Деградация права: от защиты слабых к апологии греха. Допустима ли самозащита и защита слабых. Защита слабых и невинных

Социальная справедливость

правительство сообщество защита право справедливость

Правительства в состоянии сыграть свою роль не только в стимулировании экономического роста, но и в справедливом распределении его плодов. Как считают многие, правительства нужны для того, чтобы поддерживать социальную справедливость путем перераспределения богатства и других ресурсов между гражданами. Во многих странах распределение доходов крайне неравномерно. Еще более неравномерно распределены, как правило, земля и другие материальные ценности. Мало того, во многих обществах неравенство богатства и доходов со временем становится все более и более разительным. К числу стран с наиболее сильно выраженным неравенством доходов относится, например, Бразилия, и начиная с 1930-х годов это неравенство с каждым десятилетием растет.

В этих условиях социальная справедливость нередко диктует переход к «новому курсу», особенно если существующее неравенство лишает многих людей возможности получать образование, приличное медицинское обслуживание, удовлетворять другие жизненно важные потребности. Иными словами, может потребоваться правительственное вмешательство, чтобы изъять у богатых часть ресурсов и перераспределить их в пользу бедных. Некоторые теоретики распределительной справедливости доказывают, что подобные перемещения ресурсов должны быть нацелены на уравнивание условий жизни всех граждан. Другие, напротив, хотели бы, чтобы правительства перераспределяли ту часть ресурсов, которая необходима для «выравнивания игрового поля», т.е. обеспечивали равенство возможностей, а затем предоставляли индивидам самим отвечать за свою судьбу. Так или иначе, но граждане многих обществ, похоже, придерживаются того мнения, что необходимо попытаться сделать распределение богатства и доходов более равномерным. Хотя многие частные лица, организации и фонды добровольно участвуют в деятельности, направленной на помощь бедным, они, как правило; не располагают достаточными возможностями и властью, чтобы обеспечить крупномасштабное перераспределение. У правительств, по крайней мере при определенных условиях, такие возможности и власть есть. Значительная часть налоговых и социальных программ задумана именно в этих целях, хотя вопросы о том, насколько подобные меры эффективны и как далеко должно заходить перераспределение, часто вызывают жаркие споры. Но даже многие из тех, кто не разделяет мнения, будто правительства в принципе обязаны перераспределять богатство, по-видимому, согласны с тем, что они должны обеспечивать всем гражданам хотя бы некий минимальный уровень жизни, своего рода социальную подстраховку,

Защита слабых

Мы обычно полагаемся на правительство в плане защиты индивидов и групп (скажем, будущих поколений), которые не способны сами замолвить-за себя слово. Очевидно, что подобные группы не в состоянии предпринять никаких действий для защиты своих интересов. Однако правительства могут защитить интересы еще не рожденных и не допустить, чтобы на них свалилось бремя экономического долга или экологического вырождения. В последние десятилетия правительства стали принимать значительно большее, нежели раньше, участие в защите групп, которые по разным причинам оказываются политически слабыми или лишенными избирательных прав, -- детей, стариков, немощных и инвалидов, а также не принадлежащих к человеческому роду частей мироздания -- от китон и птиц до деревьев и других составляющих нашей природной среды.

Замок Кантерлот гудел, словно потревоженный пчелиный улей. Все пони как угорелые бегали по его этажам, будто бы была объявлена эвакуация. И причиной тому стала форс-мажорная ситуация, не связанная, однако, с нападением, пожаром или другими чуть более жуткими катаклизмами и происшествиями. Никто из постоянных обитателей Кантерлота и предположить не мог, что опасность будет угрожать...

