Медведь-шатун. Чем опасен медведь-шатун для человека. Кого боится медведь-шатун

1. Стригунок садовника? 2. Свистун в проводах? 3. Неудача рыболова? 4. Дитя поляроида? 5. Овощная или ракетная? 6. То, что у Самсона в волосах? 7. Конвенция? 8. Понадеялся на русский...? 9. Крести по другому? 10. Брак столяра? 11. Научный труд школьника? 12. Реестр коллекционера? 13. Официальная цидулька? 14. Тропический рогалик? 15. Волчья кормилица? 16. Потроха пирожка? 17. Прокрустова мерка? 18. Край мечтаний? 19. Место ямщицкой могилы? 20. На чём держится голова? 21. Жуколень? 22. Остроситник, шатунтрава? 23. Благородный газ? 24. Белая ночка на грядке? 25. Геометрия баранки? 26. Самая гуманная профессия? 27. Ложка, ёмкостью 0,14 л? 28. Дремлющая марка телека? 29. В каких горах вершина Бернина? 30. Туман? 31. Символ ласки, нежности матери? 32. Портретная сторона монеты? 33. Обёртка индианки? 34. Геологический период? 35. Двоеточие над ё? 36. Музей на Сене? 37. Игра верхом? 38. Домик на высоте птичьего полёта? 39. Настоящая посуда под плов? 40. Взятка с паршивой овцы? 41. Виновник дурного наследства? 42. Роль Питера Устинова? 43. Птица с картины Саврасова? 44. Скирда бумаг на столе? 45. Пункт А?

Нет страшнее зверя, чем медведь-шатун. Пребывающий на грани жизни и смерти, обезумевший от голода и холода, он руководствуется принципом «пан или пропал», и представляет огромную угрозу для всех, кто встретится на его пути.

Кто такой шатун?

Шатуном называют бурого медведя, который по той или иной причине не успел накопить достаточного количества жира под кожей и не может спать в берлоге до весны. В поисках хоть какого-то пропитания он шатается по лесу в прямом и в переносном смысле (отсюда и название). Движения животного неуверенны, его раскачивает из стороны в сторону, он едва не падает. И описание медведя соответствующее - на вид он потрепан, крайне худ и изможден. Часто появляется рядом с человеческим жилищем.

Причины появления медведей-шатунов

Медведи-шатуны типичны для северных регионов с суровыми погодными условиями. Прежде всего, это Сибирь и Дальний Восток. Единичные случаи, когда не залегает в берлогу, а бродит зимой по лесу, бывают каждый год. Массовое же нашествие шатунов наблюдается только после неурожайных сезонов, что происходит раз в 10-15 лет.

Тотальный дефицит пищи может иметь разные причины. Это и лесные пожары, и нашествие шелкопрядов, и аномальные погодные условия (слишком ранняя или поздняя зима, засушливое лето и т.д.). В итоге медведи остаются без ягод и орехов, и осень встречают худыми. Пустой желудок постоянно дает о себе знать. Животное испытывает боли и не может в таком состоянии спокойно уснуть. Оно вынуждено бродяжничать, перебиваясь подножным кормом и нападая на все, что шевелится.

Медвежьи болезни

Особенности поведения

Повадки медведя-шатуна обоснованы его бедственным положением. Слух, обоняние и другие органы чувств у бродяги максимально обострены. Все его естество целиком и полностью направлено на поиск пищи. Невыносимый голод притупляет даже инстинкт самосохранения, и зверь позволяет себе то, чего не могут позволить его нормальные сородичи. Он бросается на крупных представителей фауны, допускает опасную близость с человеком. А еще шатуны способны раскурочить берлогу мирно спящего медведя, съесть его, и, насытившись, занять место убитого.

Но такое везение - редкость. Большинство не уснувших вовремя мишек обречены на бродяжничество. Они обдирают кору с деревьев, питаются мхом, кореньями, водорослями… Не брезгуют даже глиной, целые килограммы которой часто обнаруживают в желудочно-кишечном тракте заваленного медведя.

