззащитную женщину вытащить на улицу намного проще, чем штабного офицера, редактора газеты или чиновника – «детей Франции», которых взял под свое крыло де Голль. Спавшие с врагом дочери Франции в их число не входили. Кинохроника оставила нам свидетельства этих расправ. На улицах небольших городов и деревень происходили сцены, напоминавшие средневековую охоту на ведьм или «сентябрьские избиения» 1792 – массовую резню заключенных парижских тюрем. Но и в этом уровень был пониже, без костров или, на худой конец, гильотины, хотя кое-где без жертв все-таки не обошлось.

Сквозь беснующуюся толпу патриотов провинившихся (некоторые несли на руках детей) вели на площадь, где сельский парикмахер стриг их наголо под машинку. Затем на лбу, а иногда и на обнаженной груди выводили черной краской свастику. На фоне орущей массы эти женщины держались на удивление достойно – без тени раскаяния спокойно шли они сквозь плевки, спокойно стояли во время экзекуции…

Вот еще один впечатляющий сюжет: экзекуция закончена и грузовик с группой девушек в кузове пробирается сквозь ликующую толпу. Боец сопротивления с винтовкой в руке хохочет во весь рот и свободной рукой похлопывает по наголо остриженной голове провинившейся девушки. Где этот храбрец был в 40-м году? Зачем сейчас ему винтовка?

Но кто вокруг? Чем, например, четыре года подряд занимался тот же храбрый парикмахер? Что делал всего неделю назад? Разве не брил и не стриг месье коменданта, улыбаясь, опускал в карман немецкие марки, любезно провожал к выходу и, склонив голову, распахивал перед ним дверь? А элегантный господин, который, далеко отставив руки, старательно выводит свастику у девушки на лбу? Так же старательно шлифовал он бокалы и протирал столики перед немецкими гостями – с осени 1940 не пустовал его ресторанчик на перекрестке. Свастика сама просится на его сверкающую лысину. Или толстяк справа – он что-то кричит, гневно размахивая руками. Сколько ящиков вина купили в его магазине оккупанты? В стороне злорадно ухмыляются девицы. А ведь попадись «бош» посимпатичнее, тоже могли оказаться на месте обвиняемой. Но не будем углубляться в эту разбушевавшуюся толпу. Ни те, ни другие сочувствия не вызывают – только отвращение. Вольно или невольно, но большинство собравшихся на площади четыре года обслуживали и содержали оккупантов. Кормили их, поили, обшивали, обстирывали, развлекали, оказывали множество других услуг, заключали с ними сделки и часто неплохо зарабатывали. А ведь это только самый безобидный – «бытовой» коллаборационизм! Чем немецкие сожительницы хуже? Разве не вся страна спала с врагом? Неужели некого больше показать в документальных лентах?

Армия – цвет и здоровье нации – не сумела защитить своих женщин, оставила жен, сестер и дочерей на поругание захватчикам. И теперь французские мужчины мстят им за свою трусость. Такими расправами честь прекрасной Франции не восстановить, но и глубже в грязь не втоптать – 60 лет уже как на самом дне.

В общем, как говорят французы: если нет решения проблемы, если нет ответа на волнующий вопрос – тогда «ищите женщину!» – «шерше ля фамм!»

http://club.berkovich-zametki.com/?p=15197

разного рода олухи царя небесного, из которых 99% смелые ретрансляторы борцы за ЖЖ рейтинг, и 1% олухов типа Старикова или Вассермана, время от времени по весне/осени начинают яро постить что по их олухскому мнению Европейское Сопротивление второй мировой войны это "миф" (вот очередной поток сознания)...
любопытно, что как правило, олухи репостят информацию из моих постов десятелетней давности, которая перепoщена другими олухами, без ссылок и без минимального вникания в суть вопроса... о чем свидетельствует и фото нашей булонской героини , командира смешаного франко-советского отряда, участвовавшего в освобождении департамента Па-де-Кале, о чем олухи, естественно не знают...

тоже репостнем: Оригинал взят у в

потери Франции во время второй мировой войны:

за 44 дня войны в 1940 г.
армия:
убитыми 123 тысячи военнослужащих (в т.ч. около 2 тыс. поляков)
пленными 1,8 миллиона (из них в 1940-45гг:
70 тыс. бежали из плена (в т.ч. интернировано в Швейцарии 30 тыс.)
221 тыс. согласились добровольно на работы в Германии.
59 тыс. освобождено из плена.
5 тыс создали семьи и остались в Германии после войны.
умерли в плену - 70 тыс.))