Лейтенант Тандерхув, срочно несите образцы крови в лабораторию, и только попробуйте что-нибудь учудить! Нужно как можно скорее разобраться с группой крови принца! – проорал капитан Армор вслед убегающему отдающему позолотой пегасу, в зубах которого была зажата колба с плескавшейся ярко-алой жидкостью. Промычав нечто нечленораздельное, жеребец скрылся за поворотом, направляясь в правое крыло замка. Протяжно вздохнув, капитан присел на ближайшую скамейку. Поднятый с постели буквально пинками, он тут же бросился организовывать операцию по спасению пришельца, получившего страшнейшие ранения в результате нападения дракона. Это была бы обычная ситуация, никак не связанная с королевской гвардией, если бы не тот факт, что пришелец являлся аликорном и фактически, хоть и не официально, будущим принцем Эквестрии по праву скорой и вполне вероятной женитьбы с принцессой Селестией. Когда Шайнинг встретил повелительницу Солнца, то просто ужаснулся тем изменениям, что произошли с ней за столь короткий срок, прошедший с их последней встречи. Скошенная корона, размытая тушь, покрасневшие от слёз глаза и дикий оскал приготовившегося к броску зверя. Если бы он не знал кроткий и добрый нрав правящей особы, то наверняка поостерегся бы даже подходить к подобной кобылице, не то чтобы заговорить с ней. Усталый капитан предался дрёме, едва не позволяя себе пускать слюни на пол. Где-то неподалеку прошелестели два перепончатых крыла, но Шайнинга не обратил на это особого внимания. Его мозг в данный момент занимала проблема поважней, например: десять способов, чтобы не упасть и не забыться беспробудным сном.

Сумасшедшая ночь, да, дружище? – устало проговорил ночной пегас, сев рядом с сонным единорогом. В полусознательном состоянии Армор все таки смог узнать в нем капитана Ночной Гвардии Луны Спид Слейва. Небольшой и юркий фестрал, обладавший заразным задором и искрометным юмором. Но добродушный вид этого жеребца был лишь своего рода приманкой, так как Спид мог вполне спокойно “переключаться” между своими тактиками поведения, и это было закономерно, ведь иначе на страже Алмазных Гор просто не выжить. Однако с недавних пор он перестал служить в пограничных войсках Эквестрии, так как теперь ему предложили пойти на службу в нововоссозданной организации, которая только недавно была возрождена в своём былом блеске и славе. Будучи самым достойным среди своих сородичей, что доблестно охраняли границы страны от посягательств внешних врагов, он был удостоин чести возглавить орден. Тот орден, что был основан ещё на заре тысячелетия, когда Луну ещё не постигло проклятье демона тьмы. Тогда они поклонялись ей как богине, как матери всего их народа, называя не иначе как спасительница. Взращенные под её чутким взором и выведенные из стадии полного вымирания, они видели в ней тот образ, который их одновременно восторгал и поражал. И даже сейчас, когда прошло уже столько лет, и былые традиции были усыпаны песком времени, они помнили о своей любимой наставнице и покровительнице. Новость о возрождении ордена, который все же назывался гвардейским формированием, стала ошеломительной и радующей, но в то же время, она ни в какое сравнение не шла с вестью о возвращении любимой принцессы, которая была ещё более радостно встречена среди немногочисленного рода фестралов, властителей ночного неба.

Тяжело подняв взгляд, Армор едва мог найти силы на язвительный и остроумный ответ, а потому пришлось ограничиться вполне обычным и уже не столь интересным.

А ты как думаешь, Слейв? Только-только хотел было прикорнуть, как тут меня потащили сюда… Какого сена этот аликорн вообще пострадал?! И это не говоря уже про то, что мне сестра написала. Герой, могущественный гость из дальних миров, обладает магией, о которой нам остается только мечтать. Ну почему это происходит в мою смену… - выплескивая свое негодование, высказал капитан. Только всплеск адреналина и мог помочь ему в борьбе со сном, а потому идея пожаловаться на жизнь своему старому приятелю была не лишена некоторого смысла. Задумчиво потерев копытом подбородок, Слейв хмыкнул.

А почему именно твоя смена? Ты ж вроде сдал свой пост в четыре часа, а затем умотал куда-то, даже не позвав меня… - полушутливо обиженным тоном сказал фестрал.

Хех, ну начнем с того, мой ночной друг, что ты обычно дрыхнешь в это время. Тем более, я вряд ли позову тебя на мое свидание с Кейденс, сам понимаешь, ей твои рассказы про старую службу вряд ли понравятся. А насчет смены… Все-таки ситуация не самая стандартная, а потому нужны лучшие из лучших. Да и потом, у Ская жена рожает... Ну как рожает, схватки вроде начались, но ещё ничего не ясно, - уныло ответил единорог, едва ли не падая со скамейки на пол.