Как шатуны греются

Самые страшные времена для шатуна наступают в январе, когда морозы ударяют в полную силу. Чтобы не замерзнуть, многие косолапые пытаются строить себе что-то наподобие гнезд, сбивая с деревьев ветви и укладываясь на них до тех пор, пока лежбище под весом медведя не превратится в щепки. Тогда начинается новый этап строительства.

Обычно шатуны стараются прибиться к незамерзшим водоемам, чтобы иметь
возможность греть лапы в воде, которая, хоть и холодная, но все же теплее воздуха. После принятия «ванны» медведь выскакивает на берег и начинает качаться по снегу, высушивая таким образом шерсть. Часто при этом шкура животного покрывается толстой ледяной коркой. Она даже способна защитить зверя от пули охотника. Передвижение по снегу приносит медведю адскую боль. Его ступни не приспособлены для этого. Они обмерзают, трескаются и кровоточат. Холод и голод не позволяют большинству шатунов дожить до весны.

Опасность медведя-бродяги для человека

Жители северных регионов знают, насколько опасно иметь дело с шатуном. Ведь животное, потерявшее от голода страх, способно на все. И хоть описание медведя не внушает уважения (падающий с ног, худой и т.д.), на самом деле внешность в данном случае обманчива. Зверь только производит впечатление доходяги. В нужный момент он мобилизует все свои ресурсы и идет до конца.

Медведь-шатун не способен охотиться на лесную дичь. Для этого у него уже не хватает ловкости и выносливости. Основным объектом его внимания становится домашний скот, что определяет место обитания зверя.

Он подкрадывается поближе к деревням или лесным сторожкам. Затаившись, терпеливо выжидает добычу. Иногда на это уходят дни и даже недели. Но когда «еда» появляется на горизонте, шатуна ничем не удержать. Он бросается на стадо, остервенело разрывая коров или оленей на части. Не успевший вовремя спрятаться пастух тоже зачастую становится жертвой.

Бурый медведь может постучать и прямо в окно к людям. Такие случаи нередки. Огромной лапой он выбивает стекла, проникает в дом и убивает всех, кого найдет. Жителям потенциально опасных регионов нужно быть начеку и держать заряженным ружье. Не рекомендуется вечером выходить на улицу и хранить во дворе пищевые отходы, запах которых может привлечь изголодавшегося зверя.

Северяне, обитающие в юртах и имеющие дело с медведями-шатунами много веков подряд, научились защищаться от хищника. Они обкладывают свои жилища жердями и обливают водой, которая тут же превращается в лед. Благодаря такой дополнительной стене юрта способна выстоять под натиском косолапого убийцы.

Ликвидация шатунов

Охота на медведя-шатуна - это не промысел, а вынужденная мера. Какой-либо промышленной ценности туши худых, обтрепанных, зачастую изъеденных червями животных не имеют. А вот в целях безопасности отстреливать их необходимо. Любой медведь, зимой не спящий, представляет потенциальную опасность для людей.

В неурожайные годы, когда наиболее велик риск массового появления шатунов, охотники должны быть в полной боевой готовности. Выходить в лес, конечно, можно, но только имея с собой ствол, заряженный пулями (дробь этого зверя не возьмет).

Выследить бродячего мишку непросто. Он хоть и потерял страх, но старые навыки и природные задатки остались. А медведь считается мастером путать и прятать следы получше зайца. Поэтому нужно включить логику и подумать, где может прятаться зверь. Скорее всего, придется проявить много терпения и выдержки, чтобы дождаться его появления.

Когда шатун появится на горизонте, нельзя подпускать его близко. Молниеносная реакция - залог успеха. Иначе жертвой может стать вовсе не медведь, а сам охотник. Бывалые утверждают, что в голову шатуну лучше не стрелять - его ахиллесова пята находится под лопаткой. И, конечно же, выходить на охоту в одиночку категорически запрещается.

