Церковный собор 1666 1667 поддержал
С.Д.Милорадович. «Суд над патриархом Никоном».1885, холст, масло
...Поищем подробности отстранения Никона. Суть ТИ-трактовки весьма противоречива. Якобы, по окончании торжественной службы в Успенском соборе (10 июля 1658 г.) Никон внезапно объявляет, что оставляет патриаршество.
Он покидает патриарший дворец в Кремле и уезжает в Воскресенский монастырь. Напуганный царь посылает за ним бояр с просьбой вернуться, однако упрямый Никон отказывается. Никон остается самоустраненным и в то же время действующим патриархом.
Царь начинает собирать собор за собором. Самоустраненного в 1658 году Никона пытаются зачем-то отстранить заново. И в 1660, и в 1662, и в 1664 году. Даже приговор подготовили, но не огласили... И вот, наконец, грянул 1666 год! Почитаем Карташева:
- «Ускоряя развязку, царь, пользуясь присутствием на Москве случайных гостей и иерархов Востока, в феврале 1666 г. на очередном соборе, ставит вопрос о неопределенном положении Никона и как бы экспериментирует окончательный суд над ним»
Парадокс заключается в том, что Никон уже самоустранился, и нет ни малейшего смысла призывать «иерархов Востока». В подобных случаях русские митрополиты самостоятельно выбирают своего патриарха, которого впоследствии утверждает царь. Без всяких соборных решений и призыва вселенских патриархов.
Собор и призыв восточных патриархов нужен только в том случае, если планируется насильственное отстранение патриарха.
В обход его воли. То есть если нужен независимый церковный суд. Если принять ТИ-версию с самоотстранением Никона, ничего этого не требуется.
Есть еще один непонятный момент. Между самоотстранением Никона в 1658 году и назначением следующего патриарха в 1667 г прошло восемь лет.
То есть восемь лет страна фактически жила без патриарха.
А как такое может быть? Это в принципе не возможно. Все церковные церемонии, включая православные праздники и крещение царских детей, должны проводиться исключительно патриархом. Без его благословления эти важные мероприятия становятся нелегитимными.
Поэтому по церковному канону того времени, патриарх избирался не позднее, чем через шесть месяцев
после ухода предыдущего понтифика. Обычно сразу же.
Так почему же Никон подал в отставку? Существует несколько противоречивых версий этого поступка, главная из которых сводится к конфликту царя с патриархом. Мол, патриарх решил назваться государем, чуть ли не выше самого царя. Этого то царь Алексей и не стерпел.…
Но указанный мотив не выдерживает элементарной критики. Царь Алексей благоговел и преклонялся перед Никоном, советовался с ним по всем важнейшим вопросам.
На протяжении всей своей жизни Алексей Михайлович регулярно переписывался с Никоном, называл его своим "собинным другом", "возлюбленником своим и содружебником". До самой своей трагической кончины.
По свидетельствам иноземцев, отношения Первосвятителя и царя были исключительно близкими, Никон отвечал Алексею отеческой любовью. В том, что Алексей Михайлович именовал Никона в письмах "Великим Государем" нет ничего удивительного. "Великим Государем" именовались все патриархи, включая предыдущего патриарха Филарета.
Поэтому никаких поводов для зависти и ссоры не может быть в принципе. Есть светская власть во главе с царем, и есть церковная власть во главе с патриархом. Это две составляющие единой имперской власти. Главной опорой светской власти царя являлась церковь во главе с патриархом.
Русские цари на всех соборах и церковных празднествах сидели чуть ниже трона патриарха и раболепно подчеркивали свою подчиненность церкви. До упразднения патриаршества Петром Первым, в Вербное воскресенье на Руси издревле совершался обряд Шествия на Осляти. Патриарх в полном облачении восседал на коне, а царь в простой рубахе вел коня патриарха по городу.
Таковы были многовековые традиции. Царь Алексей был человеком исключительной набожности. Менять каноны в угоду надуманных ущемлений своего достоинства, и судить за это патриарха не было ни малейшего повода.
Во время западных походов царя Алексея в 1654-1656 годах Никон оставался на Москве главным управляющим. К нему на утверждение поступали важнейшие государственные дела, причем в формуле приговоров имя Никона ставилось на месте царского: "святейший патриарх указал и бояре приговорили".
От государева и своего имени он объявлял распоряжения приказам и рассылал грамоты к воеводам по делам гражданского и даже военного управления. Уж если во время войны патриарх остался верным, то о каких недоразумениях в мирное время может идти речь? Патриарх Никон НИКОГДА не стремился к власти.
Более того, он ее сторонился и часто уезжал из столицы в Ново-Иерусалимский монастырь. ТИ-легенда о ссоре Никона с царем из-за власти есть глупейшая, ничем не подкрепленная выдумка.
Иногда историки заявляют, что ссора произошла из-за желания Никона возвысить церковь, из-за строительства Нового Иерусалима, из-за развития теории Москва-Третий Рим.
Но эта политика проводилась по инициативе и одобрению самого царя. Именно для этих целей Алексей и возвысил монастырский приказ до небывалых высот.
Для воплощения грандиозной идеи Русь-Новый Израиль церкви нужны были колоссальные средства. Деньги на эти нужды и собирал монастырский приказ, ставший с 1651 года главным приказом после Посольского. Кстати, закрытие Монастырского Приказа совершилось в 1676 г.
Сразу после смерти царя. Очевидно, что когда монастырский приказ под патронажем Никона был упразднен, тогда и было смещение патриарха. Все остальное есть наивные инсинуации.
Как мы видим, никаких поводов для низложения, или самонизложения Никона не было.
Никон оставался патриархом вплоть то 1676 года. И это легко доказуемо по переписке царя и патриарха. Например, в сохранившемся письме от 1669 года стоит подпись: «Смиренный Никон, милостию Божиею патриарх, засвидетельствуя страхом Вожиим и подписал своею рукою»
И царь не находит в этом ничего крамольного. Отвечает ему, как смиренный сын церкви и «содружебник» патриарха. Если учесть, что Никон уже давно низложен по воле самого царя, то все это невероятно. Тем более патриархом уже назначен другой человек, Иоасаф. Согласно ТИ, он принял патриаршество в 1667 году, как фигура, одобренная царем. Почему же царь продолжает любезничать с низложенным патриархом и при этом не составляет ни одного послания двум последующим патриархам?
Есть и другие документы. Например, благословление от патриарха Никона царю к Пасхе 1668 года. Но наиболее интересен документ от 29-ого января 1676 года. В этом письме царь Алексей просит у Никона прощения.
Историки лукаво относят это письмо к внезапному прозрению царя перед смертью, не более. Мол, царь, лежа на смертном одре, решил написать письмо бывшему своему товарищу, за опалу извиниться…
Но все это полнейшая чепуха. Перед смертью цари исповедовались и просили благословления. Благословления у действующего патриарха. Иначе то как? Вот и получается, что на момент смерти Алексея Михайловича Никон был действующим патриархом.
Все остальное от лукавого.
*****
Отстранив Никона в 1666 году, романовским борзописцам пришлось придумать двух фантомных патриархов . Это самые неизвестные патриархи из всего списка, вся их деятельность покрыта мраком.
- «В области внешней церковной политики, пожалуй, единственным значительным деянием патриарха Иоасафа стала просьба к туркам восстановить на престолах бывших судей патриарха Никона — патриархов Антиохийского Макария и Иерусалимского Паисия…
- Ряд произведений, выходивших от имени патриарха, был написан Симеоном Полоцким …На его место 3 июля 1672 г. был возведен Новгородский митрополит Питирим.
- Предстоятельство патриарха Питирима, глубокого старца, неспособного нести бремя патриаршей власти, прошло, по мнению церковных историков, бесследно для Русской Церкви… Фактическим правителем патриарших дел при нем был его будущий преемник — Новгородский митрополит Иоаким»
Поэтому после многочисленных документов о деятельности Никона в архивах идут только документы за подписью Иоакима. Два надуманных патриарха не оставили о себе НИЧЕГО, кроме оправдательного прошения о «вселенских патриархах». Других дел на Руси не было, лишь бы легализовать двух лжепатриархов-отступников? Думаю, вы догадались, почему сохранился только этот документ.
Тут историки шлецеровской школы достигли небывалых высот написания «правильной» истории. Сначала придумали собор, вернее целую вереницу соборов по отстранению Никона, потом никому не известных «вселенских патриархов» (для легализации нужных соборных решений), затем высосали из пальца двух фантомных Московских патриархов, чьими прошениями оправдали существование самих «вселенских патриархов».
Подлог на подлоге и враньем погоняет. Придумали гигантское судилище над беззащитным святым старцем, который давно не у дел. Зачем судить человека и отрешать его от власти, если он сам отказался от этой власти восемь лет назад? И вообще, при чем здесь суд, когда изначально речь идет об избрании нового патриарха? Сам термин СУД абсолютно не вписывается в канву описываемых событий.
Тем не менее, речь в документах идет именно о неком СУДЕ. Толи над Никоном, толи над раскольниками. Попробуем разобраться в этом запутанном судилище. Так кто кого и за что судил?
Для начала поищем источники.