Так, давай по порядку. Ужасно не люблю, когда ты сваливаешь всё в одну кучу, а мне потом эту кучу надо разгребать на составные. Итак, насчет твоей “мадамы” - у вас действительно все настолько серьезно? Ну-у-у, она же вроде аликорн, и как бы переживет твою бренную тушку, а потому тебе оно надо? Да, не спорю, об её крупе мечтает половина Кантерлота, и всё же… ой, прости, - тут же извинился Спид, заметив колкий холодный взгляд своего друга. Фестрал неловко улыбнулся, разведя копыта в разные стороны.. – Экхем, ну да ладно. А про второе - он когда будет отмечать своего первенца? И вообще, почему я об этом не знал?! Что, так сложно сказать мне про то, что у моего друга скоро будет сын? Вот и дружи после этого…

Да потому что, опять повторюсь, ты днем дрыхнешь. Повезли Клеан Тайд в родильную где-то в девять, тогда-то Гарднер и попросил меня додежурить за него… Знал бы, чем все кончится, тогда бы ещё раз тридцать подумал. И да, насчет Кейденс. Она не бессмертна, не неси чушь. Вроде уже пообтерся в Кантерлоте, а такие ляпы делаешь, что хоть стой, хоть падай. А твоим “наблюдателям” её крупа я в следующий раз такое устрою, даже принцесса Селестия в её нынешнем состоянии покажется самой спокойной из всех, что я знаю, - высказал Армор после того, как нанес себе две смачные пощечины копытом по лицу. Сон потихоньку стал отступать, готовясь к коварной атаке через некоторое время, когда его жертва снова будет уставшей и разморенной.

Окей-окей. Да и вообще, это не мое дело, сам решай свои любовные проблемы. Но что насчет твоего третьего сменщика, как его… О, вспомнил, новичок этот ваш, летеха Тандерхув. Какого гумуса он тебя не заменил? Ты ж как кусок того самого сидишь и залипаешь, разве от тебя есть хоть какая-то помощь в таком состоянии? – спросил вспыливший от такой несправедливости по отношению к его другу фестрал.

Пха-ха-ха-ха, нашел кем меня заменять! Ты вообще понимаешь причину того, почему он получил эту смену? А я отвечу - она самая легкая, так как всю работу выполняет охрана замка, и Тандерхув тут скорее как пятая нога, а не бдительный страж спокойствия принцесс. Да, не спорю, исполнительный и инициативный, но косячит как не знаю кто. Может, оно просто по молодости, а может, он сам по себе такой. Я вот его только что отправил в лабораторию с анализом крови Шепарда, вроде так зовут этого парня. Ну и странное имечко... Какой из него пастух? – ответил Шайнинг, не осознавая того, насколько близко подошел к пониманию работы командора. Джон действительно был пастухом целых три раза. В первый он пытался убедить трёх баранов из Совета Цитадели в своей правоте, во второй он набрал в свою команду очень воинственных и дурных психов, которым только дай повод, как минимум Нормандию продадут. Ну а третий, в котором Шепарду предстояло стать главнокомандующим армии жнецов, только намечался, хотя он уже всё меньше и меньше привлекал Джона, так как после этого он вряд ли смог бы снова быть живым существом из плоти и крови.

Пастух он иль нет, а всё же чудной жеребец, если честно. Я же тоже про него слышал. Говорят, он раньше был не аликорном, а каким-то странным че-ло-ве-ком. И это ещё только цветочки - он также был генералом чудовищно огромной армии, и не просто армии, а армии пришельцев, - поделился своими знаниями Спид. Ехидно глянув на своего товарища, Армор решил подколоть своего друга.

Кому ты это рассказываешь, мне сестра чуть ли не его биографию прислала. И ещё того, темного, который якшается с принцессой Луной. – Эффект был достигнут. Слейв презрительно скривился при упоминании Предвестника, едва не позволив себе сплюнуть на пол.

Друже, ну не упоминай ты мне про этого урода. Честно, что наша великая Луна нашла в этом отвратительном создании?! – вспылил ночной пегас, преисполненный праведным гневом от такого кощунства по отношению к его повелительнице. Он понимал, что не имел права даже отговорить свою принцессу от такого выбора, но это и не значило, что он его стопроцентно принял и одобрил.

Ну он же бессмертный, как-никак. Где ты ещё найдешь других аликорнов по округе? И вообще, почему он вдруг стал уродом? Я конечно его не видел, но по крайней мере ни про какие слухи про его уродство не доходили, да и сестра написала бы об этом, – парировал Шайнинг.

Бессмертие… И что?! Ты в курсе, что он убийца? Жуткий монстр, для которого наши жизни как труха, не больше?! – проорал Спид, не сдерживая себя никакими рамками приличия. Он орал так громко, что все окружающие их звуки просто потонули в грохоте его речи. Именно поэтому они не услышали, как недалеко от них с пронзительным скрипом открылась дверь. – Вообще, только дай он мне повод. Только посмей он обидеть нашу прекрасную Луну, и я его задушу лично!