Кого боится медведь-шатун?

Этого зверя заслуженно называют повелителем леса, самым кровавым хищником. Он способен убить даже крупного лося или кабана и выйти победителем в поединке с вооруженным человеком. Но есть животные, которые угрожают голодному «царю». Это волки. В годы массового нашествия медведей-шатунов люди не уничтожают их, заключая временный союз.

Бывало много случаев, когда стая волков загрызала это животное. Медведь в одиночку не способен противостоять большой группе хищников. К тому же он зачастую не имеет сил залезть на дерево и укрыться там. Поэтому происходит кровопролитный бой, который порой стоит жизни нескольким волкам из стаи. Но в конце схватки медведь-шатун неизбежно проигрывает - один в поле не воин. Количество и свирепость голодных волков берут свое. Они убивают и съедают медведя.

Ты знаешь изначально -
чем глубже, тем больней:
не истина печальна,
а приближенье к ней.

Не бабочек-снежинок
междоусобный дым,
а зренья поединок
с безумием твоим.

В этом доме был вчера покойник.
Окна - настежь. Комнаты пусты.
Сядет воробей на подоконник.
Дедушка посмотрит с высоты.
Бабушка развесила бельишко.
Парится картошка в чугунке.
Спит в саду зареванный мальчишка
с яблоком надкушенным в руке.
Видит он: на кладбище копают,
старики заглядывают в сад.
Слишком высоко они летают -
мальчики туда не долетят.

Шмель
Л.
Я на руке несу шмеля -
о полосатая земля.
Скажите Богу и шмелю,
как я в июне жить люблю
Как я одну ее любил -
и убивался, и шмелил,
на рукаве неся шмеля,
как горы носят Шамиля.

На ветер засмотрюсь, на сад, бегущий скопом,
где осень в листопад оглаживает дом.
В эпоху между пеклом и потопом
мы хорошо, душа моя, живем
С утра скрипит от инея фрамуга -
и дышит чернозем, подножный лед круша.
А ровно в полдень к нам погода с юга
придет - и улыбается душа
И дочь моя легко поет и горько плачет.
И мать моя несет развешивать белье.
И в пять минут меня любовь переиначит
на времена безмерные ее.
Теперь не уступлю ни пеклу, ни потопу
моей души рабочий монастырь,
мой азиатский дом с воротами в Европу
и огород с простором на Сибирь.

Без красных кирпичей мороз возводит стену
прозрачную, как лист железа на огне.
И зрение небес, твердея постепенно,
стаканы янтаря ворочает во мне.
О светлый мед смолы и воздуха иного,
вас тянет из дерев, из моря и земли
не теплый легкий лед изменчивого слова,
а русская соха и синтаксис петли.
И оттепели гной меня из дома гонит
глазами из окна, из боли болью в боль.
И к ночи красота рубцуется и стонет
и выдыхает в воду алкоголь.
Узлы моих садов давным-давно совпали
с веревкой вен моих, опутавших меня.
И все, что я сказал во тьму по вертикали,
теперь взыскует снега и огня.

М. Никулиной
Мужских очей объятье
с тобой - в тоске квадрата:
минутное распятье,
прикус чужого взгляда.
Не проиграть в молчанку
тебя с тобой в обнимку -
внучатую гречанку -
косому фотоснимку.
На фоне парового
в Тагиле отопленья,
где только ты и слово
в порыве говоренья.
Где вечно полвторого -
зима, разлука - время
Когда целуют слово
и в родничок, и в темя,-
озябшую царицу
но весь обратный путь
в рогожу роговицы
пытаясь завернуть.