авиация:
сбито 594 немецких самолета...
потери - 647 французских самолета, 582 летчика погибли, 549 получили ранения.

население:
погибших 21 тысяча гражданских жителей.
беженцев 8 миллионов, из них 1,5 миллиона беженцев из Бенилюкса и евреев из Польши и Германии.

1940-45
армия освобождения Франции () - 50 тыс.убитых
армия Сражающейся Франции () - 12 тысяч
Сопротивление - 8 тысяч
французов (эльзас/лотанингцы) в армии Германии - 42 тысячи.

гражданское население:
убитых - 412 тысяч.
из них:
в результате бомбардировок союзников - 167 тыс.
в результате наземных операций союзников - 58 тыс.
расстреляно заложников оккупантами - 30 тыс. (по данным компартии 200 тыс.)
уничтожено карателями - 23 тыс.
расстреляно партизанами за сотрудничество с оккупантами - 97 тыс.

депортировано - 220 тыс. (из них 83 тыс. евреев)

погибли в плену
в Германии - 51 тыс.

кол-во французов в Вермахте по данным эльзасской организации (т.е. эльзас-лотарингцы, которых тов.Сталин и союзники милостиво согласились считать французами) -
общее число мобилизованых - 200 тыс.
из них дизертировали - 40 тыс.
участвовали в войне в СССР - 135 тыс.
взяты в плен в СССР - 10 тыс.
! (крайне любопытно по сравнению с предыдущей цифрой) - погибли в плену в СССР - 17 тыс (из 10 плененых)
вернулись с войны - 93 тыс.

по советским данным - освобождено из плена и отправлено на родину 19 тыс французских пленных + 1700 отправлено в 1944 в качестве добровольцев во французскую армию.

экономические потери
валовый нац.продукт считая 1939 г. за 100%
1940 - нет даных
1941 - 68%
1942 - 62%
1943 - 56%
1944 - 43%

из них по условиям перемирия передано в Германию
в 1940-42 - 34 % ВВП
в 1943-44 - 38% ВВП

выплачено на содержание оккупационных войск на территори Франции:
1940г. 20 миллионов рейхсмарок в день
1941 - 15 млн.
1942-44 - 25 млн.
всего перечислено в оккупационные органы 32 миллиарда марок.

количество немецких пленных во Франции в 1944-46 гг.
661 тыс.
из них умерло в плену 23 тыс.

количество советских пленных и угнаных на работы совграждан.
около 200 тыс.
из них скончалось в годы войны и умерло в плену - около 40 тыс.
РОА и т.п. - 15 тыс. (по другим данным 75 тыс., по

Франция во Второй мировой войне принимала непосредственное участие с самых первых дней сентября 1939 года. В результате боевых действий была оккупирована северная половина Франции и Атлантическое побережье.

Энциклопедичный YouTube

1 / 5

Франция во время оккупации во 2 мировой войне.

Франция во второй половине XX – начале XXI века

Падение Франции в 1940 году (рассказывают Владислав Смирнов и Олег Будницкий)

Странная война и разгром Франции.

Режим Виши (рассказывает историк Евгения Обичкина)

Субтитры

Французы в войне против Гитлеровской коалиции

Вступление в войну

Франция объявила войну Германии 3 сентября 1939 года , однако активных боевых действий вести не стала (так называемая Странная война). Единственной попыткой повлиять на ход войны стала Саарская наступательная операция .

К 10 мая 1940 года на северо-востоке Франции было дислоцировано 93 французские дивизии [ ] , 10 английских дивизий и 1 польская дивизия.

К 10 мая 1940 года французские войска состояли из 86 дивизий и насчитывали более 2 миллионов человек и 3609 танков, около 1700 орудий и 1400 самолётов.

Германия держала на границе с Нидерландами, Бельгией и Францией 89 дивизий [ ] .

Французская кампания 1940 года

17 июня правительство Франции обратилось к Германии с просьбой о перемирии. 22 июня 1940 года Франция капитулировала перед Германией, и в Компьенском лесу было заключено Второе компьенское перемирие . Результатом перемирия стало разделение Франции на оккупационную зону немецких войск и марионеточное государство , управляемое режимом Виши.