- «О соборном суде над Никоном сохранилась современная запись, составленная царскими дьяками, о первых заседаниях Собора только краткая, а о последующих и краткая и довольно подробная.
- Дополнениями к этой записи и как бы пояснениями ее могут служить, с одной стороны, сказания одного из присутствовавших на соборе, именно Паисия Лигарида, хотя, к сожалению, о двух из первых заседаний он говорит смешанно, без соблюдения хронологии, а с другой — сказания дьяка Шушерина, который хотя не присутствовал на Соборе, писал о нем только по слухам спустя около пятнадцати лет».
А кто такой этот Паисий Лигарит?
- «Несмотря на европейскую образованность, в православном мире Паисия не уважали, так как он принимал католичество и переписывался с кардиналом Барберини. Своих конфликтов с иерусалимским патриархом Досифеем и другими крупными церковными деятелями Паисий Лигарид не скрывал… русского Паисий не знал…»
Интересно, а как незнающий русского языка Лигарит судом руководил? Да и как вообще допустить, чтобы католик суд над православным патриархом устраивал? Почему католик правит судилищем в православной Москве? Ему вообще в Московию путь был заказан.
Нет, не любили романовские сочинители историю и писали зачастую очевидную халтуру. Папский послушник Лигарит мог оказаться в Москве, только если свет клином сойдется.… Но именно это и произошло в 1676 году. В результате убийства царя Алексея и Латинского переворота. Вот и прибыли наши товарищи во главе с Паисием Лигаритом в Москву. Прибыли прямиком из Рима. Прибыли разрушить духовный оплот православной империи и ввести на Руси католичество.
Главную роль на соборе играет западник Паисий Лигарит. Но, если прибыли восточные патриархи, то почему столько внимания некоему Паисию? Возникает логичное предположение, что неизвестный доселе «патриарх вселенский» Паисий и Паисий Лигарит - это одно и то же лицо.
Поэтому Паисий Лигарит в роли фальшивого патриарха Паисия Александрийского и выносит обвинения Никону. До сих пор православная церковь с большим скептицизмом смотрит на фигуру Паисия Александрийского, объявляя его «лжепатриархом». Говоря понятным языком, никакого «вселенского патриарха» Паисия церковь не знает. Современные историки пишут по этому поводу, что к моменту собора эти «патриархи» были низложены у себя на родине. Но царь Алексей об этом не знал (!).
Получается, прибыли в Россию не патриархи, а проходимцы, неизвестные на родине и официально осужденные церковью. Царь Алексей «случайно» их обнаружил в окрестностях Москвы и по простоте душевной пригласил «на огонек»… А те между делом решили патриарха московского судить. За гостеприимство.
Кстати, и Паисий Лигарит и Паисий Александрийский были низложены и отлучены от православной церкви. Вещь сама по себе уникальная. Поэтому отождествление Паисия Лигарита и Паисия Александрийского вполне обоснованно. Едва ли в одно и то же время жили два таких выдающихся проходимца, с одним и тем же именем и участвовавшие в одних и тех же событиях.
Все слова Паисия Александрийского на Соборе озвучены Паисием Лигаритом. Якобы, в качестве переводчика.… Но, это чушь - Лигарит не знал русского и на роль переводчика не годился.
По-видимому, Паисий Лигарит и есть «вселенский патриарх Паисий», прибывший в Россию в 1676 году для низложения Никона.
Отсюда у Карташева и фигурирует информация о первом появлении патриархов в феврале месяце. Именно в феврале 1676 года, сразу после смерти царя Алексея, они и подъехали.
А как проходило само низложение Никона? Оказывается, приговор Никону был известен заранее. Никон категорически отказывался ехать на этот собор, объявляя его лживым сборищем проходимцев. Его привезли силой и 5 ноября в столовой избе низложили и взяли под арест. Костомаров пишет: «5 декабря опять собрался собор. У Никона на этот раз отняли крест, который прежде носили перед ним…»
Зачем отнимать православный крест у священника? Кому мешал святой символ православия?! Но именно от этого символа заговорщики избавились в первую очередь. До официального решения! Да и кому нужно было теперь это решение, если главу русской церкви уже лишили сана в темной столовой избе? Как не легализуй это позорное действо лживым «вселенским собором», хрен редьки не слаще.
Тем не менее, суд состоялся. Но, позвольте спросить, зачем? Неужели чтобы судить уже низложенного и арестованного старца? Нет, суд был созван совсем для другой заветной для Ватикана цели. Присутствие на нем Никона предполагалось УЖЕ в роли арестанта.
- «12 декабря собрались вселенские патриархи и все духовные члены собора в небольшой церкви Благовещения, в Чудовом монастыре. ... Царь не пришел; из бояр были только присланы царем: князья Никита Одоевский, Юрий Долгорукий, Воротынский и другие. Привели Никона. …
- В приговоре обвинили бывшего московского патриарха, главным образом за то, что он произносил хулы: на государя, называя его латиномудренником, мучителем, обидчиком; на всех бояр; на всю русскую церковь — говоря, будто она впала в латинские догматы...»
В начале 1676 года царь Федор
еще юноша 13-ти лет, он пал под влияние бояр заговорщиков: Одоевского, Долгорукого и Воротынского. Как мы писали ранее, именно эти бояре принимали активное участие в убийстве царя Алексея. И именно эти бояре были активными участниками суда, якобы 1666 года. Но в 1666 году они еще не играли при дворе какой-либо заметной роли. Их взлет пришелся как раз на 1676 год. Про них подробно в следующей главе, а пока посмотрим, какие обвинения предъявили Никону.
Одним из главных обвинений было основано якобы на незаконном отождествлении Никоном московского и римского церковных престолов. Сегодня историки про это не вспоминают. Но Никон прямо заявлял, что свой авторитет Московский Патриархат обрел, как наследник Римской исчезнувшей епархии.
Но именно так и обстояли дела того времени. Москва - наследница Рима-Царьграда. Во времена Никона об этом хорошо знали. В этом и заключался весь смысл отстранения Никона и лишение Москвы прерогативы быть церковной столицей Империи.
В пересказах историков известна реакция Никона на эти «обвинения»:
- « Если я достоин осуждения, — сказал Никон, — то зачем вы, как воры, привели меня тайно в эту церковку; зачем здесь нет его царского величества и всех его бояр? Зачем нет всенародного множества людей российской земли?
- Разве я в этой церкви принял пастырский жезл? Нет, я принял патриаршество в соборной церкви перед всенародным множеством, не по моему желанию и старанию, но по прилежным и слезным молениям царя. Туда меня ведите и там делайте со мною, что хотите!»
Обратите внимание, на момент начала собора Никон считает себя единственным законным патриархом, обличенным властью. А нам говорят, что он давно отрекся.… Какая-то нескончаемая череда парадоксов - все происходит вопреки здравому смыслу и элементарным канонам того времени.
Поэтому ТИ-версию Собора 1666 года мы вынуждены признать, как очевидно ложную. Никон выступал против латинских веяний, именно ЗА ЭТО его и низложили. Низложили абсолютно незаконно.
Дело не в староверах, а в столкновении Запада и Востока, латинства и православия. В 1676 году латинская партия временно взяла верх.
Описывая Соборы 1666-1667 годов,все историки отмечают засилье западно-русских и иноземных церковников. Фактически, русские священники оказались на соборе в подавляющем меньшинстве.
- «Всего же иноземных архиереев присутствовало теперь на Соборе двенадцать, чего прежде никогда у нас не бывало»
- «что яд "латинской ереси" притек в Россию с Украины, что еретиками были все киевские ученыесо времен Петра Могилы, а московские сторонники просвещения, начиная с Полоцкого и Медведева, объявлялись лишь агентами пошатнувшихся в вере киевлян и злокозненных иезуитов»
Помимо Лигарита от латинствующих активно выступал некто Дионисий. Его откровения на этом соборе сохранились. Изучив их, Карташев пришел к обескураживающему открытию. Оказывается, на соборе обсуждался вовсе не Никон, не избрание нового патриарха, а сама русская церковь. Собор 1666-1667 годов можно назвать судом над русской церковью :
- «Поэтому Дионисий, за ним патриархи, а за ними - увы! - и все русские отцы собора 1667 г. посадили на скамью подсудимых всю русскую московскую церковную историю, соборно осудили и отменили ее. Вот как отвергнута была главная веха русской обрядовой старины, т. е. Стоглавый собор »
Но мог ли «тишайший» Алексей допустить подобный латинский шабаш в Москве? Тут ТИ-историки дружно замычат: конечно, он же Тишайший.…Остановимся и промоем мозги нашим историкам. Прошу простить меня за эту резкость, но иначе язык не поворачивается сказать.
Царь Алексей строго соблюдал правила всех русских церковных Соборов, включая главнейший Стоглавый собор. И тут он собственноручно приглашает «греков» с латинской начинкой, чтобы те засвидетельствовали ошибочность всей русской церкви. Все соборы признаются недействительным, а наивный царь слепо следует указаниям заезжих проходимцев.
Следом на скамье подсудимых оказывается ближайший соратник царя патриарх Никон, у него отбирают православный крест…. Каким бы не был царь тишайшим, но все это, извините, полная и наивная чушь. Поэтому данные события могли произойти только после смерти царя, в условиях чрезвычайных, критических.