Заморозки

Там, где к теплу пробирался любовник,
в грядках круша золотую слюду,-
в десять рядов перекроет крыжовник
зону запретную в голом саду.
С кем ты была напоследок, погода,
кто тебе ночью в подмышку дышал?
Видишь, земля опустела у входа
в тысячелетний семейный скандал.
Мерзлой травы звероватая шерстка
ноги натрет - и от слез не поймешь,
как в темноте открывается фортка
теплым нутром в окаянную дрожь.
Спи, говорю. Ты всю ночь улыбалась
Ревность мою обложили поля.
Будто погода во сне проболталась -
и от любви побелела земля.

Л. Бабенко
Сибирь прилипла к сапогу,
и я подумать не могу,
где и с какого краю
я по ночам летаю.
Но, как во сне, глаза открыв,
я вижу поле и обрыв,
где путают ресницы
то слезы, то синицы.
Я за дождем, во всю длину
в чужое небо загляну,
не делая ни шагу
к проклятому оврагу.
А хорошо на высоте
болтать ногами в пустоте,
как ангелы болтают,
когда они летают.

Л. К.
Отвернувшись к стене,
чтобы прямо сказать стране:
ненавижу тебя, но не
умирай, оставайся во мне,
словно небо, растущее вне
понимания неба; в вине
не тони, не куражься в огнестужи, ужаса и, к стене,
но с другой стороны – в окне –
отвернувшись, прижмись ко мне.

Я поплачу над фильмом плохим:
еще с прежней женою
я в кино отправлялся бухим -
за чекушку, с тоской ледяною
погибал под Феллини. Взашей
удалялся, скотина-скотиной.
Я и сам был талантливейшей
безбюджетной картиной.
Обрывался как заяц - скачок:
на щеке пропечатался прутик.
Собиратель пространства - зрачок
мне, как смерть, эту ленту прокрутит
через двадцать беспамятных лет,
где меня уже нет -
между словом последним и делом,
в этом фильме - то черном, то белом.

Л. и М. Чупряковым
Пасмурный день. Средиземная скука.
На подоконнике птичьи значки.
Смотришь на мир, как в слезах, близоруко,
будто с окошка сорвали очки.
Будто бы в шубах дерев очертанья.
Холод в июне берет на испуг.
И на вокзале орда чемоданья
кровельный поезд толкает на юг.
Светом полна слепота человечья.
Белый ягненок бодает кошму.
Знаешь, у всех заломило предплечье
в греческом русском татарском Крыму.
Крым набекрень. Там кремнистые страны.
Там, напоровшись на катер, туман
вывернул к черту бараньи карманы
и показал мировой океан.

Ворохнётся в окне ветка.
Я бываю с тобой редко
на земле. Чаще в дереве, в небе
я брожу, позабыв о хлебе,
о себе, о погоде, или
пропадаю в речном иле,сквозь высокую воду пройдя
без дождя.
Потеряю в паденье лицо, руки,
стану частью твоей округи,
на окне твоём отпечатки
пальцев выставлю в Рождество:
тополь в инее, как в перчатке,
если палкой не бить его...

Утки летят на восток,
изображая кусок
времени, наискосок
от бесконечного света,
озера, ока, поэта,
выстрелившего из лета
осени в правый висок.
Уток, наверно, с пяток,
а присмотреться – четыре
выгнулись, как локоток
музы, которая в срок
держит последний урок
на леденеющей лире…

О, Господи, не умирай
своих животных и растений
и не вперяй без потрясений
тяжёлый, нежный ад осенний
в мерцающий и мёртвый рай.

Т. С.
Вот железная койка,
сталинская постройка
жизни, страны, семьи.
Ссыльные – на Урале
жили и умирали
родственники мои.
О, железная койка…
Карцер. Головомойка.
Выскрипеть всю – нет сил.
Сколько узлов, позоров.
Может быть, сам Суворов
в Альпы её возил.
Лает в любви, как лайка,сядешь – кричит, как чайка,
в долбаной тишине.
Проволочные клетки –
панцырь её: от сетки –
ромбики на спине.
У, железная койка,
плачет по ней помойка –
я её разберу
и увезу на дачу.
Лягу. Вздохну. Заплачу.
Может быть, не умру.