Официально военные действия закончились 25 июня. Французская армия в результате войны потеряла 84 000 человек убитыми и более миллиона пленными. Немецкие войска потеряли 45 074 человек убитыми, 110 043 ранеными и 18 384 пропавшими без вести.

Оккупация Франции

Германская оккупация Франции

Во время оккупации Франции единственным журналом, который не прекращал выхода, был «Historia». Все остальные журналы закрылись .

Итальянская оккупация Франции

Сопротивление

С другой стороны, сразу после немецкой оккупации на территории Франции развернулось «Движение сопротивления». Часть французов помогала Советскому Союзу и союзникам. В конце 1942 года на территории СССР была сформирована эскадрилья «Нормандия» (позднее авиаполк «Нормандия-Неман »), состоявшая из французских лётчиков и советских авиамехаников. Французские граждане служили в Королевских военно-воздушных силах , а также в других подразделениях стран антигитлеровской коалиции.

Французы в войне против Антигитлеровской коалиции

Режим Виши в Южной Франции

Режим Виши был создан в не оккупированной зоне Франции и её колониях в июле 1940 года. Ещё в период его создания правительство Франции разорвало дипломатические отношения с Великобританией вследствие нападения англичан на французский флот. СССР и США первоначально установили дипломатические отношения с режимом Виши и перевели послов в Лондон только в 1941 году, после нападения Германии на Советский Союз. Формально режим Виши проводил политику нейтралитета , но фактически сотрудничал с нацистской Германией и Японией.

Были захвачены все военные корабли Франции, стоявшие в британских портах Плимут и Портсмут . В Александрии удалось достичь компромисса, французские корабли были разоружены и лишены топлива, но не были захвачены. На французской базе Мерс-эль-Кебир отказ французов выполнить британский ультиматум привёл к морскому сражению . Был потоплен устаревший французский линкор «Бретань» и ещё несколько французских кораблей получили серьёзные повреждения. Потери французов превысили 1200 человек. Англичане потеряли только несколько самолётов. После ещё нескольких столкновений меньшего масштаба 12 июля стороны прекратили боевые действия.

Основная цель британцев не была достигнута. Главные силы французского флота, включая три современных линейных корабля, были сосредоточены в порту Тулона . Этот флот был затоплен самими французами только в ноябре 1942 года, когда возникла угроза захвата его немцами.

С другой стороны, «предательское» с точки зрения французов нападение англичан усилило антибританские настроения и привело к консолидации режима Виши, который формировался в это же время, в самой Франции и её колониях. Позиции генерала Де Голля были сильно ослаблены .

Война в Африке и на Ближнем востоке

В сентябре 1940 года англичане и «Сражающаяся Франция » предприняли попытку высадки в Дакаре с целью захвата французской колонии Сенегал . Однако вопреки предположениям Де Голля французский флот и армия оказались лояльными режиму Виши и дали жесткий отпор атакующим. После двухдневного сражения существенно превосходящий в силах англо-австралийский флот не смог добиться практически ничего, высадка на берег не удалась и Сенегальская операция закончилась полным провалом. Это нанесло ещё один удар по репутации Де Голля.

В ноябре 1940 года Де Голль при поддержке англичан предпринял успешную атаку на французскую колонию в экваториальной Африке Габон . В результате Габонской операции был взят Либревиль и захвачена вся экваториальная французская Африка. Однако в силу экономической слаборазвитости и стратегической малозначимости региона этот успех не компенсировал неудачу в Сенегале. Большинство французских военнопленных отказались присоединиться к «Сражающейся Франции» и предпочли плен до конца войны в Браззавиле .

8 июня 1941 года английские, австралийские войска и «Сражающаяся Франция» начали наземную операцию с целью захвата Сирии и Ливана , контролируемых правительством Виши. На первом этапе вишисты оказали упорное сопротивление, провели несколько успешных контратак и нанесли противнику значительные потери в авиации. Однако в течение месяца союзникам удалось сломить сопротивление врага и 14 июля в Акре было подписано соглашение о капитуляции. По его условиям Антигитлеровская коалиция получала контроль над Сирией и Ливаном, а всем солдатам и офицерам режима Виши предлагалось на выбор репатриироваться во Францию или вступить в войска «Свободной Франции». Как и в Габоне подавляющее большинство вишистов отказалось присоединиться к генералу Де Голлю. Французы также сохранили свой флот и авиацию и успели затопить захваченные британские корабли.