Ни 1666, ни 1667 год такими признаками не отмечен. Ни один иноземный источник про этот Собор не пишет. Как могли остаться без внимания столь радикальные изменения в государственной политике?
Все источники 17 века утверждают, что Алексей Михайлович до самой своей смерти оставался верным древнему православному обряду, был привязан к патриарху Никону и ненавидел латинистов. Неприязнь ко всему латинскому у царя Алексея была столь сильна, что он запрещал молиться по-латински даже в Немецкой слободе. Вот что пишет Б. Койэтт в своих записках:
- «…потому что в то время Католикам было запрещено отправление общественного Богослужения в Немецкой Слободе, и даже не было у них Священника; а как в нашем доме в воскресные и праздничные дни совершалось Богослужение, то Католики, несколько лет не имевшие возможности исполнять Христианских обязанностей, все стекались к нам…»
Разве могли они судить патриарха Никона и саму русскую церковь на глазах у царя? Мог ли Алексей все это допустить, если не допускал в Россию НИ ОДНОГО СВЯЩЕННИКА, даже в Немецкую слободу? Ответы настолько очевидны, что оставим мычание наших историков без внимания.
Но чтобы вы могли более ярко представить себе всю абсурдность происходящего, сделаем небольшое отступление и расскажем, каких взглядов придерживался царь Алексей. Вот как Павел Алеппский описывает царя во время одной из церковных церемоний:
- «Мы едва верили, что прибыли в свой монастырь, ибо погибали от усталости, стояния и холода. Но каково было положение царя, который оставался на ногах непрерывно около четырех часов с непокрытою головой, пока не роздал всем присутствующим четыре круговые чаши!
- Да продлит Бог его дни и да возвысит его знамена славой и победой! Не довольно было ему этого: в минуту нашего прибытия в монастырь ударили в колокола и царь и его бояре с патриархом пошли в собор, где служили вечерню и утреню и вышли только на заре, ибо было совершено большое бдение.
- Какая твердость и какая выносливость! Наши умы были поражены изумлением при виде таких порядков, от которых поседели бы и младенцы… какой это благословенный день, в который мы лицезрели сего святейшего царя, своим образом жизни и смирением превзошедшего подвижников!
- О, благополучный царь! Что это ты совершил сегодня и совершаешь всегда? Монах ты или подвижник?... Тебе, превзошедшему отшельников, пустыннослужителей своим образом жизни и неизменным постоянством в бдениях.»
Материал из сайт
Собор Московский 1666-1667 гг. - антиканонический и еретический собор. Состав собора 1666-1667 гг. был очень пестрым и сбродным. Половина его состояла из чужестранцев, случайно попавших на собор, приехавших в Россию лишь поживиться ее богатыми милостынями. Каких только проходимцев и авантюристов не было здесь! Были тут греки, грузины, болгары, афониты, синаиты, амасиисты, хионисты, икониисты, хиисты, трапезонцы, хохлы. Почти все они не знали не только русского православия, не понимали и не знали русского духа, национальных русских чувств, не знали самой России, ее истории, ее страданий, но не знали даже русского языка. Что им Россия! На что им благочестие русского народа? Им нужны были богатства этой, по их понятиям, дикой, но хлебосольной страны. Они готовы были все проклясть, все признать еретичеством - не только русские книги и пальцы, не только просфоры и печати на них с восьмиконечным крестом Христовым, но и русские бороды, и русскую одежду. Да по своему невежеству, по своему незнанию русского языка они, собственно, и не понимали, что, кого, за что они клянут и анафемствуют, что и против чего они подписывают. Им нужны были лишь жирная кормежка и щедрое подаяние. А на все остальное им наплевать. […]
Этот новый собор вошел в историю с громким именем Великого Московского собора. По своему составу он действительно был исключительным для Русской Церкви. Собор состоял из трех патриархов (Московского, Александрийского и Антиохийского), двенадцати митрополитов (5 русских и 7 иноземных), девяти архиепископов (7 русских и 2 иноземных) и пяти епископов (2 русских, 2 малороссийских и 1 сербский) - всего 29 иерархов, из которых 14 иностранных, считая в этом числе двух малороссийских. Уже по одному этому составу собора можно было предусмотреть соборные определения по делу реформы патриарха Никона. Русские были безвольными и рабскими: они не могли на соборе ни возражать, ни высказывать мнений, независимых, свободных. Иностранные же архиереи, особенно патриархи, вели себя смело и повелевающе, как призванные исправить и просветить Русскую Церковь, вывести ее из тьмы заблуждений и ересей. Но, в сущности, всеми делами собора заправляли три лица: иезуит Паисий Лигарид, грек Дионисий - никоновский справщик, зарекомендовавший себя на соборе 1660 г. известным подлогом, и латинствующий Симеон Полоцкий, которого даже Епифаний Славинецкий изобличал в еретичестве. Собственно, эти только три деятеля «просвещали» на соборе несчастную Россию, все же остальные участники собора только соглашались с ними и прилагали к их постановлениям свои подписи. Заседания собора продолжались с перерывами более полугода: некоторые определения собора помечены августом месяцем.
Русские архиереи, составлявшие собор 1666 г., представили всем трем патриархам свои соборные дела и рассуждения. Патриархи утвердили их как «истинныя и правыя». В то время как патриархи и архиереи заседали в царских и патриарших палатах, исповедники и защитники Русской Церкви томились: одни - в монастырях под крепким караулом, другие - в мрачных тюрьмах, иные (например, протопоп Аввакум) - скованными, на цепи. К ним от собора были посланы духовные лица для допроса: признают ли они истинной апостольскую Восточную церковь? Православными ли считают восточных патриархов и русского царя и «мнят ли быть правыми новыя книги»? Заключенные исповедники отвечали, что сами принадлежат к истинной Православной Церкви и именно ее защищают от никоновских новшеств и ересей. Признают православным и царя, но только он, добавил протопоп Аввакум, по своему простодушию доверился Никону и по незнанию принял плевельные его книги. Аввакум выразил уверенность, что Алексей Михайлович с помощью Божией раскается в этой своей ошибке. Что касается восточных патриархов и русских архиереев, а также новых книг, то они, защитники старины, ответили, что признают их «смущенными и неправославными». Мы держим Православие, заявили заключенные страдальцы, бывшее прежде Никона, и веру и книги наших русских патриархов: Иова, Ермогена, Филарета, Иоасафа и Иосифа и прежних великих святителей и чудотворцев Русской Церкви, заседавших на святом Стоглавом соборе (в 1551 г.). Последователи этих чудотворцев, Аввакум, Лазарь, Епифаний и другие, были доставлены на собор. Здесь их не только увещевали и бранили, но и били. Однако никакими средствами не могли их переманить на свою сторону. Остались они при вере и обрядах своих русских чудотворцев. Собор предал их за это проклятию.
Восточные патриархи со всем собором вынесли определения по всем церковным вопросам, вызвавшим волнение и смуту в Русской Церкви. Все эти определения были повторением того, что было изложено в деяниях собора 1666 г., в книге «Жезл правления» и в сочинении архимандрита Дионисия. Собор признал никоновские книги, которые сам Никон заподозрил, «право исправленными»; триперстное сложение закрепил как неизменный догмат веры: будем «держать его вечно и неподвижно», - определил собор. Двоеперстие же признал страшным еретичеством и постановил «искоренить» из всех московских книг «писание» о нем, как сочиненное каким-то «скрытым еретиком армянской ереси». Собор признал законным сожжение на Афоне русских книг за изложенное в них учение о двоеперстии. Об «аллилуйи» собор говорил неоднократно, он признал сугубую «аллилуйю» «зело погрешительной», так как в ней, по его толкованию, не исповедуется единство Святой Троицы. С «великою клятвою» собор повелел говорить Символ веры «без прилога «истиннаго». Постановления знаменитого Московского собора - «Стоглавого» (1551 г.), на котором участвовали такие великие русские святители, как Филипп митрополит Московский, Гурий и Варсанофий казанские чудотворцы, новый собор признал незаконными, безрассудными и невежественными и вменил тот «собор не в собор и клятву не в клятву и ни во что, яко же не бысть». Признал собор «блядивым» и житие св. Ефросина Псковского, в котором повествуется, что этого преподобного отца сама Богородица в явлении ему наставила сугубить «аллилуйю».
Русская Церковь всегда принимала к себе латин через новое крещение, так как они крещены обливательно. Таким чином постановил принимать их и собор 1620 г., бывший под председательством Московского патриарха Филарета. Новый собор, 1667 г., отменил это постановление: он определил принимать латин только «третьим чином», т.е. под прочтение разрешительных молитв, миропомазывать же тех присоединенных, которые не помазаны миром в латинской церкви. В особом рассуждении, прилагаемом к деяниям собора, доказывается, что крещение, совершенное еретиком, «равночестно» православному и что можно крестить и обливательным способом. Крещение обливательное латин совершается Духом Святым, поэтому собор признал его «приятным». По поводу этого соборного постановления подканцеллярий Польши доносил папскому кардиналу в Варшаве, что патриархи Александрийский и Антиохийский дали этим «доказательство желания своего войти во святую унию» с Римом. Постановление собора 1667 г. о латинском крещении действительно изложено в духе латинства. В духе римско-католической церкви собор вынес определение и относительно меры воздействия на раскольников и еретиков. На вопрос, подобает ли их наказывать градским законом, собор ответил: «Ей, подобает», - и привел ряд мер, какими наказывали при византийских императорах: их заточали в тюрьмы, ссылали, били говяжьими жилами, отрезали им уши, носы, вырезали языки, отсекали руки. Все эти жестокости и убийства великий собор 1667 г. одобрил и благословил.