Ты легко поднимешь руку
на прощанье, чтоб рассечь
мир на полную разлуку
и на внутреннюю речь.
Беспризорник бьет небольно
в створ небесного окна,
и звенит в мяче футбольном
ангельская тишина.
И опущенную руку
дождевая ищет нить,
чтобы музыку и муку
навсегда соединит.

Режет глаза в окошке –
это распустится
то ли цветок картошки,
то ли капустница.
Бабочка оживает,
распространяясь в ряд,
мечется, пришивает
к воздуху влажный взгляд.
Все на живую нитку
сшито – не перешить…
Высмотреть эту пытку.
Выплакать эту нить.

Шёпотом дождь поёт. Значит вот-вот зурна
вступит и замолчит. Кукла больна. Она
смотрит не из себя, а из земли сквозь насв бездну, и вновь в себя – не закрывая глаз.
Пухом земля – земле. Снегом земля – душе.
Хлеб с золотой ноздрёй весь отражён в ноже.
Осень сошла с ума. Осень сошла с ума.
Осень сошла с ума. Значит уже зима.

Воробьи склевали пайку.
Слава богу, я никто.
Поменяю на фуфайку
и перчатки, и пальто.
На фуфайку-невидимку,
чтобы с воздухом в обнимку –
только воздух и никто.
Над обрывом у реки
без смычка услышу чайку.
Словно ангел сквозь фуфайку
веет снегом в позвонки.
У обрыва. У реки.

Сколько времени там на весле,
капли две – это горькое чудо:
не успеешь привыкнуть к земле,
как пора закругляться. Отсюда
улетать, потому что зима,
убывать, зависая над телом,
в чем-то белом, наверное, белом
или черном, как вечность сама.
Или в чем-то прозрачном, в чем, ах,
нас выносит в небесную дырку.
И – соленые ленты в зубах,
чтобы не потерять бескозырку.

Кто-то спросил: – Ну, как? –ночью в пустом дому.
Я говорю: – Никак, –
этому никому.
Поздно. Я спать пошёл.
Просто оставлю свет.
И положу на стол
парочку сигарет.

Медленно, медленно ваза,
выпав из левого глаза,
бьётся. На звук и на свет
вся распадается. Нет,
и на цветы, и на воду,
на пустоту и свободу
полного небытия…
Вечная ваза моя.

М. Никулиной
Зима в деревне холоднее:
в сугробах бездна, леденея,
сухим огнём отражена.
Какая близкая она.
Живу в деревне – прямо в небе,
о боге думаю, о хлебе.
И ангелы средь бела дня
с рябины смотрят на меня.

Е.
В морозы горький свет: в деревне пахнет дымом,
и на веранде пыль алмазная, когда
вдруг разорвёт бутыль, а воздух невредимым
останется стоять, как в проруби вода.
Без бабочки твой взгляд слоится и порхает –
повсюду снегопад, паденье и полёт.
Но время – это свет, и он тебя вдыхает.
Но вечность – это тьма: она тебя умрёт.
Тесня звезду зрачком, поймёшь в краю убогом:
что, именем своим, пройдя сквозь языки,
Бог остаётся быть двунадесятым богом,
вдувающим озноб в живые позвонки.
И варежку прожжёт алмазная присыпка,
и валенок уйдёт в замёрзший материк.
Когда шагаешь, снег кричит – ещё не скрипка,
и даже на бегу звучит – уже не крик.
На окнах, на садах – повсюду белый дёготь, –
любовь моя слепец, любовь моя беглец:
ей только обнимать, искать, ласкать и трогать,
и очи закрывать всему, что не слепец.
С фонариком луна и ангел с сигаретой,
как вспыхивает спирт – вот так глядит мороз
и плещет голубым, на кровле непрогретой
наращивая соль земли, морей и слёз.
Твоя звезда – с кулак, и тоже пахнет солью,
как кровь твоя, в тебе нашедшая тупик.
Душа хотела стать звездой, а стала болью,
в которую вошла, как музыка в язык.

