Правила жизни в монастыре православном. Как живут монахини, что делают, выходят ли за пределы монастыря? Как быть с родителями


Вы решили узнать о жизни в монастыре, потому, что сами решили посвятить свою жизнь Богу или просто интересуетесь, как живут в монастырях, и правильно, ведь значит вы все ближе становитесь к Богу и православной Вере. На самом деле, жизнь в монастыре достаточно сильно отличается от мирской жизни за стенами монастыря. Рекомендуем ознакомитьс,

ЖИЗНЬ В МОНАСТЫРЕ

ТРУЖЕННИКИ

Если человек желает пожить в монастыре какое-то время и узнать его жизнь поближе, испытать на себе все трудности монастырской жизни, он может прийти в монастырь и поговорить с его настоятелем с просьбой о принятии его в труженники монастыря на некоторое время. И, если вы убедите настоятеля монастыря, что вы достойны такого чина, вас возьмут в труженники и обеспечат всем необходимым для жизни в монастыре. В это время, пока вы носите чин труженник, вам придется выполнять всю работу, которую будут поручать вам, скорее всего, это будет самя тяжелая и неприятная работа, дабы вы научились смирению, подавлению гнева в себе.

ПОСЛУШЕННИКИ

Этот чин носят люди, которые решили уйти в монастырь, но еще не заслужили благословения, дабы стать монахом, так сказать, это те люди которые учатся послушанию и смирению, которые должны научиться жить без помыслов греховных и мирских наслаждений. Если человек справляется с этим учением, то его благославляют и постригают в монахи, как правило, это происходит в не более, чем пять лет с момента прихода в монастырь, хотя бывает и больше. Рекомендуем ознакомиться,

МОНАХИ

Это те люди, которые живут в монастыре на подобии Христа, свободными от всех родственных связей, не имеющих своей крыши над головой, странствующие, живущие в нищете и проводящие ночи в молитве. Так вот, чем ближе монахи к Христу и его жизни, тем они ближе к Богу. Живя в неполноте и ущербности они приобретают другое, а это другое и есть сам Господь Бог.

РАДОСТЬ ИЛИ ГРУСТЬ

Жизнь в монастыре не должна нести в себе только печали, грусть и особенно унижение. Тот факт, что человеку приятно жить в монастыре, говорит о том, что жизнь в монастыре правильная, а если монахи, послушники и труженники испытывают постонные унижения и оскорбления, это уже не жизнь монастырская, а муки адские при жизни. Только тот показатель, что монахи не уходят из монастыря, говорит о том, что жизнь в монастыре настоящая, призванная служить Господу Богу и жить вам там будет хорошо и приятно. Рекомендуем ознакомиться,

УЧЕНИЕ

Как и в жизни, монахи живя жизнь в монастыре, должны учиться науке, например, живописи, музыке, литературе, поэтому каждый монах, в свободное от служения время, может либо отдыхать, либо учиться.

ПОДЕЛИТЬСЯ:

















Монашеская жизнь от посторонних глаз сокрыта, и праздного любопытствующего вторжения не допускает. Это естественно. Вокруг же того, что неизвестно, нередко формируются мифические стереотипы. Это объяснимо. Чаще всего они имеют мало общего с действительностью. Это факт. Итак, образно говоря, отделим зерна от плевел.

Самые распространенные заблуждения.

1. Стать монахиней проще простого, достаточно одного желания.

Разумеется, уход в обитель – дело добровольное, в основе которого лежит желание девушки уйти от мира и посвятить себя монашеской жизни. Но, между тем, как она впервые ступает на территорию обители и монашеским постригом проходит немало времени.

Нередко девушки ездят по разным монастырям, знакомятся с их уставами, которые пусть не кардинально, но все же отличаются друг от друга. После того, как выбор в пользу той или иной обители сделан, «кандидатка» обращается к игуменье (матушке-настоятельнице) с просьбой принять ее. Чаще всего, девушку оставляют пожить в монастыре, но в качестве… паломницы. Она имеет возможность посещать сестринские богослужения, общую трапезу (однако сидит за особым столом для паломников), глубже знакомится с жизнью в обители, помогает на общих послушаниях. Сестры же и начальствующие в монастыре (этого никто не скрывает) присматриваются к новенькой.

Если становится ясно, что девушка не находится под влиянием сиюминутных обстоятельств, а проявляет усердие в молитве, прислушивается к советам, понуждает себя к смирению и так далее, игуменья вместе со старшими сестрами решают принять ее в обитель. Она по-прежнему посещает общую трапезу, участвует в сестринских богослужениях, ей назначается постоянное послушание.

В качестве послушницы пребывают не менее трех лет. По истечении этого (или большего) времени, подается прошение на имя правящего архиерея и игумении на совершение пострига. Первая степень пострига – иночество (во время него еще не произносятся монашеские обеты). После него «форма» вновь меняется. Инокини носят рясу с длинными рукавами, апостольник и клобук (головной убор с черной прозрачной «фатой»). В иноческом постриге зачастую дается другое имя, так как это символизирует рождение нового человека для духовной жизни.

А вот так называемый мантийный постриг – это уже собственно монашество. Во время него гласно даются три главных монашеских обета: нестяжания (ничего не иметь своего), послушания, целомудрия (безбрачия). Кроме того, «новорожденная» монахиня облачается в мантию, состоящую из множества складок. Она означает охраняющую и покрывающую силу Божию. А то, что у мантии нет рукавов, обозначает, что у монашествующего как бы нет рук для суетной мирской деятельности, для греха. При ходьбе мантия развевается, подобно крыльям.

2. В монастырь берут всех без исключения.

Это не так. В монастырь не могут поступить люди, находящиеся в браке, а также женщины, имеющие несовершеннолетних детей. Более того, желательно, чтобы дети, даже достигнув 18 лет, что называется, крепко стояли на ногах. В некоторых греческих монастырях есть правило не принимать после 30 лет. В российских обителях такого жесткого правила нет, но всё же предпочтение также отдается молодым. Это обусловлено тем, что с возрастом человеку труднее меняться, сложнее слушаться, проблематичней пересматривать жизненные принципы, смиряться. Скажем, была в миру женщина специалистом с высшим образованием, а в обители ее просят пол помыть. У нее это вызывает недоумение. Пример условный, но подобное в жизни монастырей бывает.