В заключение собор вынес следующее общее определение по вопросу о реформах бывшего патриарха Никона : «Во имени Великаго Бога и Спаса нашего Иисуса Христа соборне заповедуем всем вам, архимандритом и игуменом, и всем монахом, протопопом и старостой поповским и всем священником местным и неместным, клирику же и всякому чину православных христиан великим и малым, мужем и женам», одним словом, всем членам Русской Церкви, в которой возникли сомнения относительно совершенного при Никоне исправления, «без всякаго изъятия и без всякаго между ними в каком-либо смысле различения». Что же повелевает собор и что завещает неизменно хранить?Во-первых, повелевает покоряться во всем, без всякого сомнения и прекословия святой Восточной и апостольской Церкви Христовой.
Во-вторых, завещает неизменно хранить и следующие повеления:
а) принимать новоисправленные книги и по ним править все церковное Божие славословие;
б) святый Символ глаголати без прилога «истинного»;
Александрийский патриарх Паисий и старый знакомец и консультант Никона патриарх Макарий Антиохийский приехали в Москву 2 ноября того же 1666 года. По дороге в русскую столицу они успели показать свою неприязнь к русскому обряду и арестовали в Симбирске престарелого местного священника Никифора, который предпочитал старые, дониконовские книги новым.
Уже через три дня после их прибытия они начали свои совещания с царем. Конечно, не вопрос обряда, судьба которого уже была им предрешена, тревожил Алексея Михайловича, а окончательное решение его тяжбы с патриархом Никоном. Многие греческие иерархи, зная о грекофильстве Никона, несомненно, сочувствовали ему. Отказ патриарха Парфения Константинопольского и патриарха Нектария Иерусалимского от участия в суде над бывшим главой русской церкви прежде всего обуславливался их отвращением к этому малопочтенному предприятию. Двух других приехавших в Москву патриархов привели туда тоже не заботы о русской церкви, а просто желание получить от русского правительства соответствующую мзду за осуждение своего же собрата по сану. В этом отношении они не ошиблись и за свою услугу государю каждый из них лично получил из русской казны мехов, золота и подарков на 200 000 рублей по курсу 1900 года. Когда у них появлялись какие-либо сомнения или угрызения совести, то таковые легко устранялись соответствующим финансовым давлением. Каноническое право этих двух восточных патриархов на участие в русском соборе было крайне сомнительным. Возмущенный их поездкой на суд Никона, патриарх Парфений и созванный им собор добились у турецкого правительства смещения этих обоих неколлегиальных владык под предлогом оставления ими паствы и церкви без разрешения властей. Вообще оба патриарха были постоянно в долгах и денежных перипетиях, а патриарх Паисий по возвращении из России на Восток попал в тюрьму по обвинению в присвоении колоссальной по тому времени суммы в 70 000 золотых.
Уже упомянутый главный посредник между патриархами и русским правительством митрополит Паисий Лигарид в свою очередь был проклят и отлучен от церкви своим же владыкой, патриархом Нектарием Иерусалимским, а за свои нехристианские поступки и измену православию скорее заслуживал находиться на скамье подсудимых, чем среди судей. По окончании собора Лигарид неоднократно собирался вернуться к себе на родину, но, боясь суда, остался в России и умер в Киеве. Другой греческий иерарх, митрополит Афанасий Иконийский, в свою очередь был под следствием за подделку полномочий, и после собора был прямо отправлен в монастырь в заключение. Таковы были воротилы греческой части собора, которые вызвались судить русского патриарха и русские обряды.
Крайне щекотливым было положение и нескольких русских владык во главе с такими активистами, как Павел Сарский и Иларион Рязанский. Они целиком разделяли взгляды Никона о превосходстве священства над царством и, ссылаясь на Иоанна Златоуста, доказывали, что священство так же выше государства, как душа выше тела. За свои высокомерные взгляды к концу собора Павел и Иларион попали под временное запрещение во служении, но и во время собора и суда над патриархом Никоном, который их выдвинул и долго считал за своих преданных помощников, они, конечно, не могли не чувствовать укоров совести.
Ввиду таких сложных канонических обстоятельств царь и проводившие собор представители двора должны были особенно ценить помощь и сотрудничество греческих прелатов, а те, несмотря на свое неясное юридическое положение, считали себя вправе на вполне ощутимое и конкретное выражение государевой благодарности и старались не упустить возможности действовать на соборе как господа положения. Несмотря на старую дружбу с Никоном и принципиальные симпатии к его грекофильству, восточные патриархи не поколебались осудить его самого, а вслед за этим русский обряд, русский стиль православия и прошлое русской церкви.
Делом бывшего патриарха уже занимался и русский поместный собор 1666 года, и решения русского епископата по этому вопросу были довольно умеренными. Собор осудил патриарха за самовольное оставление престола и паствы и внесение смуты в русскую церковь и определил, что, бросив без достаточных доводов свое пастырское положение, Никон автоматически лишился и патриаршей власти. Но, не желая унижать своего патриарха, русские владыки оставляли ему его сан и предоставляли в его распоряжение построенные им три больших ставропигиальных монастыря. Этот мягкий приговор был обусловлен признанием Никоном власти и авторитета будущего главы русской церкви и обещанием не приезжать в столицу без разрешения будущего патриарха и царя. Но это решение не вошло в силу, и окончательный приговор был отложен до приезда восточных патриархов. Теперь Никону пришлось иметь дело не только со скорее сочувствовавшим ему русским епископатом, но и с восточными владыками, которых на соборе, вместе с патриархами, было тринадцать человек и которые составляли почти что половину состава собора.
Разбор дела Никона официально был начат на первом заседании собора 1 декабря и длился меньше двух недель. Предшествовавшие личные переговоры царя с патриархами помогли быстрому разрешению этого сложного вопроса. Греки, поддержанные лишь немногими русскими епископами, решили осудить Никона и лишить его епископского сана, ставя ему в вину прежде всего его учение о превосходстве священства над царством. Наоборот, большинство русского епископата проявляло большую терпимость и осторожность, защищало авторитет духовной власти против светской и было против лишения Никона его сана. Это, конечно, были Павел Сарский (Крутицкий), Иларион Рязанский, а к ним присоединились Корнилий Тобольский, митрополит Лаврентий Казанский, епископ Симеон Вологодский и архиепископ Стефан Суздальский. По всей вероятности, и другие епископы думали так же, но предпочитали не подвергаться царскому гневу или не находили достаточно новых и веских аргументов. Все же в конце концов собор принял предложенное греками, а, по всей вероятности, и царским двором решение. Приговор был оглашен 12 декабря в присутствии Никона его бывшим ставленником и союзником Иларионом Рязанским. Возможно, что Иларион был избран для этой роли в отместку за свою оппозицию большинству собора. Бывшего “великого государя” обвинили в самовольном уходе с престола, оскорблении царя, внесении смуты в русскую церковь и жестоком обращении с клиром, в частности с епископом Павлом Коломенским, первым мучеником за старый обряд. На этот раз Никон был лишен не только патриаршего сана, но и был извержен из епископского достоинства. После оглашения приговора бывший друг и гость Никона, патриарх Макарий Антиохийский, снял с него клобук и панагию. Ставший простым монахом, Никон сказал немало горьких слов по адресу своих бывших друзей и братьев до сану, но, несмотря на все свое негодование, проявил достаточно достоинства, чтобы не сопротивляться. После этого он был отвезен в глухой и бедный Ферапонтов монастырь.
Через полтора месяца после осуждения Никона, 31 января следующего 1667 года, собор торжественно избрал нового патриарха. Видимо, опасаясь возможной оппозиции со стороны нового главы церкви, двор и царь на этот раз наметили на патриарший престол престарелого и очень незаметного бывшего настоятеля Троице-Сергиевой обители архимандрита Иоасафа, ставшего 10 февраля Иоасафом Вторым, патриархом Всея Великия, Малыя и Белыя Руси.
Низложение патриарха Никона было проведено на основании канонических текстов и комментариев к ним, которые были посланы в Москву перед созывом собора всеми четырьмя восточными патриархами. Эти тексты и мнения, известные под названием “Ответов патриархов” и “Правил касательно власти царской и власти церковной, были коллективными ответами на вопросы, посланные им от имени царя и русской церкви, и составленными Паисием Лигаридом и русскими советниками царя по церковным делам. Видимо, сами вопросы подсказывали восточным патриархам ответы, желательные царю и русскому двору. Эти ответы определяли юрисдикцию царя в его сношениях с церковью, устанавливая пределы царской власти в отношении патриарха и епископата.