В полуслезах, в полубреду
с подземной музыкой иду
к другой – неслыханной, небесной –
оборонять свою беду
и слушать ангелов во льду…
Мне хорошо в твоём аду
молчать над бездной.

Е.
Где-то глаза кочуют,
думаю, в вышине.
Ангелы в нас ночуют,
прямо в хорошем сне.
Спи, говорю, родная,
очи закрой – и спи,
медленно поднимая
солнце в чужой степи.

Бог иногда ночует в яблоке. Червячком.
Этого не увидишь серым сухим зрачком.
Только зелёным, сладким, синим и золотым,
чтобы в живую мякоть взял его горький дым –
и поносил по ветру, в дырах и в облаках,
где, обнимая яблоко, ангелы скажут: «Ах!»
Где ты ещё летаешь мальчиком в полусне,
слыша, как чьё-то сердце дятлом стучит в сосне.

Е.
Где очень больно, там светло,
а здесь темно и не бывало.
Я спал и думал: всё прошло,
а оказалось – всё пропало.
Удушье снов, удушье слёз –
до немоты и полной муки
произносить большой мороз
и в нем клубящиеся звуки.
У этой музыки твои
зрачки сиреневые… Боже,
и ледяные соловьи
без оперения и кожи…

Е.
Ходит шатун-трава.
Может быть, голова
кружится у земли –
яблони налегли
на вертикаль господню.
День-то какой сегодня?
Вторник. Сосед просох…
Чертополох. Подсолнух.
Ужас в глазах бессонных:
кто из них больше бог?..
Ясно, чертополох.

Плачет кулик, плачет кулик,
топчет водицу.
Я забываю русский язык –
слушаю птицу.
Холодно как. Слишком светло.
Баба в футболке
ковшиком в кадке разбила стекло –
в горле осколки.Плачет кулик, плачет кулик,
топчет водицу.
Я забываю русский язык –
слушаю птицу.

Рябина, помоги
не закричать от боли.
Ни зги, ни зги, ни зги
в необозримом поле.
Тьма – это тоже свет,
в котором света нет,
там вещество иное,
родное, ледяное.
Тьма – это свет души
болящей безъязыко…
Дыши, дыши, дыши –
до голоса, до крика.
****
Так пасмурно, что нету небосклона
и некуда мечтать.
Вот лобачевская ворона:
пропала, появилась и опять
исчезла, и внезапно показалась –
и с глаз долой средь бела дня,
как будто вся во времени осталась…
Как мало времени осталось у меня.

Е.
Хорошо ты сидишь у окна,
значит – кто-то с другой стороны.
Ах, какая ворона видна.
Ух, какие стаканы видны.
У него на лице стрекоза –
у тебя на реснице слеза…
Ах, какие навстречу глаза.
Ах, какие навстречу глаза.

Крикнуть себе вослед:
счастья на свете нет.
Если случится где-то –
значит, оно без света.
Меньше в огне огня
стало. Наполовину.
Вылепи из меня
глину