Как, впрочем, случается и обратное. Поступают женщины в монастырь уже в почтенном возрасте, и потом являются для сестер примером и в послушании, и в усердии к молитве, и в смирении.

3. Весь день, с утра до ночи, в монастыре молятся.

Жизнь в обители подчинена довольно строгому распорядку, и молитве посвящается более шести часов в сутки. Но помимо молитвы все сестры исполняют и ежедневные послушания. Наш екатеринбургский Ново-Тихвинский женский монастырь можно назвать «отраслевым». Здесь существуют известные иконописная, швейная мастерские, греко-славянский и исторический кабинеты. Кроме того, монахини выполняют певческое послушание (кстати, возрождают древние – как русские, так и греческие – распевы).

Более мелкие (помимо основных) послушания распределяет благочинная (особая должность). Именно она решает, кому сегодня стирать, кому мести двор, кому полы мыть…

Пробуждаются в монастыре в 3.30. В обители стремятся посвящать начатки дня Богу: в 4 утра все собираются в храме на утреннее богослужение. Служба заканчивается в 7.00, и с этого времени у сестер свободное время, в которое сестры могут помолиться, почитать, отдохнуть. В 9.30 насельницы с пением идут в трапезную на обед. После обеда сестры расходятся на послушания, которые выполняют до 16.00 с перерывом на небольшой полдник. Затем совершается вечерня, после которой вновь с пением богослужебных песнопений сестры идут на ужин. После ужина до 18.30 – свободное время. Далее – малое повечерие, после чего начинается так называемое безмолвие, когда все без исключения хранят молчание В 19.00 все расходятся по кельям, где выполняют свое монашеское правило, посвящая это время только духовным занятиям – чтению и молитве.

Число сестер обители прибавляется (сегодня здесь живет 150 человек), а жилплощадь пока не прибавляется. Поэтому почивать монахини вынуждены на двухъярусных кроватях, по 5-6 человек в келье. Исключение составляют старшие монахини и схимницы, которые имеют отдельные келии.

4. Монахини не общаются ни с внешним миром, ни друг с другом.

Пустословие, конечно, в обители не приветствуется. Но общаются между собой сестры постоянно. Ссор здесь, разумеется, не бывает, а вот размолвки – люди остаются людьми – порой случаются. Но взаимные обиды и недопонимание на следующий день тяжким грузом не переносятся, примиряются сестры еще до захода солнца. «Прости» - одно из самых главных монашеских слов.

Действительно, в обители нет увлекательных светских романов, и телевизоров. Но не потому что это ЗАПРЕЩЕНО. А потому что потребности в этом у монахинь НЕТ. Людям, живущим в миру, понять это сложно. Остается принять, как данность. Факт остается фактом: если поставить телевизор, скажем, в монастырском фойе, и разложить для общего доступа газеты, журналы и другую светскую литературу, никто из монахинь даже бровью не поведет, не заинтересуется и не взглянет. Душа к этому здесь ни у кого не лежит.

А вот духовную литературу сестры читают с жадностью. За новыми книгами даже очередь выстраивается.

6. В монастыре живут на хлебе и воде.

Несмотря на то, что монахини соблюдают все посты, не едят мяса, не употребляют в пищу продукты животного происхождения по понедельникам, средам и пятницам, скудным их рацион назвать нельзя. Меню на месяц вперед утверждается настоятельницей.

Перекусов в обители, конечно, не бывает. В том плане, что, проходя мимо трапезной, перехватить чего-нибудь вкусненького – ни у кого мысли не придет. Просто потому что это не принято. Но, утомившись, выполняя послушание, можно попить кофе или чай. Кстати, тем сестрам, кому по состоянию здоровья положена диета, готовят отдельные блюда, и питаются они по индивидуальному графику.

7. К врачам монахиням обращаться запрещено.

Врачебная помощь сестрам в случае необходимости оказывается обязательно. Одна из насельниц монастыря – по профессии врач. Врачевание – ее основное послушание. Но, если кому-то из сестер требуется более глубокое обследование, монастырь обращается в больницу. В некоторых случаях врачи сами приезжают в обитель. Никакими средствами борьбы с болезнью в монастыре не пренебрегают. Ведь, как здесь говорят, недуг отвлекает от главного, не дает вести нормальную духовную жизнь. Зачем терпеть бесплодное мучение, если у тебя болит голова, когда можно выпить таблетку и потом иметь силы и для молитвы, и для труда?

Рада БОЖЕНКО

Благодарим за помощь в подготовке материала сестер Ново-Тихвинского монастыря.

Безысходность или духовное призвание? Несчастная любовь или желание служить Богу, - почему женщины идут в монастырь?

Говорят, в монастырь уходят от безысходности, отчаяния, разбитой любви, когда теряешь все, и остается только отречься от всего, уйти, забыться. Но это не так, каждый монастырь живет своей жизнью, где требуются сильные люди, у которых призвание – служить Богу.

Часто у женщин порыв к монашеской жизни возникает под действием какого-нибудь сильного душевного потрясения – болезни, потери родных, крушения жизненных планов, других неожиданных обстоятельств. Одиночество и бесприютность посещают душу, и она ищет себе утешения и надежды вне земной неустроенности, в Том, Кто сказал: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас» (Мф. 11, 28).

Есть еще и такие монахини, которые приходят потому, что хотят прожить жизнь счастливо – молясь обо всех и совершая добрые дела. Красота жизни монахинь не всем видна и понятна. Главное в обители - жизнь духовная, молитвенная, а не материальная. И трудятся здесь не только для того, чтобы прокормиться, но чтобы душу очистить от грехов.

Монашество – удел избранных. Это духовный подвиг, где нет места тем, кто не способен раствориться в молитвенной стихии, углубиться в нее, приблизиться через молитву к Богу.

Главная цель монашества достигается путем добровольного неуклонного выполнения христианских заповедей и основных монашеских обетов, среди которых важнейшее место занимают: нестяжание, девство и послушание. А еще в монастыре воспитывается духовное сестричество, живущее по законам любви, милосердия и трудолюбия, которое должно оказывать глубокое назидательное впечатление на мирян.