Только если я не доберусь первым до твоей паршивой глотки, ничтожество. - Над двумя разговорившимися офицерами грозно нависал темно-фиолетовый аликорн, чьи глаза буравили их ошалевшие рожи. Армор от накатившего страха аж истерично сглотнул, подобного жуткого взгляда он еще ни разу в своей жизни не видел. - Так, ты вроде старший брат Фиолетовой, не так ли? Где расположили командора Джона Шепарда? И поверь, скорость твоего ответа повлияет на то, сколько ты пробудешь на этом свете. – От вкрадчивого и ледяного голоса Предвестника, хоть он был и глуше обычного, становилось крайне неуютно и страшно. Казалось, что стоит тебе сделать что-нибудь не то, и это чудище вцепится тебе в глотку, даже не задумываясь. Несмотря на исключительную храбрость, Слейв всё же побаивался Харбинджера, пусть это не означало, что его заявление потеряло свою силу. Нет, просто без повода он вряд ли пошел бы войной на аликорна, предпочитая понапрасну не трогать возлюбленного его богини.

Здравствуйте, уважаемый гость, прошу за мной. Я проведу Вас в королевские палаты, где сейчас находится командор, - мигом отогнав сон и крайне быстро вставая с насиженного места, ответил Армор.

Веди, - коротко приказал жнец.

Потом встретимся, - бросил напоследок единорог, отправившись показывать дорогу новоиспеченному принцу. Удовлетворенно кивнув, Спид до самого конца преследовал фигуру Предвестника яростным взглядом.

Тварь… - процедил ночной пегас, а затем уже и сам отправился по своим делам.

Как Вы добрались до нашей столицы, эм-м, мистер? – испытывая неловкость, аккуратно поинтересовался капитан. Он побаивался термина “принц”, так как не знал, применимо оно ли к этому жеребцу. В подобные моменты он всегда сравнивал свою ситуацию с балансировкой на канате, когда любое лишнее движение способно отправить тебя в долгий и неконтролируемый полёт. Впрочем, нынешнюю ситуацию дополнил бы тем, что канат кто-то вероломно поджёг. Словно и без того у Шайнинга было мало проблем...

Сейчас тебя должно волновать не это. Лучше расскажи мне все о состоянии пациента, вместо того чтобы лживо улыбаться и нести какую-то чушь, - осадил Предвестник. Армор нервно сглотнул и решил исполнить просьбу пришельца.

Несмотря на многочисленные повреждения кожного покрова, перелом двух ребер и наличии большого набора ушибов, порезов и синяков, он все же в довольно сносном состоянии. Ему придется некоторое время полежать в палате, с неделю уж точно, а затем он сможет вернуться на свое постоянное место проживания, - отрапортовал капитан.

Такого просто не может быть. Мне что, вытаскивать из тебя правду вместе с внутренностями? – прошипел Рипер, резко остановившись прямо посередине коридора. Шайнинг посмотрел на гостя недоуменным взглядом.

В смысле? – не выдержав, спросил капитан. Аликорн медленно пошел в сторону единорога, отчего бедняга с перепугу прижался крупом к стене. Что-что, а в темноте образ разъяренного пришельца был поистине ужасающим.

У него было глубокая рана на груди от когтей той твари, что я разорвал на куски. Кому ты рассказываешь про ушибы и синяки?! – проревел жнец.

А-а-а, п-простите, я забыл сказать про его исключительную регенерацию! Да, когда его принесли, он был едва ли не на грани жизни и смерти. Но затем ему стало лучше! Раны стали хоть и медленно, но затягиваться. По прошествии полутора часов там не было даже намёка на хоть какое-то повреждение. Единственная проблема была только с шерстью, видимо, на нее регенерация не распространялась, - быстро промямлил единорог, боясь и представить как его сестра умудрялась жить рядом с таким чудищем. Что бы он не сделал, его, вполне вероятно, ожидали впереди одни неприятности, если не из-за самого пришельца, то уж из-за принцессы Луны точно. Услышав ответ, Предвестник немного успокоился, а затем снова продолжил путь.

Тебе очень не повезёт, если ты меня обманул, - процедил Рипер.