Эти мнения патриархов, сохранившиеся на тяжелом, переведенном с греческого, довольно странном и трудно понятном церковнославянском языке, гласили, что “царь своею властию подобен Богу” и что он на земле “наместник Божий есть”. “Якоже Бог есть на земли повсемественне, то на земли суть по Бозе тии, иже держащий царской власти в делах государственных”. Чтобы избежать возможности неправильного истолкования политической власти патриарха, греческие патриархи ввели в правила соответствующее указание, ставившее патриарха в гражданских и административно-церковных вопросах под авторитет царя: “Патриарху же быти послушлива царю, яко же поставленному на высочайшем достоинстве и отмстителю Божию”. Эти правила в случае конфликта с главой русской церкви позволяли царю просто смещать патриарха: “Творяща противне церковным уставам или противно царю нерассудне и безумие деюща с престола своего весьма быти извержительна и удалительна”. Правда, патриархи делали ограничение царской власти, указывая, что цари должны поступать в соответствии с заветами церкви. “Царское дело добро творити”, - отмечали правила, то есть царь только тогда бывает прав, когда он справедлив, но эта отдельная фраза терялась среди многочисленных повторений о новых, расширенных пределах власти главы государства. По этим правилам, воля царя являлась законом для его подданных: “Никто же не имеет толику свободы да возможет противиться царскому велению - закон бо есть”, - кратко, но решительно формулировал этот патриарший манифест. Это было новое и совершенно неожиданное утверждение господства царя и государства над церковью, основанного на принципе божественного права государя. Своими решениями восточные греческие прелаты наносили решительный моральный удар не только планам и теориям теперь ставшего простым монахом Никона, но и идеям боголюбцев, которые в своей борьбе за оцерковление общества хотели поставить церковь и веру выше политических соображений. Соблазненные царскими подачками, привыкшие к беспрекословному подчинению султанской власти и, вероятно, наслышавшиеся о новых веяниях абсолютизма в Западной Европе, греки теперь возносили власть русского царя на неведомую раньше высоту.
Новые пределы власти царя были все же в конце концов ограничены государственными и церковно-административными вопросами. В вопросах догмы церковь оставалась независима и, как это ни странно, в делах своего внутреннего управления даже получала несколько большую свободу. Монастырский приказ, созданный в 1649 году и столь ненавидимый Никоном, подлежал по совету патриархов уничтожению. Кроме того, для того чтобы хоть немного удовлетворить самолюбие епископов, столь безоговорочно поддерживавших царя, в правила была внесена почетная, но малозначащая формула, что “царь имеет преимущество в делах гражданских, а патриарх церковных, дабы сохранилась стройность церковного учреждения”.
Русские иерархи не могли не понять значение новых формулировок, определявших границы компетенции церкви и государства. Хотя на словах власть патриарха в церковных делах оставалась независимой, а предстоящая ликвидация монастырского приказа даже расширяла юрисдикцию владык, передавая на их суд низшее духовенство и население церковных земель, но зато само положение патриарха и епископата теоретически делалось еще более зависимым от царя и влиявшего на него двора. До собора назначение владык и самого патриарха de facto зависело только от царя, но зато их свержение с престола, как это в 1652 году на примере митрополита Филиппа признал и сам Алексей Михайлович, могло почитаться за беззаконное насилие. Теперь же царь, следуя букве новых советов восточных патриархов, мог всегда найти предлог для обвинения “непослушливого, нерассудного или безумна” епископа и вполне легально расправиться с ним. Поэтому несколько владык во главе с Павлом Сарским (Крутицким) и Иларионом Рязанским настойчиво протестовали против такого пересмотра отношений между церковью и государством. Но они были резко оборваны вошедшим во вкус вмешательства в русские дела патриархом Паисием, который заявил, что они “панствуют и никонианствуют”, так как “покушаются уничтожить царство и поднять на высоту священство”. Вслед за этим антиохийский “папа и судья вселенной” и его александрийский коллега запретили Илариона и Павла в священстве. А поелику Павел был местоблюстителем патриаршего престола, то на его место тут же назначили пристроившегося к архангельскому собору балканского митрополита Феодосия. Правда, этот запрет был скоро снят, но урок был, конечно, весьма наглядным для русских владык.
“Правила”, выработанные патриархами, были результатом упорной работы Паисия Лигарида. Они открыли новую страницу в истории русского самодержавия, так как вслед за Западом русский государь освобождался от всякого влияния церкви и из “совестливого” православного царя превращался в абсолютного монарха в стиле Людовика XIV. Это был довольно неожиданный поворот в развитии теории власти в России, который не имел канонических прецедентов в истории русского православия. Хотя эти правила не были подписаны участниками собора, но тем не менее они, конечно, стали весьма полезным документом в руках царя и давали ему сильное оружие в случае нового столкновения с патриархом и епископатом.
В феврале и марте собор занялся несколькими второстепенными вопросами и отдыхал от споров по поводу судьбы патриарха Никона и отношений между царством и священством. В середине апреля 1667 года иерархи принялись за “церковных мятежников” и проблему обряда. Как и в случае патриарха Никона, собор действовал по довольно странной программе. Сначала он судил обвиняемых, затем принимался за выработку общих норм, на основе которых, казалось, только и можно было предъявлять обвинения. Сначала перед патриархами и епископами предстали или уже раньше покаявшиеся или же новые мелкие представители оппозиции. Прибывший из Соловков, архимандрит Никанор был судим первым, 20 апреля. За ним прошествовали, также каясь в своих заблуждениях, священник Амвросий, дьякон Пахомий, инок Никита и уже раскаявшиеся отец Никита Добрынин и старец Григорий Неронов. За ними наступила очередь Аввакума; дьякона Феодора, который раскаялся в своем отказе от защиты старого обряда, убежал в леса, снова начал борьбу с “никонианством”, но был арестован; инока Епифания, соловецкого монаха, ушедшего уже в 1658 году из Соловецкого монастыря и теперь подавшего царю книгу изобличений нового обряда; старика Никифора, привезенного патриархами из Симбирска в столицу, и отца Лазаря. Лазарь уже раз предстал перед судом патриархов в декабре 1666 года, но тогда он ошеломил их предложением определить правоту старого и нового обряда Божьим судом на костре. “Повелити ми идти на судьбу Божию во огонь”, - заявил он. Если он сгорит, говорил Лазарь, то, значит, новый обряд хорош, если же уцелеет, то, значит, старый обряд был истинным православным обрядом. Не ожидавшие такого аргумента патриархи отложили тогда суд над ним до более позднего времени.
Все эти пять, или вернее четыре, так как на этот раз Феодора еще не успели доставить на собор, сторонника старого обряда оказались чрезвычайно упорными. Уговоры их длились недели и месяцы. Только 17 июня они предстали перед собором. Присутствие на суде нелюбимых ими греческих патриархов делало споры еще более резкими и безнадежными. “Много от писания говорил с патриархами. Бог отверз уста моя грешная, и посрамил их Христос устами моими”, - писал потом в Пустозерске протопоп. Не менее откровенны и резки в своих мнениях были и другие оппозиционеры. Все четверо были отлучены от церкви. Тем не менее по настоянию царя уговоры упорных “мятежников церковных” продолжались еще полтора месяца. В уговорах Аввакума принял участие и сам Неронов, не решившийся порвать с матерью церковью, но упрямый и непоколебимый протопоп не поддался никаким увещеваниям. Только 26 августа их судьба была решена: все четыре были приговорены к ссылке на дальний север России, в Пустозерск. Кроме того, двое из них должны были подвергнуться добавочной “казни” отрезания языка. Это были Епифаний и Лазарь. Аввакума царь пощадил по старой дружбе и по настоянию царицы. Старик Никифор избежал этого наказания ввиду своего преклонного возраста. На следующий день, 2 августа, наказание было приведено в исполнение. “Отцу Лазарю до вилок язык вырезан и старцу Епифанию такожде. И егда Лазарю язык вырезали, явися ему пророк Божий Илиа и повеле ему о истине свидетельствовать. Он же выплюнул изо уст своих кровь и начал глаголати ясно и бодре, и зело стройне. Десная же рука бысть в крови, он же ею благословляше люди Божия”, - так описал эту сцену Аввакум. В тот же день всех четырех увезли из Москвы в Пустозерск.
Пока шли уговоры четырех нераскаявшихся защитников старого обряда, собор занялся теоретическим обоснованием нового устава и рассматриванием всего комплекса разногласий между старой русской церковью и греками. Как и следовало ожидать, этот новый пленум собора, целиком находившийся в руках греческих патриархов и греческих организаторов, принял все никоновские нововведения, проведенные в соответствие с новогреческой практикой и новогреческими богослужебними текстами. На своем заседании 13 мая 1667 года собор предписал ввести новые, “якоже за повелением... великого государя царя... и благословением и советом святейших вселенских патриархов исправишася и переведешася и напечаташася... книги служебники и потребники и прочяя приимати”. Подтверждая грамоту патриарха Паисия Константинопольского, посланную им в ответ на запрос Никона о значении и исправлении обрядов, отцы собора этим указали еще раз, что если в обрядах нет элементов неправославного учения и если они не нарушают веры, то они могут разниться в разных отдельных поместных церквах и могут быть заменяемы другими. Но из этого либерального толкования обряда, вместо того чтобы позволить русскому духовенству пользоваться старыми богослужебными книгами и церковными обычаями, собор сделал несколько неожиданные и казуистические выводы. Поскольку обряды могут быть различны и заменяемы, то собор признал возможность и законность унификационной реформы Никона, но одновременно запретил пользоваться старым обрядом под угрозой анафемы и проклятия, так как, по мнению греков, те, кто им пользовались и не хотели принимать новый обряд, те вносили раскол и ересь в церковь.