Настоятельница одного из киевских монастырей сказала:

«Люди, которые не нашли себя в мирской жизни, уйдут и отсюда. Прятаться в монастыре от самого себя - дело пустое. Конечно, мы никого не прогоним. Случайные люди, которые не понимают, зачем идут в монастырь, могут продержаться не больше недели. А потом возвращаются в мир».

Что такое монастырь?

Слова «монах», «монастырь», «монашество» произошли от греческого слова «монос» - «один». Монах, значит, живущий уединенно или в одиночестве.

Имеется факт, доказывающий, что и в Сирии монашество существовало со времен апостольских. Преподобномученица Евдокия, жившая в сирийском городе Илиополе в царствование римского императора Траяна, обращена в христианство преподобным Германом, настоятелем мужского монастыря, в котором было 70 иноков. Евдокия по принятии христианства вступила в монастырь женский, в котором было 30 инокинь.

Монастыри стоят обычно за высокими стенами, как бы отгороженные от всего окружающего мира и человек, приходя в монастырь, уже не видит ничего, кроме одухотворенных лиц сестер и образов. Человек, даже если он попал в монастырь с целью паломничества, совершенно другими глазами начинает смотреть на все происходящее с ним, на свою жизнь. Монастыри - это по сути дела острова спасения среди бушующего моря житейских проблем.

Протоиерей Евгений Шестун пишет:
«У каждого человека есть два пути, и оба спасительные: путь Марфы и путь Марии (Лк. 10, 38-42). Путь Марфы - это деятельное служение ближним, таково призвание белого духовенства. Путь Марии - это выбор «единого на потребу», жизнь монашеская. Монах внимает Господу, сидя у Его ног. Оба пути спасительны, второй - выше, но не нам выбирать. И в монастыре погибнуть можно, и в миру спастись. Монашество - это лицо Церкви, которое всегда обращено к Богу, а священство - лицо Церкви, обращенное в мир, к людям. Вот такие у Церкви два лица радостных».

Как становятся монахинями?

Послушница, изъявившая желание посвятить жизнь иноческим подвигам, испытывается в продолжение 3-5 и более лет. Сроки подготовки ко всем степеням пострига во многом зависят от уровня домашнего духовного воспитания и от усердия в исполнении монастырских послушаний.

Новоначальной послушнице после нескольких месяцев пребывания в обители благословляется ношение первых иноческих одежд - подрясника с поясом и апостольника, и вручаются четки.

Монашеских постригов три степени:
1. новоначальные инокини (рясофоры),
2. малосхимницы (собственно монахини, или мантийные монахини),
3. великосхимницы (или просто - схимницы).

Настоятельница монастыря на основании наблюдения за исполнением каждой сестрой возложенного на нее послушания судит о готовности ее принять иноческие обеты и пишет прошение на имя правящего архиерея; по его благословению один из монастырских духовников совершает постриг.

Настоятельница сообщает постригаемым о дне пострига за две-три недели. Этот подготовительный период постригаемые проводят не только в обычных монастырских послушаниях, но и в особой личной подготовке, которая заключается в испытании своей совести, размышлении о высоте иноческих подвигов и о своем недостоинстве, в чтении Псалтири и житий преподобных отцов и матерей, в посте и подвиге просиявших.

Постриг в рясу является первой степенью монашества. При этом постриге сестре вручаются ряса, камилавка, иногда дается новое имя, однако новоначальная инокиня не принимает монашеских обетов.

При пострижении в мантию даются обеты, прежде всего - отречения от мира, жизни по заповедям Христовым, послушания всегда и во всем своей настоятельнице, хранения целомудрия и нестяжательности.

Монашеский постриг происходит не сразу: поначалу девушки живут в монастыре послушницами. Монахиней может стать женщина не моложе 30 лет, которая осознает все последствия своего поступка.

После пострижения духовник преподает новым сестрам назидание, непременно подчеркивая, что жизнь в обители - это подвиг постоянного борения с грехом и вместе с тем неустанная молитва, тогда как постриг в монашество знаменует собой духовное погребение, ибо «монах должен вменять себя яко мертв».

О том, как протекает внутренняя, сокровенная жизнь насельниц монастыря, можно судить со слов настоятельницы:
«В обители мы познаем себя. Общежительный монастырь для этого - самое благоприятное место. Здесь мы неизбежно сталкиваемся характерами, притираясь друг к другу, как камешки с острыми углами, постепенно делаясь гладкими и ровными. Никогда не принято спрашивать, у кого что в душе, не принято спрашивать, кем монахини были в мирской жизни, все заботы друг о друге должны быть исполнены милосердия».

Когда монашество - ошибка?

Духовные отцы считают, что монашество не состоялось как таинство, когда человек принял постриг либо против воли, по послушанию другому лицу, либо в слишком раннем возрасте по собственному неразумию, либо под влиянием настроения или энтузиазма, которые потом прошли. Такой человек, уже будучи монахом, понимает, что он совершил ошибку, что для монашеской жизни он совершенно не предназначен. Из этой ситуации есть выход. Если человек поторопился с жизненным выбором, он может исправить его с благословения настоятельницы монастыря.

Что такое послушание?

Теперь послушница становится монахиней. Как это страшно, непостижимо и странно! Новая одежда, новое имя, новые, доселе неведомые думы, новые, никогда не испытанные чувства, новый внутренний мир, новое настроение, все, все новое. Новая жизнь, где нет возможности вернуться назад, с этой минуты ты умираешь для мира, и свидетельство тому - черная одежда. Жизнь начинается по-новому.

Каждое утро в монастыре начинается с общего молитвенного правила, по завершению которого все расходятся на свои послушания. Слово «послушание» звучит непривычно для слуха невоцерковленного человека. А как раз в этом слове скрыт один из основных принципов монастырской жизни – «будь послушный», ничего не делай по своей воле. Под послушанием подразумевается какая-либо работа, которую поручает исполнять настоятельница каждой сестре. Послушанием называют любую работу: ставить свечки в храме, готовить еду и мыть посуду, работать на огороде, ухаживать за скотиной, вышивать. Отказов «не умею, не буду» в монастырях не существует.

А монахини говорят, что когда сердце горит любовью к Богу, любой труд кажется легким и благодатным.

День в монастыре

Жизнь в монастыре была довольно строгая. К утрене, например, надо было вставать или в половине третьего утра.