Прав был Слей, реально жуткий мудак… - прошептал капитан Армор, вставая с пола. Кое-как отряхнув свой круп, он отправился вслед за аликорном. Дальнейший их путь не был скрашен приятным разговором, шутками или размышлениями вслух. Единственным, что позволял себе белый единорог, было лишь указание нужных поворотов и дверей. Наконец, они таки добрались до нужного места. Это был длинный коридор с множеством дверей. Здесь находился дворцовый госпиталь, способный вместить и вылечить до ста пони одновременно. Утыканный светильниками, он столь ярко освещался, что даже несколько слепил глаза. Видимо, это было обусловлено тем, что тут напрочь отсутствовали окна. Также антураж дополнял длинный красный ковер, чей конец терялся где-то вдали. Одним словом, не самое худшее, но и не самое величественное место замка.

Прошу за мной. Командор был определен в палату №36, - быстро проговорил капитан, а затем как можно скорее повел своего нового “знакомого” дальше по коридору.

И все же я бы настоял на моем присутствии, так как там стоит охрана, и она вряд ли позволит Вам пройти без разрешения, - проговорил Армор.

Тогда я не позавидую их матерям. Нынче смертность что-то уж слишком высока… - ехидно подметил тёмно-фиолетовый жеребец, с гордостью услышав отчетливый звук сглатывания. Ему сейчас было просто необходима разрядка неприятных эмоций, которые в нём прямо-таки бушевали на данный момент. Хотелось ударить кого-нибудь, что-нибудь или кому-нибудь напакостить, а может даже и убить. Настолько в нем клокотала лютая ярость. Он совершил свою последнюю ошибку, теперь таковых не должно быть даже в потенциале. И отныне он зарекся, что всегда будет сопровождать Шепарда, и не важно, куда он намылится. Даже если Луна будет против. Как-никак, это было работой, а может, даже и предназначением всего его пути. Он просто не мог отказаться от него прямо сейчас, просто не мог. Вскоре они увидели целый отряд гвардейцев, что оцепил секцию коридора.

Кто такие?! – грозно донеслось из толпы стражников.

Капитан Шайнинг Армор, нам нужно к потерпевшему… в смысле, пострадавшему. Этот… жеребец тоже со мной, - скомандовал белый единорог. Недолго раздумывая, отряд образовал коридор. Благодарно кивнув, Армор открыл дверь в палату №36. Первым, что он увидел, были две принцессы, которые о чем-то разговаривали в дальнем углу комнаты. На старшую нельзя было взглянуть без слез. У Шайнинга было стойкое ощущение, что если бы не магия вечной красоты, что пронизывала этих двух созданий, то переживание было бы куда легче заметить. Хотя нынешнее её состояние стало чуть лучше. По крайней мере, у нее не дёргалось веко. Видимо поддержка сестры смогла помочь ей хоть чуть-чуть успокоиться, да и самое страшное было уже позади, теперь оставалось только ждать полного выздоровления пациента. Вдали от принцесс стояла его сестренка, которая тихо разговаривала с какой-то грустной радужногривой пони. Покопавшись в памяти, он вспомнил, что в письмах она упоминала подобную подругу и хранителя Верности - Рэйнбоу Дэш. Помимо этих четверых был ещё и пятый, хотя его бессознательное состояние едва ли могло расцениваться как положительное. Шепард практически весь был укутан в бинты, лишь только его непутевую голову решили оставили непокрытой, благо с ней ничего страшного не произошло, даже грива не была подпалена. Валяясь на кровати, он больше походил на мумию, чем на пациента их госпиталя, настолько качественно был обернут. Несмотря на положительные прогнозы Армора, жеребец очень тяжело дышал, отчего у многих сложилось впечатление, что любой из этих вздохов может стать последним. Чтобы получить более точные данные по раненому Катализатору, Харби было необходимо самостоятельно осмотреть пациента - все же он прекрасно знал не только как качественно убить, но и как качественно вылечить.

Дорогой! – воскликнула Луна, бросившись в объятья Предвестника. Тот уже вполне ловко и нежно приобнял её своим копытом, отчего лунная принцесса благодарно потерлась носиком об его грудь. Протяжно вздохнув, жнец коротко улыбнулся, неожиданно для себя радуясь такому вниманию. Не осознавая любви, он был поглощен ею в считанные часы, коверкая свой некогда идеальный и холодный, словно лед, разум. Не удержавшись, он тоже опустил свою мордашку, чтобы поцеловать свою избранницу в лоб.