В отношении старого русского обряда греческие организаторы и участники собора проявили какую-то злобную непримиримость. Они не только настояли на наложении клятв и анафемы на всех тех, кто пользовался двуперстием и старым уставом, но решили поставить под запрещение все элементы старой русской церковной традиции и снять с России тот ореол незыблемой верности православию, которым она гордилась после Флорентийского собора и зарождения теории о Третьем Риме.
Инициатива развенчания старинной русской церковной славы, видимо, принадлежала архимандриту Дионисию, а может быть, частично и Лигариду. Русским иерархам такая мысль, конечно, не могла прийти на ум, а греческие патриархи слишком мало знали русскую церковную историю, чтобы осуждать древние русские предания и соборные постановления. Лигарид вел почти что все переговоры с патриархами, а грек Дионисий еще во время русского собора 1666 года сочинил трактат для осуждения русского крестного знамения и старых книг. Как это показал еще Н. Ф. Каптерев, текст сочинения Дионисия лег в основу тех частей соборных деяний 1666 года, которые осуждали русские богослужебные и обрядовые особенности. По мнению Дионисия, русские завели богослужебные ереси еще с тех пор, как порвали свою зависимость от Константинополя. До тех пор “воссияша благочестие и православие болше зде в России”, - писал этот малограмотный в истории богослужения грек. После того же как русская церковь порвала с Константинополем, “начаша были зде сия прелести [ереси]: о сложении перстов, и прилог в символе и аллилуйа и прочее”, и вся русская земля “темным омрачением омрачишася”.
Презрение к русскому обряду Дионисий показал не только на словах, но и на деле. Когда в великую субботу 1667 года во время торжественного патриаршего богослужения в присутствии царя русское духовенство пошло с плащаницей “по солонь” (по движению солнца), то Дионисий совершенно неожиданно увлек греческих патриархов и остальное греческое духовенство в обратном направлении, навстречу русской процессии. Произошли замешательство и довольно резкий спор между русскими и греческими архиереями. Наконец сам царь вмешался в конфликт между русскими и греками, предложив, чтобы и русские пошли вслед за гостями, оставив старинный русский обычай ходить посолонь, который, кстати сказать, русские, конечно, унаследовали из ранневизантийского обряда.
Постановлениями собора были запрещены следующие русские церковные сочинения:
1) Повесть о Белом Клобуке, в которой писалось о том, что после предательства православия греками на Флорентийском соборе и падения Константинополя защита церкви стала обязанностью русского народа и в которой говорилось об исторической роли Руси, Третьего Рима, где “слава Св. Духа воссия”.
2) Постановления Стоглавого собора 1551 года, который официально подтвердил правильность тех особенностей, которые отделяли русский обряд от новогреческого. Это осуждение Стоглавого собора, видимо, казалось грекам особенно важным, так как оно неоднократно повторяется в Деяниях.
3) Житие преп. Евфросиния, в котором оправдывалось ныне запрещенное двукратное пение аллилуйя.
Мелочность греков дошла до такой крайности, что собор даже запретил писать на иконах лики русских митрополитов Петра и Алексея в белых клобуках.
Эти резолюции явились своего рода историко-философским реваншем для греков. Они отомстили русской церкви за упреки по поводу Флорентийского собора и разрушили этими постановлениями все обоснование теории Третьего Рима. Русь оказывалась хранительницей не православия, а грубых богослужебных ошибок. Миссия России охранять православие была объявлена несостоятельной претензией. Все осмысление русской истории менялось постановлениями собора. Православное русское царство, предвестник грядущего царства Св. Духа на земле, превращалось просто в одну из многих монархий - простое государство, хотя с новыми имперскими претензиями, но без особого освященного Богом пути в истории.
Читая эти деяния собора, историк не может отделаться от неприятного чувства, что и лица, составлявшие текст постановлений этого полугреческого-полурусского собрания, и принявшие их греческие патриархи формулировали эти решения с нарочитым намерением оскорбить прошлое русской церкви. Так, например, параграф, относящийся к осуждению Стоглавого собора, говорит о том, что решение закрепить в России двуперстное крестное знамение и сугубую аллилуйю было “писано не рассудно простотою и невежеством”. Сам митрополит Макарий, бывший душой собора 1551 года, также был обвинен в невежестве, так как он не считался с греками: “Зане той Макарий митрополит, и иже с ним мудрствоваша, невежеством своим безрассудно, якоже восхотеша сами собою, не согласяся с греческими и с древними харатейными словенскими книгами. Ниже со вселенскими [то есть греческими] святейшими патриархи о том советоваша и ниже совопросишася с ними”.
Этим нелепым заявлением греческие патриархи и их советники, Дионисий и Лигарид, сами расписывались в своем полном невежестве в вопросах исторической литургики. Они совершенно не отдавали себе отчета в том, что двуперстное знамение и прочие обрядовые разногласия русской церкви с греческой XVII века были гораздо старше новогреческих и восходили к ранневизантийским образцам, введенным на Руси самими греками еще в XI веке. Сами же заключения собора стали ныне свидетельством не русской отсталости, а печальным памятником греческой заносчивости и забвения ими своего собственного старого предания. Постоянное упоминание, что деяния собора были делом греков - “толкуем же мы, два патриарха [русский патриарх Иоасаф ими, видимо, не принимался во внимание] сие правило” - к счастью, хотя бы частично снимает ответственность с русского епископата за всю нелепость и злобу этих постановлений.
Осуждение сторонников старого обряда было сформулировано в не менее оскорбительных и канонически нелогичных фразах, которые били не только по русским традиционалистам, но и по патриарху Константинопольскому Паисию и созванному им в Константинополе собору. Ведь патриарх Паисий, касаясь унификации обряда, ясно писал еще в 1655 году: “Не следует нам и теперь думать, будто извращается наша православная вера, если кто-нибудь имеет чинопоследование несколько отличающееся в пунктах, которые не принадлежат к числу существенных членов веры, лишь бы он соглашался с кафолической церковью в важных и главных”.
Вместо того чтобы последовать этим мудрым словам константинопольского решения 1654 года, патриархи Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский проявили еще больше узости и пристрастности к обрядовым различиям, чем русские защитники старого устава. Они не только выступили на защиту никоновских “реформ”, но на заседании 13 мая 1667 года осудили сторонников старого обряда настолько строго, что этим сами возвели обрядовые детали на догматическую высоту. Они называли русских традиционалистов, отказавшихся от этих новшеств, непокорниками и даже еретиками и отлучали их от церкви жестокими и мрачными постановлениями:
Аще ли же кто не послушает, повелеваемых от нас [постановлений в обряде] и не покорится святей восточней церкви и сему освященному собору, или начнет прекословити и противитися нам, и мы таковаго противника данною нам властию от всесвятого и животворящаго Духа, - аще ли будет от освященного чина, - извергаем и обнажаем его всякого священнодействия и проклятию предаем. Аще же от мирского чина, отлучаем и чужда сотворяем от Отца и Сына и Святого Духа, и проклятию и анафеме предаем, яко еретика и непокорника и от православного всесочленения и стана и от церкве Божия отсекаем, дондеже уразумится и возвратится в правду покаянием. А кто не уразумится и не возвратится в правду покаянием и пребудет в упорстве своем до скончания своего, тот да будет и по смерти отлучен, и часть его и душа его со Иудою предателем и с распеншими Христа жидовы, и со Арием и с прочими проклятыми еретиками. Железо, камении и древеса да разрушатся и да растлятся, а той да будет не разрешен и не растлен и яко тимпан во веки веков. Аминь.
Деяния и клятвы были скреплены подписями участников собора, положены для сохранения в Успенском соборе, а наиболее существенные части постановлений напечатаны в Служебнике 1667 года.
Низложив Никона, собор избрал на его место нового патриарха, Иоасафа, архимандрита Троице-Сергиевой лавры. Затем приступили к решению вопросов, вызванных церковной реформой.
Реформа была выгодна многим. Восточным патриархам она была весьма по душе, так как проводилась в согласии с греческими новыми книгами и закрепляла их главенство в вопросах веры, утверждала их духовный авторитет, к тому времени на Руси сильно поблекший. Государственная власть тоже видела свою геополитическую выгоду в реформе. И Ватикан в реформе православной Церкви тоже имел свой интерес. С присоединением Украины к Москве в России стало сказываться юго-западное влияние. В Москву понаехало множество украинских и греческих монахов, учителей, политиков и разных дельцов. Все они были в различной степени пропитаны католицизмом, что не помешало им, а, может быть, даже и помогло, приобрести большое. влияние при царском дворе. Паисий Лигарид, продолжая дело митр. Исидора, вел в это время переговоры с католическим Западом о соединении русской Церкви с римской. Он пытался склонить к этому и восточных патриархов. Русские же архиереи во всем были послушны царю. В такое-то время и состоялся собор по делу никоновской реформы.