Через полчаса в храме молитвы, потом литургия. Самое главное оружие монаха, его сила - это молитва. Молитва не только за себя, но и за ближних, за весь мир. Он уходит из мира именно для молитвы за мир, чтобы сосредоточится на этом, посвятить свою жизнь молитве. Люди, которые приезжают в обитель, ищут этой духовной поддержки, ищут этой монашеской молитвы о больных, о страждущих.

Завтрака в монастырях нет, в 11.00 колокольчик собирает монахинь и послушниц на обед. Готовя трапезу, монахини постоянно читают молитвы. До вечерней трапезы много работы. Часто люди говорят: «Она ушла в монастырь, чтобы ничего не делать». На самом деле трудиться здесь приходится больше, чем в привычной нам мирской жизни. Не говоря уже о том, что отстоять службу – дело не из легких.

У каждой монахини свое послушание

Любой монастырь принимает с желанием паломников. Дети воскресных школ проводят каникулы на монастырских послушаниях.

Для нищих и бездомных всегда находится стол. Матушки никому не отказывают в пропитании. Организован пункт приема вещей, которые сестрами приводятся в порядок и раздаются нуждающимся.

Любой монастырь можно сравнить с маленьким государством, которое полностью обеспечивает себя и еще помогает другим. Все монастырские послушания одинаково важны, ведь что бы ни делала сестра, она, прежде всего несет свое послушание Самому Богу и служит людям, исполняя заповедь о любви к ближнему.

Монашество имеет разные внешние формы. Есть монахи, живущие в монастырях, есть живущие в миру. Есть монахи, выполняющие церковное послушание, например, преподающие в духовных школах, есть монахи, которые занимаются благотворительностью или социальным служением, заботятся о бедных.

О жизни в монастыре сказал оптинский старец Амвросия:
«Если бы люди знали, как тяжело в монастыре, туда бы никто не шел. Но если бы знали, что за это будет награда, все бы пошли!».

На Руси во все времена монастыри являлись надежным оплотом и защитой православной веры, культурными центрами, где на протяжении многих столетий усердием монахов собирались бесценные рукописи и произведения искусства, одним словом, все то, что воспитывало и характеризовало саму душу народа.

Всегда люди стремились посетить монастырь в надежде найти там покой и утешение, хотя бы на некоторое время приобщиться к высокой подвижнической жизни, оставив все мирское и суетное, очистить свою душу молитвой и покаянием.

А монастырские сестры, которые молятся о наших душах неустанно – жертва от общества за грехи наши.

Что же такое, на ваш взгляд, жизнь в женском монастыре? В каких монастырях вы бывали на экскурсии, и что больше всего запомнилось вам? Обсудим в отзывах к статье!

Эту тему вы также можете обсудить с другими читательницами на

Мария Кикоть, 37 лет

В монастырь люди уходят по разным причинам. Одних туда приводит общая неустроенность в миру. Других - религиозное воспитание, и они, как правило, считают путь монаха лучшим для человека. Женщины довольно часто принимают такое решение из-за проблем в личной жизни. У меня все было немного иначе. Вопросы веры занимали меня всегда, и однажды… Но обо всем по порядку.

Мои родители врачи, отец - хирург, мама - акушер-гинеколог, и я тоже закончила медицинский институт. Но доктором так и не стала, меня увлекла фотография. Я много работала для глянцевых журналов, была довольно успешна. Больше всего мне тогда нравилось снимать и путешествовать.

Мой молодой человек увлекался буддизмом и заразил этим меня. Мы много ездили по Индии и Китаю. Было интересно, но я не погружалась в веру «с головой». Искала ответы на волновавшие меня вопросы. И не находила. Потом заинтересовалась цигуном - своеобразной китайской гимнастикой. Но со временем прошло и это увлечение. Мне хотелось чего-то более сильного и захватывающего.

Как-то мы с подругой ехали на съемку и случайно остановились переночевать в православном монастыре. Неожиданно мне предложили подменить тамошнего повара. Я люблю такие вызовы! Согласилась и проработала на кухне две недели. Так в мою жизнь вошло православие. Я начала регулярно ходить в храм возле дома. После первой исповеди чувствовала себя замечательно, так спокойно она прошла. Заинтересовалась религиозными книгами, изучала био­графии святых, соблюдала посты… Погрузилась в этот мир с головой и однажды поняла, что хочу большего. Я решила уйти в монастырь. Отговаривали все, включая батюшку, но старец, к которому я поехала, благословил на послушание.

В монастырь я приехала промокшей с головы до ног, замерзшей и голодной. На душе было тяжело, в конце концов, не каждый день так круто меняешь свою жизнь. Я, как и любой нормальный человек, надеялась, что меня накормят, успокоят и, главное, выслушают. Но вместо этого мне запретили разговаривать с монахинями и отправили спать без ужина. Я расстроилась, конечно, но правила есть правила, тем более речь шла об одном из самых строгих монастырей России.

У настоятельницы был личный повар. Она лицемерно сетовала, что из-за диабета вынуждена есть лосось со спаржей, а не наши серые сухари

Особая зона

Монастырем управляла сильная, властная и, как оказалось, очень влиятельная женщина. Во время первой встречи она была приветлива, улыбалась, рассказывала, по каким законам идет жизнь в обители. Уточнила, что ее нужно называть матушкой, остальных - сестрами. Тогда показалось, что она отнеслась ко мне по‑матерински снисходительно. Я поверила, что все живущие в монастыре - одна большая семья. Но увы…

Это было царство бессмысленных ограничений. За столом не позволялось без разрешения притрагиваться к еде, нельзя было просить добавки, есть второе, пока все не доедят суп. Странности касались не только трапез. Нам запрещали дружить. Да что там, мы не имели права даже разговаривать друг с другом. Это, не поверите, считалось блудом. Постепенно я поняла: все так устроено для того, чтобы сестры не могли обсуждать настоятельницу и монастырский уклад. Матушка боялась бунта.
Я пыталась практиковать смирение. Когда меня что-то пугало, думала, что просто вера моя пока слаба, а никто не виноват.

Дальше - больше. Я заметила, что во время трапез обязательно кого-нибудь отчитывают. По самым незначительным поводам («взяла ножницы и забыла отдать») или вовсе без них. Надо понимать, что, согласно церковному регламенту, подобные разговоры должны происходить с глазу на глаз: твой наставник не только ругает, но
и выслушивает, предлагает помощь, учит не поддаваться искушениям. У нас же все превращалось в жесткие публичные разборки.