5 мая 1942 года Великобритания начала операцию по оккупации Мадагаскара с целью предотвращения создания на этом острове японской военно-морской базы. Незначительные силы французов (8000 человек) оказывали сопротивление более полугода и сдались только 8 ноября .

8 ноября 1942 года американцы и англичане высадились в Марокко и Алжире . По политическим соображениям операция проводилась под флагом США. Войска режима Виши к этому моменту были деморализованы и не оказали организованного сопротивления. Американцы одержали быструю победу с минимальными потерями в течение нескольких дней. Французские силы в Северной Африке перешли на сторону Союзников.

Война на Восточном фронте

На Восточном фронте из французских добровольцев были сформированы как минимум две части, которые воевали в составе

К 10 мая 1940 года на северо-востоке Франции было дислоцировано 93 французские дивизии, 10 английских дивизий и 1 польская дивизия.

Германия держала на границе с Нидерландами, Бельгией и Францией 89 дивизий [ ] .

Французская кампания 1940 года

Оккупация Франции

Германская оккупация Франции

Во время оккупации Франции единственным журналом, который не прекращал выхода, был «Historia ». Все остальные журналы закрылись .

Итальянская оккупация Франции

Сопротивление

Французы в войне против Антигитлеровской коалиции

Режим Виши в Южной Франции

Война в Африке и на Ближнем востоке

Война на Восточном фронте

10 февраля 1945 года была сформирована 33-я гренадерская дивизия войск СС «Шарлемань» (1-я французская) - из ранее существовавшей одноимённой французской бригады войск СС, воевавшей против СССР. Французская дивизия СС воевала на Восточном фронте. В марте 1945 года была разгромлена Красной армией в Померании и её остатки были отведены в тыл. Батальон этой дивизии (300 человек) в Берлинской операции вместе с дивизией «Нордланд» защищал район Рейхстага . Согласно некоторым французским источникам героически оборонявшиеся французы уничтожили 60 «русских» танков, были последними защитниками бункера Гитлера и помешали «Советам» взять его к празднику 1 мая .

Число военнопленных французов в плену СССР в 1945 году достигло 23136 человек, что втрое превышает численность дивизии «Шарлемань».

Освобождение

Высадка в Нормандии

После высадки в Нормандии американские, британские, канадские и польские войска овладели Парижем (25 августа 1944 года). Это дало серьёзный толчок к развитию Движения сопротивления, Шарль де Голль , проживавший в Лондоне, стал считаться национальным героем.

Итоги

Франции выделили зону оккупации Германии и дали место постоянного члена Совета Безопасности ООН.

Последствия

См. также

Напишите отзыв о статье "Франция во Второй мировой войне"

Литература

Марк Леви «Дети свободы»

Ссылки

//Справочное бюро Русского Портала

Примечания



Европа

Африка

Северная Америка

Южная Америка

Азия

Океания

Отрывок, характеризующий Франция во Второй мировой войне

– Я хочу попробовать опять петь, – сказала она. – Все таки это занятие, – прибавила она, как будто извиняясь.
– И прекрасно.
– Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него.
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.
Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.

Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!

После предыдущей записи о парижском Бессмертном полке возникло обсуждение: а празднуют ли здесь Победу, что были для парижан оккупация и освобождение? Не хочу давать однозначных ответов, как и делать какие-то выводы. Но предлагаю послушать очевидцев, посмотреть их глазами, подумать над несколькими цифрами.

Немецкие солдаты смотрят на Париж с Эйфелевой башни, 1940

Робер Капа. Парижане на параде победы, 1944

Вот несколько сухих цифр.
- Франция была разбита немцами за полтора месяца. В Первую мировую она боролась 4 года.
- За время войны погибло 600 тыс. французов. В Первую мировую погибших было полтора миллиона.
- В движении Сопротивления участвовало 40 тыс. человек (из них примерно половина - французы)
- Войска Де Голлевской "Свободной Франции" насчитывали до 80 тыс. человек (из них ок. 40 тысяч французов)
- В германском Вермахте служило до 300 тыс. французов (из них в наш плен попало 23 тысячи).
- 600 тыс. французов были депортированы в Германию на принудительные работы. Из них 60 тыс. умерло, 50 тыс. пропали без вести, 15 тыс. были казнены.

И любое большое целое лучше воспринимается через призму малых событий. Приведу два рассказа моих хороших знакомых, которые были детьми в оккупированном Париже.