Собор одобрил книги новой печати, утвердил новые обряды и чины и наложил страшные проклятия и анафемы на старые книги и обряды. Двуперстие собор объявил еретическим, а троеперстие утвердил. Проклял тех, кто в символе веры исповедует Духа Святаго Истинным. Проклял и тех, кто будет совершать службу по старым книгам. В заключение собор изрек: «Если кто не послушает нас или начнет прекословить и противиться нам, то мы такового противника, если он - духовное лицо, извергаем и лишаем всякого священнодействия и благодати и предаем проклятию; если же это будет мирянин, то такового отлучаем от св. Троицы, Отца и Сына и Святаго Духа, и предаем проклятию и анафеме как еретика и непокорника и отсекаем, как гнилой уд. Если же кто до самой смерти останется непокорным, то таковой и по смерти да будет отлучен и душа его пребудет с Иудой-предателем, с еретиком Арием и с прочими проклятыми еретиками. Скорее железо, камни, дерево разрушатся, а тот да будет не разрешен во веки веков. Аминь».
Эти ужасные проклятия возмутили даже самого Никона, привыкшего проклинать православных христиан. Он заявил, что они положены на весь православный народ, и признал их безрассудными.
Чтобы заставить русский благочестивый народ принять новую веру, собор пригрозил подвергнуть ослушников соборных определений «телесным озлоблениям», что выразилось в том, что христианам отрезали уши, носы, вырезали языки, отсекали руки; их били говяжьими жилами, ссылали, заточали в тюрьмы. Деяния и определения собора внесли еще большую смуту в умы русских людей и усугубили раскол.
Современная новообрядческая церковь на поместном соборе 1971 года признала ошибку, сделанную бывшим патриархом Никоном и собором 1666-67 года, приведшую к трагическому разделению русской Церкви, и засвидетельствовала, что старые обряды для нее «равночестны и спасительны», а клятвы были положены «не по доброму разумению». И как итог: реформы «не имели ни канонических, ни исторических оснований». Но, к сожалению, признание совершенных ошибок на практике мало что изменило в отношении РПЦ к старым книгам и обрядам, к старообрядческой Церкви.
Раскол русской Церкви совершился не сразу. Определения собора были настолько ошеломляющими, в них было так много безумия, что русский народ счел их за дьявольское наваждение. Многие думали, что царь лишь временно обманут приезжими греками и латынянами, и верили, что рано или поздно раскроется этот обман и все возвратятся к старине. Что же касается архиереев, участвовавших на соборе, то о них сложилось убеждение, что они не тверды в вере и, боясь царской власти, готовы веровать так, как им прикажут. Один из них, чудовский архимандрит Иоаким (впоследствии патриарх), откровенно заявил: «Я не знаю ни старой веры, ни новой, но что велят начальницы, то я готов творить и слушать их во всем».
В течение 15 лет после собора шли пререкания между сторонниками старой веры и новой, между представителями древней народной Церкви и представителями новой, царской. Протопоп Аввакум слал царю Алексею Михайловичу одно послание за другим и призывал его к покаянию. Этот протопоп-богатырь горячо и вдохновенно убеждал царя, что в древнем православии, которое так немилостиво проклято собором, нет ничего еретического: «Мы содержим истинную и правую веру, умираем и кровь свою проливаем за Церковь Христову».
Царя просили назначить всенародное состязание с духовными властями: пусть видят и слышат все, какая вера истинная - старая или новая, но Алексей Михайлович не внял этому разумному совету. После его смерти царский престол занял его сын Феодор Алексеевич. Защитники и исповедники древних церковных преданий обратились к новому царю с горячей мольбой «вернуться к вере благочестивых и святых предков». Но и эта мольба не имела успеха. На все челобитные церковных пастырей, жаждавших мира и единства церковного, правители отвечали ссылками и казнями.
Золотая серия сайта Эсхатос
Издательский проект Quadrivium
Когда началась никоно-алексеевская реформация, одним из первых, кто воспринял ее в свете предсказаний о наступлении «последних времен», был протопоп Иоанн Неронов, возглавивший оппозицию реформам. Тема конца света становится доминирующей в его сочинениях. В первых своих посланиях он обращается к эсхатологическим пророчествам и сопоставляет происходящие в Русской Церкви события с унией. Уния с католиками, то есть отпадение от истинного православия, по мысли Неронова, повлечет за собой гибель Святой Руси и приближение царства антихриста.
Издательский проект «Квадривиум», 2014
Составитель: Т. Г. Сидаш
Редактор: К Я. Кожурин
Статьи: К Я. Кожурин, Т. Г. Сидаш
Верстка: Т. А. Сенина (монахиня Кассия)
Оформление серии: А. А. Зражевская
Московские соборы 1660, 1666, 1667 годов. Собрание документов эпохи. - Т. 1: Соборы 1660 и 1666 гг.
СПб., 2014. - 608 с.
ISBN 978-5-4469-0207-6
Московские соборы 1660, 1666, 1667 годов. Собрание документов эпохи. - Т. 1: Соборы 1660 и 1666 гг. - Содержание
Часть первая. СОБОР 1660 ГОДА
- I. Соборное определение 27 февраля
- II. Позстановление московскаго собора о низложении патриарха Никона с патриаршаго престола
- III. Выписки из правил апостольских и соборных, сделанный греческими архиереями, призванными на собор против патриарха Никона 1660 года
- IV. 1660 г., после Марта. Перевод с греческаго письма о том, что не следует в России руководствоваться существующим в Восточной церкви обыкновением давать в управление лишившимся от гонения Турок престолов патриарших низшия епархии
- V. 1660 г. Перевод с греческого письма к царю Алексею Михаиловичу, о праве греко-российской церкви, по низложении Никона, избрать новаго патриарха, с тем, чтобы он вполне соблюдал православие, а жизнию своею был достоин сего сана
- VI. 1660 г. Мая 14. перевод с греческой грамоты Хиосскаго архиепископа Кирилла царю Алексею Михаиловичу о высокомерных поступках Никона и о данных ему царем жалованных и других грамотах, которыя по церковным винам получателя лишились законной силы
- VII. Правила о низложении патриарха Никона с патриаршаго престола
- VIII. Мнение Епифания Славинецкого о суде над патриархом Никоном
- IX. Сказка (собственноручная), поданная собору Епифанием Славинецким
- X. Сказка, поданная на собор старцем Епифанием Славинецким, в которой отрицается от даннаго им согласия на лишение Никона архиерейства
- XI. Возражение старца Епифания против постановления греческих архиереев о низложении патриарха Никона
- XII. Записка поданная Епифанием царю Алексею Михайловичю в ответ на мнения греков о соборе 1660 г
- XIII. Слово отвещательное в предписаных главизнах и в вине патриархов
- XIV. Деяние соборное
- XV. Разсуждение газскаго митрополита Паисия, о действиях собора, состоявшагося в Москве в 1660 году, и его постановлении, по поводу оставления патриархом Никоном святительскаго престола
- XVI. Письмо митрополита газскаго Паисия к царю Алексею Михайловичу о призвании патриарха Никона к суду по поводу оставления им патриаршаго престола
- XVII. Послание газскаго митрополита Паисия к патриарху Никону в ответ на письма его, по поводу оставления им патриаршаго престола
Часть вторая. МЕЖСОБОРНОЕ БОГОСЛОВИЕ
- XVIII. Обвинения в новых обычаях и разных винах патриарха Никона, составленныя в 30 вопросах боярина Семена Лукьяновича Стрешнева
- XIX. Повеление царя Алексея Михайловича созвать собор против патриарха Никона и пригласить на оный вселенских патриархов и о собрании обвинений противу Никона
- XX. Указ о созвании собора и о приготовлениях к оному
- XXI. Ответы четырех Вселенских Патриархов на 25 вопросов
- А. Запрещенные книги
- а. (XXII.) Стоглав
- б. (XXIII.) Главы из Жития преп. Евфросина
- в. (XXIV.) Повесть о новгородском белом клобуке
- XXV. Сочинение иверскаго архимандрита грека Дионисия
- XXVI. Трактат архим. Дионисия и акты Собора 1667 года
- XXVIL Жезл правления На правительство мысленнаго стада православно российския церкви
Часть третья. СОБОР 1666 ГОДА
- XXVIII. Черновой список деяния собора российских архиереев, по челобитной патриарха Никона царю, от 14 Января 1665 г., в коей патриарх Никон предлагает условия, на которых он согласен на избрание новаго патриарха
- XXIX. Соборное определение и собственноручныя записки митрополитов
- XXX. Перечень раскольников, судившихся на соборе 1666 года, с кратким изложением дела о каждом
- XXXI. Записка о допросе Аввакума, Лазаря и Епифания чрез архимандритов Филарета владимирскаго, Иосифа хутынскаго и Сергия ярославскаго, 1667г.,авг.5
- XXXIL Изложение дела об Аввакуме, Лазаре, Епифании, Федоре и подъяке Федоре, 1667 г.