Есть такая практика - «помыслы». У монахов принято записывать все сомнения и страхи на бумаге и отдавать их духовнику, который даже не должен жить в том же монастыре. Мы свои помыслы писали, конечно же, настоятельнице. Когда я впервые это сделала, матушка зачитала мое письмо на общей трапезе. Мол, «послушайте, какие у нас тут дурочки живут». Прямо рубрика «анекдот недели». Я чуть не расплакалась прямо при всех.

Питались мы тем, что жертвовали прихожане или близлежащие магазины. Как правило, нас кормили просроченными продуктами. Все то, что производили в обители, матушка дарила вышестоящим церковнослужителям.

Иногда игуменья приказывала есть чайной ложкой. Время трапезы было ограничено - всего 20 минут. Сколько ты там успеешь съесть за это время? Я очень сильно похудела

Быть послушницей

Постепенно жизнь в монастыре стала напоминать мне каторгу, ни о какой духовности я уже и не вспоминала. В пять утра подъем, гигиенические процедуры, извините, в тазике (душ под запретом, это же удовольствие), потом трапеза, молитва и тяжкий труд до глубокой ночи, затем снова молитвы.

Понятно, что монашество не курорт. Но ощущение постоянного надлома тоже не кажется нормальным. Сомневаться в правильности послушании нельзя, допускать мысль о том, что настоятельница неоправданно жестока, - тоже.

Здесь поощрялись доносы. В форме тех самых «помыслов». Вместо того, чтобы говорить о сокровенном, надлежало жаловаться на других. Я не могла ябедничать, за что бывала неоднократно наказана. Наказание в монастыре - это публичный выговор с участием всех сестер. Они обвиняли жертву в выдуманных грехах, а затем настоятельница лишала ее причастия. Самой страшной карой считалась ссылка в скит - монастырь в глухой деревне. Я эти ссылки полюбила. Там можно было немного отдохнуть от чудовищного психологического давления и перевести дух. Добровольно попроситься в скит не могла - меня бы тут же заподозрили в страшном заговоре. Впрочем, виноватой я становилась часто, поэтому в глушь ездила регулярно.

Многие послушницы принимали сильные транквилизаторы. Есть что-то странное в том, что примерно треть обитателей монастыря психически нездоровы. Истерики монахинь «лечились» визитами к православному психиатру - по­друге настоятельницы. Та выписывала сильнейшие лекарства, превращавшие людей в овощи.

Многие спрашивают, как в монастыре борются с сексуальным искушением. Когда ты постоянно находишься под жестким психологическим давлением и пашешь с утра до ночи на кухне или в коровнике, желаний не возникает.

Дорога назад

Я прожила в монастыре семь лет. После череды интриг и доносов, незадолго до предполагаемого пострига у меня сдали нервы. Я не рассчитала, приняла убойную дозу лекарства и попала в больницу. Полежала там пару дней и поняла, что обратно не вернусь. Это было трудное решение. Послушники боятся покидать монастырь: им внушают, что это предательство Бога. Пугают страшной карой - болезнью или внезапной смертью близких.

По дороге домой остановилась у своего духовника. Выслушав меня, он посоветовал покаяться и взять вину на себя. Скорее всего, он знал о том, что происходит в монастыре, но дружил с настоятельницей.

Постепенно я возвращалась к мирской жизни. После долгих лет, проведенных в изоляции, заново привыкать к огромному шумному миру очень тяжело. Поначалу мне казалось, что на меня все смотрят. Что я совершаю один грех за другим, а вокруг и вовсе творятся бесчинства. Спасибо родителям и друзьям, которые помогали мне всем, чем только можно. По‑настоящему я освободилась, когда написала о пережитом в интернете. Постепенно я выкладывала свою историю в ЖЖ. Это стало отличной психотерапией, я получила много откликов и поняла, что не одинока.

Примерно через год монастырской жизни у меня пропали месячные. Так было и у других послушниц. Организм просто не выдерживал нагрузки, начинал сбоить

В результате из моих зарисовок сложилась книга «Исповедь бывшей послушницы». Когда она вышла, реакции были разными. К моему удивлению, меня поддержало много послушниц, монахинь и даже монахов. «Так все и обстоит», - говорили они. Конечно, были и те, кто осудил. Число статей, в которых я предстаю то «редакторским вымыслом», то «неблагодарным чудовищем», перевалило за сотню. Но я была к этому готова. В конце концов, люди имеют право на свою точку зрения, а мое мнение не истина в последней инстанции.

Прошло время, и теперь я точно знаю, что проблема не во мне, виновата система. Дело не в религии, а в людях, которые трактуют ее таким извращенным образом. И еще: благодаря этому опыту я поняла, что всегда надо доверять своим чувствам и не пытаться увидеть в черном белое. Его там нет.

Другая дорога

Эти женщины однажды устали от мирской суеты и решили все поменять. Не все они стали монахинями, но жизнь каждой теперь тесно связана с церковью.

Ольга Гобзева. Звезда фильмов «Операция «Трест» и «Портрет жены художника» в 1992 году приняла постриг. Сегодня матушка Ольга - игуменья Елисаветинского женского монастыря.

Аманда Перез. Несколько лет назад знаменитая испанская модель без сожалений бросила подиум и ушла в монастырь. Возвращаться не собирается.

Екатерина Васильева. В 90-х актриса («Шальная баба») ушла из кино и служит звонарем в храме. Изредка снимается в сериалах вместе с дочерью Марией Спивак.

Фото: Facebook; Киноконцерн «Мосфильм»; Persona Stars; VOSTOCK Photo

Наталья Милантьева попала в один из подмосковных монастырей в 1990 году. В 2008-м ей пришлось уйти, но разочарование в обители и особенно в настоятельнице наступило намного раньше. Наталья рассказала The Village, как монастырь тайком от церковного начальства торгует собаками и книгами, как живет монастырская верхушка и почему сестер устраивает такой порядок.