Александр Андреевский, сын белого эмигранта.
Мать Александра была еврейкой. С приходом немцев французы начали выдавать евреев или указывать немцам на людей, в ком подозревали евреев. "Мать видела как на нее стали коситься соседи, она боялась что скоро на нее донесут. Она пошла к старому раввину и спросила что ей делать. Тот дал необычный совет: поехать в Германию, поработать там несколько месяцев и вернуться с документами, которые выдадут немцы. Но чтобы при въезде в Германию у матери не проверили паспорт, раввин сказал ей опрокинуть в сумке баночку меда. Она так и сделала, и немецкий офицер на границе побрезговал брать в руки перепачканные и слипшиеся от меда документы. Четыре месяца я жил у знакомых, а потом мать вернулась из Германии и никаких подозрений по отношению к ней больше ни у кого не возникало."

Франсуаз д"Ориньи, потомственная аристократка.
"Во время оккупации мы жили в подпарижье, но мать иногда брала меня с собой в город. В Париже она всегда ходила сгорбившись, тихо, как мышка, глядя в землю и ни на кого не поднимая глаз. И так же заставляла ходить меня. Но однажды я увидела, как на меня смотрит молодой немецкий офицер и улыбнулась ему в ответ - мне тогда было 10 или 11. Мать мгновенно закатила мне такую оплеуху, что я чуть не упала. Больше я не немцев никогда не смотрела. А в другой раз мы ехали в метро и вокруг было полно немцев. Вдруг мать окликнул какой-то высокий мужчина, она очень обрадовалась, вся распрямилась и будто помолодела. Вагон был переполнен, но вокруг нас словно возникло пустое пространство, такой повеяло силой и независимостью. Я потом спросила, кто был этот человек. Мать ответила - князь Юсупов."

Посмотрите несколько фотографий о жизни времен оккупации и освобождения Парижа, мне кажется, они дают повод для размышлений.

1. Немецкий парад победы у Триумфальной арки в июне 1940 года

2. Установка немецких указателей на площади Конкорд.

3. Дворец Шайо. Присяга госслужащих и полиции новой власти

4. Елисейские поля, "новая жизнь", 1940

5. Немецкий агитационный грузовик на Монмартре. Трансляция музыки в ознаменование 30-ти дней взятия Парижа. Июль 1940

6. Немецкий солдат с француженкой на площади Трокадеро

7. В парижском метро

8. Продавщица немецких газет

9. Андре Зюкка. Жаркий день, набережная Сены

10. Андре Зюкка. Парижские модницы. 1942

11. Сад Тюильри, 1943

12. Возврат к конной тяге. Горючего в городе почти не было

13. Свадьба на Монмартре

14. Пьер Жаан. Переплавка памятников на металл. 1941

15. Отправка рабочих в Германию.

16. Депортация евреев, 1941

17. "Отправление из Бобиньи". С этого вокзала эшелоны уходили прямо в лагеря смерти.

18. У стен Лувра. Продукты распределялись по карточкам, поэтому многие разводили огороды.

19. Очередь в булочную на Елисейских полях

20. Раздача бесплатного супа

21. Вход в парижское метро - воздушная тревога

22. Легионеры антибольшевистского корпуса

23. Добровольческий французский легион отправляется на Восточный фронт

24. Парижане оплевывают пленных британских парашютистов, которых немцы ведут по городу.

25. Пытка участника Сопротивления в немецкой полиции

26. Схваченных членов движения Сопротивления ведут на расстрел

27. Робер Капа. Немецкий парашютист, пойманный партизанами Сопротивления

28. На баррикаде в Париже в августе 1944

29. Уличные бои в Париже. В центре Симон Сегуан, 18-летняя партизанка из Дюнкерка.

30. Робер Капа. Бойцы Сопротивления во время освобождение Парижа

31. Перестрелка с немецкими снайперами

32. Пьер Жаме. Шествие Дивизии Леклерка, авеню дю Мэн. Освобождение Парижа, август 1944

33. Робер Капа. Бойцы Сопротивления и французские солдаты празднуют освобождение Парижа, август 1944

34. Парижанка с союзниками

35. Робер Капа. Мать и дочь, которых обрили за сотрудничество с оккупантами.

36. Робер Капа. Париж приветствует генерала Де Голля, август 1944

P.S. А теперь французы мнят себя нацией-победительницей во II Мировой войне, участвуют в празднованиях Победы...
Да уж...