ШАТА ТЬ, шатну ть, ша тывать что, шати ть ряз. качать, колебать, трясти, наклонять туда и сюда. Ветром шатает и расшатывает деревья. Хмель шатает человеком. Не шатай стола, писать не даешь. Шатни столб на меня, подай, покачни. Шатать ситом, сеять. Шатай болтай, недалечко Валдай! -ся, нетвердо стоять или ходить. Зуб шатается. Забор шатнулся. Пьяный на своих ногах шатается. Шатается, мотается да в подпечье ховается? веник. || *Слоняться, таскаться, бродить без дела и нужды. Шататься по улицам, по дворам. Он где-то без места шатается. Он много по -свету шатался, бывалый человек. || Шатну ться куда, к кому, кинуться за помощью. || Шати ть, кур. ходить взад и вперед, болтаться туда и сюда. Не шати , застишь! || церк . восставать против власти, волноваться, возмущаться. Вскую шаташася языцы? Псалтирь. Иже на твоя веления шаташась. Акты. Шата нье ср. ша тка ж. шат м. действие и сост. по глаг., качка, тряска, колебанье. || Шат, собачья чума; собака шатается, дуреет и издыхает. || новг. твер. пск. дурнота, головокруженье и обморок, беспамятство, припадок. || Шат, ша тень, шату н м. ша ту нья, шату ха ж. шату шка об. праздношат, слоп, пустоброд, кто шатается без дела; || бродяга, беглый; || о женщине распутница. Продавать ша ты или шатни, шляться, шлендать, шататься, бродить без дела; повесничать слоняясь. Тутотка шатунов-то много бродить. || Шат, шатун, нечистый, злой дух, чорт, шайтан. Конь-шатун, арх. ушедший и бродящий, до поры, на воле. Медведь-шатун , долго не залегающий в берлогу, поздно засыпающий на зиму. || Трава шатун, ниж. род резучей травы, осоки, которая портит сено. || Растенье шведский дерен, Соrnus suecica; || красное дерево, Соrnus sibirica. || Лес-шатун твер. рудовая сосна, с коротким голоменем, из которого выходит по одному лишь бревну. || В машинах: рычаг на поршне, качун, коромысло, передающее движенье, напр. рычаг насоса. || Шат? симб. оренб. гора средней величины. Шатунина, чертовщина, дьявольщина. Шату щий, шатающийся, праздный, гулячий, бродячий. Шатущий народ, без дела и занятий. - скот, без пастуха, или приблудный, пришатившийся, пристало й. Шату чая жизнь, бродячая. -честь ж. шаткость. Шать ж. пск. твер. шаг, дурнота, головокруженье. Вшатнуть стойку в гнездо, дошатнуть ее до места; стоечка вышатнулась вон. Зашатался на ногах. Нашатался посвету вдоволь. Отшатнись ты от меня! Пошатывай зуб, и выдернешь. Он мне подшатнулся под руку. Перешатывается с боку на бок. Корова пришати лась. Прошатался весь день. Все спицы расшатались. Шаткий, не твердый в основании, покачливый; валкий. Шаткая лестница. Стол жи док и ша ток. Шаткая лодка, верткая. || *Ненадежный, изменчивый, непостоянный. Шаткий ум, убеждения. Времена ша тки: береги ша пки! Временщики шатки. Это служба шаткая, повихнуться недолго, соблазну много. Живи ни шатко, ни валко, ни на -асторону. Дело шатко, сомнительно, опасно. Шато к, одно движенье шатом. От добра до худа один шато к. От худа до худа один шаток. От жизни до смерти - шаток. Ша ткость ж. состоянье шаткого. Ша тость ж. стар. волненье, смятенье, возмущенье. Шатова тый, шаткий по нраву, или попятчивый, ненадежный и непостоянный. Он шатоват, с ним пива не сваришь, не сладишь дела. Похвально е дело шатовато, хвасть. Пьяное дело шатовато, а похмельное тошновато. -тость, свойство, качество это. Шата ла об. сиб. шати ла об. арх. шатун, кто шляется без дела. || Шати ла, кур. егоза и суета, кто бегает взад и вперед. Шате ть, ошатеть, орл. тул. дуреть, шалеть, терять память и рассудок; || о собаке, чуметь. Шать нареч. калужск. вдруг, живо, мигом. Шать-шать поспеет! Шаты баты, калужск. род поговорки: кинуться, броситься куда, ну бежать, ну догонять и пр.