«Оставайтесь, девчонки, в монастыре, мы вам черные платьица сошьем»

Когда мне было лет 12−13, мама ударилась в православие и стала воспитывать меня в религиозном духе. Годам к 16−17 у меня в башке, кроме церкви, вообще ничего не было. Меня не интересовали ни сверстники, ни музыка, ни тусовки, у меня была одна дорожка - в храм и из храма. Обошла все церкви в Москве, читала отксеренные книги: в 80-х религиозная литература не продавалась, каждая книжка была на вес золота.

В 1990 году я закончила полиграфический техникум вместе со своей сестрой Мариной. Осенью нужно было выходить на работу. И тут один известный священник, к которому мы с сестрой ходили, говорит: «Поезжайте в такой-то монастырь, помолитесь, потрудитесь, там цветочки красивые и такая матушка хорошая». Поехали на недельку - и мне так понравилось! Как будто дома оказалась. Игумения молодая, умная, красивая, веселая, добрая. Сестры все как родные. Матушка нас упрашивает: «Оставайтесь, девчонки, в монастыре, мы вам черные платьица сошьем». И все сестры вокруг: «Оставайтесь, оставайтесь». Маринка сразу отказалась: «Нет, это не для меня». А я такая: «Да, я хочу остаться, я приеду».

Дома меня никто как-то особо и отговаривать-то не стал. Мама сказала: «Ну, воля Божья, раз ты этого хочешь». Она была уверена, что я там немножко потусуюсь и домой вернусь. Я была домашняя, послушная, если бы мне кулаком по столу хлопнули: «С ума сошла? Тебе на работу выходить, ты образование получила, какой монастырь?» - может, ничего бы этого не было.

Сейчас я понимаю, почему нас так настойчиво звали. Монастырь тогда только-только открылся: в 1989-м он заработал, в 1990-м я пришла. Там было всего человек 30, все молодые. В кельях жили по четверо-пятеро, по корпусам бегали крысы, туалет на улице. Предстояло много тяжелой работы по восстановлению. Нужно было больше молодежи. Батюшка, в общем-то, действовал в интересах монастыря, поставляя туда московских сестер с образованием. Не думаю, что он искренне заботился о том, как у меня сложится жизнь.

Я была домашняя, послушная, если бы мне кулаком по столу хлопнули: „С ума сошла? Тебе на работу выходить, ты образование получила, какой монастырь?“ - может, ничего бы этого не было

Как все изменилось

Сестры высказали матушке, что у нас теряется монашеская общность (тогда еще можно было высказывать)

Году в 1991-м в монастыре появилась такая дама, назовем ее Ольга. У нее была какая-то темная история. Она занималась бизнесом, каким - точно сказать не могу, но московские сестры рассказывали, что ее деньги добыты нечестным путем. Каким-то боком она попала в церковную среду, и наш духовник благословил ее в монастырь - спрятаться, что ли. Было видно, что это человек совершенно не церковный, мирской, она даже платок не умела завязывать.

С ее приходом все начало меняться. Ольга была ровесницей матушки, обеим было чуть за 30. Остальным сестрам - по 18−20 лет. Подруг у матушки не было, она всех держала на расстоянии. Называла себя «мы», никогда не говорила «я». Но, видимо, она все-таки нуждалась в подруге. Матушка у нас очень эмоциональная, душевная, практической жилки не имела, в материальных вещах, той же стройке, разбиралась плохо, рабочие ее все время обманывали. Ольга сразу взяла все в свои руки, стала наводить порядок.

Матушка любила общение, к ней ездили священники, монахи из Рязани - всегда полный двор гостей, в основном из церковной среды. Так вот, Ольга со всеми рассорилась. Она внушала матушке: «Зачем тебе весь этот сброд? С кем ты дружишь? Надо с правильными людьми дружить, которые могут чем-то помочь». Матушка всегда выходила с нами на послушания (послушание - работа, которую дает монаху настоятель; обет послушания приносят все православные монахи вместе с обетами нестяжания и безбрачия. - Прим. ред.) , ела со всеми в общей трапезной - как положено, как святые отцы заповедовали. Ольга все это прекратила. У матушки появилась своя кухня, она перестала с нами работать.

Сестры высказали матушке, что у нас теряется монашеская общность (тогда еще можно было высказывать). Как-то поздно вечером она созывает собрание, показывает на Ольгу свою и говорит: «Кто против нее, тот против меня. Кто ее не принимает - уходите. Это моя самая близкая сестра, а вы все завистники. Поднимите руки, кто против нее».

Руку никто не поднял: матушку-то все любили. Это был переломный момент.

Мирской дух

Ольга была действительно очень способная в плане добычи денег и управления. Она выгнала всех ненадежных рабочих, завела различные мастерские, издательское дело. Появились богатые спонсоры. Приезжали бесконечные гости, перед ними надо было петь, выступать, показывать спектакли. Жизнь была заточена на то, чтобы доказать всем вокруг: вот какие мы хорошие, вот как мы процветаем! Мастерские: керамическая, вышивальная, иконописная! Книги издаем! Собак разводим! Медицинский центр открыли! Детей взяли на воспитание!

Ольга стала привлекать к себе способных сестер и поощрять их, формировать элиту. Привезла в бедный монастырь компьютеры, фотоаппараты, телевизоры. Появились машины, иномарки. Сестры понимали: кто будет хорошо себя вести, будет работать на компьютере, а не землю копать. Скоро они поделились на верхушку, средний класс и низших, плохих, «неспособных к духовному развитию», которые работали на тяжелых работах.

Один бизнесмен подарил матушке четырехэтажный загородный дом в 20 минутах езды от монастыря - с бассейном, сауной и собственной фермой. В основном она жила там, а в монастырь приезжала по делам и на праздники.

Жизнь была заточена на то, чтобы доказать всем вокруг: вот какие мы хорошие, вот как мы процветаем!

На что живет монастырь

Скрывать от епархии деньги считалось за добродетель: митрополит - это же враг номер один

Церковь, как МВД, организована по принципу пирамиды. Каждый храм и монастырь отдает епархиальному начальству дань из пожертвований и денег, заработанных на свечках, записках о поминании. У нашего - обычного - монастыря доход был и так небольшой, не то что у Матронушки (в Покровском монастыре, где хранятся мощи святой Матроны Московской. - Прим. ред.) или в Лавре, а тут еще и митрополит с поборами.