- XXXIII. Сказание о Святом Соборе
Московские соборы 1660, 1666, 1667 годов. Собрание документов эпохи. - Т. 2: Собор 1667 г.
СПб., 2014. - 472 с
ISBN 978-5-4469-0206-4
Московские соборы 1660, 1666, 1667 годов. Собрание документов эпохи. - Т. 2: Собор 1667 г. - Содержание
Часть четвертая. СОБОР 1667 ГОДА
- Продолжение Деяний собора 1666 года
- XXXV. Прибытие патриархов александрийскаго и антиохийскаго в Москву и суд над Никоном, патриархом московским
- XXXVI. Список послания восточных патриархов, Паисия и Макария, из Москвы, к иерусалимскому патриарху Нектарию о соборном низложении патриарха Никона
- XXXVII. Список послания восточных патриархов Паисия и Макария и всего освященнаго соборак вселенскому, т. е. к константинопольскому, патриарху с извещением о низложении патриарха Никона, и о том, что того патриарха в Москву ожидали, но за неприездом принуждены были и без него приступить к осуждению Никона
- XXXVIII. Книга соборных деяний.О разных делах, и о нужных церковных винах вопросы и ответы
- XXIX. 1667 г., Май. Список настольной грамоты вселенских патриархов и всего освященнаго собора, данной избранному всероссийским патриархом, на место Никона, архимандриту Троицко-Сергиевой лавры Иоасафу
- XL. Записка о допросе Аввакума, Лазаря и Епифания чрез архимандритов Филарета владимирскаго, Иосифа хутынскаго и Сергия ярославскаго
- XLL Изложение дела об Аввакуме, Лазаре, Епифании, Федоре и подъяке Федоре, 1667 г
- ЭПИЛОГ
- XLIL История осуждения патриарха Никона
- XLIIL Всенародное воззвание патриарха Иосафа и всего освященнаго собора с увещанием ко всем православным беречь себя от новоявленных церковных мятежников и их льстиваго учения
- XLIV Воззвание патриарха Иоасафа и всего освященнаго собора к царю Алексею Михайловичу, чтобы он отчистил своею царскою силою непокорникам церковным и защитил от них правоверных
- XLV Законы против старообрядцев 1685 г. (законы царевны Софьи)
- XLVI. Законы времен петровского царствования
- XLVIL Законы времен Петра III и Екатерины II
- XLVIIL Митрополит московский Платон (Левшин).
- Главы из «Увещания к раскольникам»
Заключение
К. Я. Кожурин. Церковные соборы 1666-1667 гг. как водораздел русской истории
И тма тяжка... покры тогда Россию.
Андрей Денисов, «Слово надгробное Петру Прокопьеву»
Ты была Христова До шездесят шестова...
Старообрядческий духовный стих «О никонианах»
Еще задолго до начала никоновских «затеек» на Руси, когда ничто, казалось бы, не предвещало грядущей катастрофы, постигшей Русскую Церковь, послышались первые голоса, предупреждавшие о роковой опасности.
В конце XVI века западнорусский богослов и проповедник Стефан Зизаний (1550-1634), по просьбе князя Константина Острожского, сделал перевод с греческого языка 15-го Огласительного поучения святого Кирила Иеросалимского. Перевод сопровождался комментариями самого Зизания и был издан в 1596 году в Вильно на белорусском и польском языках под названием «Казанье святого Кирилла об антихристе и знаках его, с расширением науки против ересей розных». Зизаний, основываясь на Священном Писании, напоминал, что в 1492 году началось восьмое тысячелетие от Сотворения мира и что именно в этот период, согласно пророчествам, должно произойти Второе Пришествие Христа. В современности Зизаний видел все признаки наступающих «последних времен» и утверждал, что римский папский престол - это и есть престол антихристов. «Причем, называя римского папу антихристом, Зизаний указывал не на конкретную личность какого-либо папы, а равно и не на последнего "князя тьмы", который воцарится непосредственно перед пришествием Христа. Папство имелось в виду в смысле церковного института, церковной организации, а отдельные представители этого института - предтечи антихриста, его слуги. Для них главное - подорвать веру в Христа и Церковь».
Мысли Стефана Зизания о приближении царства антихриста нашли в дальнейшем свое продолжение. Около 1622 года в Киевской православной митрополии появляется фундаментальное антикатолическое сочинение - «Палинодия» Захарии Копыстенского (ум. 1627). В предисловии к «Палинодии» Захария Копыстенский излагает свою схему последовательных отпадений христиан к миру антихриста. По его мнению, с 1000 года сатана обосновался в Риме. «Число 1000 приобрело для православного теолога огромное значение. Захария Копыстенский толкует его в августиновской традиции как свершившееся и исходит из положения о "связании" сатаны на 1000 лет в момент первого пришествия»2. Именно торжеством антихриста в Риме с 1000 года от Рождества Христова он объяснял разделение христианской Церкви на католичество и православие, а точнее - отпадение католиков от Церкви. Особое значение в этом контексте приобретало такое событие, как Крещение Руси князем Владимиром в 988 году (то есть приблизительно в то же время) и образование Русской Церкви. Хотя Рим отпал от истинной веры, но зато в Церковь вступила Русь, заняв место Рима в священной пентархии (власти пяти патриархов).
Далее Захария Копыстенский обращался к известному апокалипсическому числу 666, сложение которого с первой датой давало 1666-й год. При этом он раскладывал число на последовательные этапы - 1000 - 1600 - 1660 - 1666... Каждая из этих дат связывалась им с каким-либо церковным расколом. Итак, следующим этапом отпадения явился по схеме Захарии Копыстенского 1600 год. Как раз около этого времени - в 1596 году - произошло новое нападение антихриста на истинную веру, причем именно на ту часть христианского мира, которая, по мысли Захарии Копыстенского, хранила наследие крестителя Руси - Киевскую митрополию. Это была печально известная Брестская уния, заключенная между католической и украинско-белорусской православной церквями, уния, в результате которой православные Западной Руси фактически лишились трехчинной иерархии. «Заключение Брестской унии Захария Копыстенский объясняет происками римского папы-антихриста и воспринимает как событие космического масштаба.
В его понимании судьбы мира зависят теперь от противоборства униатов и сторонников православия. Очевидно, в случае дальнейшего сохранения унии, он подразумевал вмешательство небесных сил. Согласно библейским пророчествам, второе пришествие начнется для спасения Христом своих гонимых, преследуемых антихристом избранников. Безусловно, последнюю на земле общину истинно верующих Захария Копыстенский видел в киевской православной митрополии. По пророчеству "Палинодии", дальнейшее развитие связанных с антихристом событий произойдет в 1660 году и, окончательно, в 1666 году. Эти даты обозначали следующие ступени отпадений. В тексте "Палинодии" они не имели исторических привязок. Что именно произойдет в последнем, 1666 году - конец света или земное воплощение антихриста, Захарий Копыстенский точно не оговаривал. Его схема могла интерпретироваться как в том, так и в другом направлении».
Похожие представления об отпадениях от истинной веры развивал в своих сочинениях другой видный украинский писатель-полемист, афонский инок Иоанн Вишенский (около 1550 - после 1621). Иоанн Вишенский говорил об отступничестве униатов, которые поставили своими безрассудными действиями под угрозу судьбы всего мира. В его сочинениях утверждалось, что благодаря нескольким отпадениям, антихрист уже торжествует над миром, и близок конец света и час расплаты подчинившихся сатане. Однако никаких конкретных чисел Иоанн Вишенский не приводил. Основная его критика была направлена в адрес обмирщившегося, оторвавшегося от православного народа и перешедшего в унию епископата. Обращаясь к униатскому епископату, он говорит: «Якже ся вы духовными, а не толко духовными, але (но) и верными звати можете, коли брата своего, во единой купели крещения - верою и от единое матере - благодати ровно з собою породившагося, подлейшими от себе чините, уничижаете и ни за што быти вменяете, хлопаете, кожемякаете, седелника-ми, шевцами на поругане прозываете? Добре, нехай будет хлоп, кожемяка, седелник и швец, але воспомянете, як брат вам ровный во всем есть...».
В условиях отпадения в унию с католиками православного епископата Иоанн Вишенский в своем сочинении «Порад» вообще высказывает довольно смелую для того времени мысль, которая впоследствии станет идейной основой беспоповского направления в русском старообрядчестве, - мысль о возможности во времена антихриста существования Церкви без священства: «Лешие бо вам без владык и без попов, от диавола поставленных, до церкви ходити в православие хранети, нежели с владыками и попами, не от Бога званными, у церкви быти и о тое ся ругати и православие попирати. Не попы бо нас спасут, или владыки, или митрополиты, але (но) веры таинство нашее православное с хранением Заповедей Божиих: тое нас спасти мает»5. Таже мысль проводится им в другом сочинении - «Зачапке мудраго латынника з глупым русином»: «Равно есть, аль-бо (или) сторицею лучши, абы таковые блазнители никако же в церкви не были, и полезнее... собору верных самем в церковь собиратися и спасати, нежели соблазнители и слеповождами во погибель и муку вечную отити».