Ольга тайком от епархии организовала подпольную деятельность: купила огромную японскую вышивальную машину, спрятала в подвале, привела человека, который научил нескольких сестер на ней работать. Машина ночи напролет штамповала церковные облачения, которые потом сдавали перекупщикам. Храмов много, священников много, поэтому доход от облачений был хороший. Собачий питомник тоже приносил неплохие деньги: приезжали богатенькие люди, покупали щенков по тысяче долларов. Мастерские делали на продажу керамику, золотые и серебряные украшения. Еще монастырь издавал книги от лица несуществующих издательств. Помню, по ночам привозили на КАМАЗе огромные бумажные ролики и по ночам же выгружали книги.

По праздникам, когда митрополит приезжал, источники дохода прятали, собак увозили на подворье. «Владыка, у нас весь доход - записки да свечки, все, что едим, выращиваем сами, храм обшарпанный, ремонтировать не на что». Скрывать от епархии деньги считалось за добродетель: митрополит - это же враг номер один, который хочет обокрасть нас, забрать последние крошки хлеба. Нам говорили: все же для вас, вы кушаете, мы вам чулочки покупаем, носочки, шампуни.

Собственных денег у сестер, естественно, не было, а документы - паспорта, дипломы - хранились в сейфе. Одежду и обувь нам жертвовали миряне. Потом монастырь завел дружбу с одной обувной фабрикой - там делали ужасную обувь, от которой сразу начинался ревматизм. Ее покупали по дешевке и раздавали сестрам. У кого были родители с деньгами, те носили нормальную обувь - я не говорю, красивую, а просто из натуральной кожи. А у меня мама сама бедствовала, привозила мне рублей 500 на полгода. Сама я ничего у нее не просила, максимум гигиенические средства или шоколадку.

«Уйдете - вас бес накажет, лаять будете, хрюкать»

Матушка любила говорить: «Есть монастыри, где сюси-пуси. Хотите - валите туда. У нас здесь, как в армии, как на войне. Мы не девки, мы воины. Мы на службе у Бога». Нас учили, что в других храмах, в других монастырях все не так. Вырабатывалось такое сектантское чувство исключительности. Я домой приезжаю, мама говорит: «Мне батюшка сказал…» - «Твой батюшка ничего не знает! Я тебе говорю - надо делать, как нас матушка учит!» Вот почему мы не уходили: потому что были уверены, что только в этом месте можно спастись.

А еще нас запугивали: «Если вы уйдете, вас бес накажет, лаять будете, хрюкать. Вас изнасилуют, вы попадете под машину, переломаете ноги, родные будут болеть. Одна ушла - так она даже до дома не успела дойти, сняла на вокзале юбку, стала за всеми мужиками бегать и ширинки им расстегивать».

Тем не менее первое время сестры постоянно приходили и уходили, их даже считать не успевали. А в последние годы стали уходить те, кто пробыл в монастыре дольше 15 лет. Первым таким ударом был уход одной из старших сестер. Они имели в подчинении других монахинь и считались надежными. Незадолго до ухода она стала замкнутой, раздражительной, начала куда-то пропадать: поедет по делам в Москву, и нет ее два-три дня. Стала срываться, отдаляться от сестер. У нее стали находить коньячок, закусочку. В один прекрасный день нас созывают на собрание. Матушка говорит, что такая-то ушла, оставила записку: «Пришла к выводу, что я не монахиня. Хочу жить в миру. Простите, не поминайте лихом». С тех пор каждый год уходит как минимум одна сестра из числа тех, кто жил в монастыре с самого начала. Слухи-то из мира доносятся: такая-то ушла - и все с ней нормально, не заболела, ноги не переломала, никто не изнасиловал, замуж вышла, родила.

Уходили тихо, ночью: по-другому не уйдешь. Если ты средь бела дня с сумками попрешься к воротам, закричат все: «Куда собралась? Держите ее!» - и к матушке поведут. Зачем позориться? Потом приезжали за документами.

Нас учили, что в других храмах, в других монастырях все не так. Вот почему мы не уходили: потому что были уверены, что только в этом месте можно спастись.

«Куда я пойду? К маме на шею?»

Мы привыкли к монастырю, как привыкают к зоне

Меня сделали старшей сестрой по стройке, отдали учиться на шофера. Я получила права и стала выезжать в город на фургоне. А когда человек начинает постоянно бывать за воротами, он меняется. Я стала покупать спиртное, но деньги-то быстро заканчивались, а в привычку уже вошло, - стала потаскивать из монастырских закромов вместе с подружками. Там была хорошая водка, коньяк, вино.

Мы пришли к такой жизни, потому что смотрели на начальство, на матушку, ее подругу и их ближний круг. У них без конца были гости: менты с мигалками, бритоголовые мужики, артистки, клоуны. С посиделок они высыпали пьяные, от матушки разило водкой. Потом всей толпой уезжали в ее загородный дом - там с утра до ночи горел телевизор, играла музыка.

Матушка стала следить за фигурой, носить украшения: браслеты, броши. В общем, стала вести себя как женщина. Смотришь на них и думаешь: «Раз вы вот так спасаетесь, значит, и мне можно». Раньше-то как было? «Матушка, я согрешила: съела в пост конфетку „Клубника со сливками“». - «Да кто ж тебе сливки туда положит, сама-то подумай». - «Ну конечно, ну спасибо». А потом уже стало на все это насрать.

Мы привыкли к монастырю, как привыкают к зоне. Бывшие зэки говорят: «Зона - мой дом родной. Мне там лучше, я там все знаю, у меня там все схвачено». Вот и я: в миру у меня ни образования, ни жизненного опыта, ни трудовой книжки. Куда я пойду? К маме на шею? Были сестры, уходившие с конкретной целью - выйти замуж, родить ребенка. Меня никогда не тянуло ни детей рожать, ни замуж выходить.

Матушка на многое закрывала глаза. Кто-то доложил, что я выпиваю. Матушка вызвала: «Где берешь эту выпивку-то?» - «Да вот, на складе, у вас все двери открыты. У меня денег нет, ваших я не беру, если мне мать дает деньги, я на них только „Три семерки“ могу купить. А у вас там на складе „Русский стандарт“, коньяк армянский». А она говорит: «Если хочешь выпить, приходи к нам - мы тебе нальем, не проблема. Только не надо воровать со склада, к нам ездит эконом от митрополита, у него все на учете». Никаких моралей уже не читали. Это 16-летним парили мозги, а от нас требовалась только работа, ну, и рамки какие-то соблюдать.

«Наташа, не вздумай возвращаться!»

В первый раз меня выгнали после откровенного разговора с Ольгой. Она всегда хотела сделать меня своим духовным чадом, последователем, почитателем. Некоторых она сумела очень сильно к себе привязать, влюбить в себя. Вкрадчивая всегда такая, говорит шепотом. Мы ехали в машине в матушкин загородный дом: меня послали туда на строительные работы. Едем молча, и вдруг она говорит: «Знаешь, я ко всему к этому, церковному, никакого отношения не имею, мне даже слова эти претят: благословение, послушание, - я воспитана по-другому. Я думаю, ты такая же, как я. Вот девчонки ходят ко мне, и ты ходи ко мне». Меня как обухом по голове ударили. «Я, - отвечаю, - вообще-то воспитана в вере, и церковное мне не чуждо».

Словом, она передо мной раскрыла карты, как разведчик из «Варианта „Омега“», а я ее оттолкнула. После этого, естественно, она стала всячески пытаться от меня избавиться. Спустя какое-то время матушка меня вызывает и говорит: «Ты нам не родная. Ты не исправляешься. Мы тебя зовем к себе, а ты вечно дружишь с отбросами. Ты все равно будешь делать то, что хочешь. Из тебя не выйдет ничего путного, а работать и обезьяна может. Поезжай домой».

В Москве я с большим трудом нашла работу по специальности: муж сестры устроил меня корректором в издательство Московской патриархии. Стресс был жуткий. Я не могла адаптироваться, скучала по монастырю. Даже ездила к нашему духовнику. «Батюшка, так и так, меня выгнали». «Ну и не надо туда больше ехать. Ты с кем живешь, с мамой? Мама в храм ходит? Ну вот и ладно. У тебя есть высшее образование? Нет? Вот и получай». И все это говорит батюшка, который всегда нас запугивал, предостерегал от ухода. Я успокоилась: вроде как получила благословение у старца.

И тут мне звонит матушка - через месяц после последнего разговора - и просит тающим голосом: «Наташа, мы тебя проверяли. Мы так по тебе скучаем, возвращайся назад, мы тебя ждем». - «Матушка, - говорю, - я уже все. Меня батюшка благословил». - «С батюшкой мы поговорим!» Зачем она меня звала - не понимаю. Это что-то бабское, в жопе шило. Но я не могла сопротивляться. Мама пришла в ужас: «Ты что, с ума сошла, куда ты поедешь? Они из тебя какого-то зомби сделали!» И Маринка тоже: «Наташа, не вздумай возвращаться!»

Приезжаю - все волками смотрят, никто по мне там не скучает. Наверное, подумали, что слишком хорошо мне стало в Москве, вот и вернули. Не до конца еще наиздевались.

На этот раз навсегда

Во второй раз меня выгнали за романтические отношения с одной сестрой. Никакого секса не было, но к этому все шло. Мы полностью доверяли друг другу, обсуждали нашу поганую жизнь. Разумеется, другие стали замечать, что мы сидим в одной келье до полуночи.

На самом деле меня бы и так выгнали, это был только предлог. У других и не такое было. Некоторые крутили с детьми из монастырского приюта. Батюшка еще удивлялся: «Почему вы мальчиков-то завели? Девочек заводите!» Их до самой армии держали, кабанов здоровых. Так вот, одна воспитательница воспитывала-воспитывала - и довоспитывалась. Ее журили, конечно, но не выгнали же! Она потом сама ушла, они с тем парнем до сих пор вместе.

Вместе со мной выгнали еще пятерых. Устроили собрание, сказали, что мы им чужие, не исправляемся, все портим, всех соблазняем. И мы поехали. После этого у меня и в мыслях не было вернуться ни туда, ни в другой монастырь. Эту жизнь как ножом отрезало.

Первое время после монастыря я продолжала ходить в храм каждое воскресенье, а потом постепенно бросила. Разве что на большие праздники захожу помолиться и свечку поставить. Но я считаю себя верующей, православной и церковь признаю. Дружу с несколькими бывшими сестрами. Почти все повыходили замуж, нарожали детей или просто с кем-то встречаются.

Когда я вернулась домой, так радовалась, что теперь не надо работать на стройке! В монастыре мы работали по 13 часов, до самой ночи. Иногда к этому прибавлялись и ночные работы. В Москве я поработала курьером, а потом опять занялась ремонтом - деньги-то нужны. Чему в монастыре научили, тем и зарабатываю. Выбила у них трудовую книжку, мне записали стаж 15 лет. Но это копейки, на пенсию вообще не катит. Иногда думаю: не будь монастыря, я бы замуж вышла, родила. А это что такое за жизнь?

Иногда думаю: не будь монастыря, я бы замуж вышла, родила. А это что такое за жизнь?

«Я была плохой монахиней»

Кто-то из бывших монахов говорит: «Монастыри надо закрыть». Но я не согласна. Находятся же люди, которые хотят быть монахами, молиться, помогать другим - чего в этом плохого? Я против больших монастырей: там только разврат, деньги, показуха. Другое дело - скиты в глубинках, подальше от Москвы, где жизнь попроще, где так не умеют добывать деньги.

На самом деле все зависит от игумена, потому что он обладает ничем не ограниченной властью. Сейчас еще можно найти настоятеля с опытом монашеской жизни, а в 90-е их негде было взять: монастыри только начали открываться. Матушка закончила МГУ, потерлась в церковных кругах - и ее назначили игуменией. Как можно было доверить ей монастырь, если она сама не прошла ни смирения, ни послушания? Это какая нужна духовная мощь, чтобы не развратиться?

Я была плохой монахиней. Роптала, не смирялась, считала себя правой. Могла сказать: «Матушка, я так думаю». - «Это у тебя помыслы». - «Это не помыслы, - говорю, - у меня, это мысли! Мысли! Я так думаю!» - «За тебя бес думает, дьявол! Ты нас слушайся, с нами Бог разговаривает, мы тебе скажем, как надо думать». - «Спасибо, как-нибудь сама разберусь». Такие, как я, там не нужны.

Текст - Антон Хитров