Я так боялась, что с тобой тоже что-нибудь случится… - прошептала Луна. Не представляя себя без этого могучего, статного и красивого жеребца, она задумалась на миг, что когда-нибудь она сможет потерять своего любимого. Как только эта мысль пронзила её разум, она тут же посчитала, что план Селестии возможно уже не кажется ей таким уж плохим, да и Предвестник вряд ли будет против пожить в Кантерлоте. По крайней мере, теперь уже она будет стряпать ему обед, а не какая-то вертихвостка, которая только и мечтает о статусе принцессы.

Чувствуя безысходность и пустоту, принцесса солнца подошла к своему суженному и стала тихонько поглаживать его по голове. По её щечкам текли струйки слез, которые не было ни сил, ни желания высушить.

Теперь это никогда не произойдет, я лично беру все под свой контроль, - произнес жнец. - Отныне я не позволю чтобы тебе или Шепарду был нанесен вред. Я слышал про ваше желание о нашем переселении в Кантерлот. Ну что же, я даю своё полное согласие. Тут Джон будет в полной безопасности, чем там, рядом с Вечнодиким Лесом и этими сумасшедшими кобылками, которые только спят и видят, чтобы устроить очередной переполох в городе, - закончил Рипер, ухмыльнувшись от спаркловского “Э-э-эй!”.

Но ведь… а может ты и прав. Зато мы будем с тобой вместе. Я приготовлю тебе мои любимые блюда по фирменным рецептам, что мне достались ещё от матери, - радостно прощебетала ночная принцесса, а затем решила и вовсе добить своим самым главным желанием, которое уже давно горело у нее в груди. – А ещё ты будешь спать со мной… В моих апартаментах. Поверь, мы скучать не будем, - шепотом добавила она. Несмотря на то, что Предвестник ещё не дошел настолько далеко в понимании всех чувств, его бросило в жар от того пылкого шепота кобылки, которым она ласкала его слух. Закусив губу, он досчитал до нуля целых и девяти сотых, чтобы хоть чуть-чуть успокоиться.

Буду ждать с нетерпением, моя принцесса, - ответил он, осознавая, что прошел ещё одну ступень по этому сложному пути. Услышав нужные слова, Луна счастливо улыбнулась, а затем тихонько замурлыкала¸ прижавшись к его груди. Они снова забылись друг в друге, отчего и не заметили злой, и даже несколько завистливый взгляд. Селестия многое отдала бы за то, чтобы сейчас, как Луна, обнимать выздоровевшего Джона, который также стал бы говорить ей ласковые слова, от чего становилось так тепло на душе. Вместо этого она лишь баюкала своё горе, гладя любимого по голове.

Как бы я хотела, чтобы ты сейчас был в здравии, мой самый любимый и единственный. Прошу тебя, выздоравливай, я не могу без тебя… - молила солнцеликая. Сейчас ничто не было важнее раненого Шепарда, теперь она осознала до самой последней частички души, что он не просто любимый пони. Нет, он Самый Любимый и Неповторимый Пони из всех, кого она когда-либо любила. И она не была готова потерять это сокровище, не сейчас, не когда она снова стала счастливой, не когда её сестренка рядом, и можно забыть про все проблемы вокруг. Селестия была даже готова терпеть Предвестника, если тот не станет снова устраивать всем проблемы. Твайлайт что-то проговорила своей подруге, а затем подошла к наставнице, чтобы поддержать её в столь трудную минуту.

Всё будет хорошо. Вы же слышали его, он и не из таких передряг выбирался, - обнадеживающе высказала свое мнение Спаркл, прислонившись к боку аликорна.

Ты права, моя любимая ученица, ты как всегда права… - тихо ответила Селестия.

Я должен на него взглянуть. Уверен, ни один ваш специалист не сможет сравниться со мной… - проговорил Рипер, который был тут же прерван диким грохотом проломленной двери, поднявшей кучу пыли из-за того, что была вырвана с целым куском стены. Будучи уже и так на нервах, Селестия яростно блеснула глазами и зажгла свой рог. Не сговариваясь, все остальные также приготовились к бою.

К бою! За сестер! – крикнул один из гвардейцев в коридоре, хотя судя по смачному звуку, он тут же улетел в сторону стены. После небольшой, но весьма яростной схватки, наступила гробовая тишина.

Именем Гармонии, я требую чтобы вы сдались, кем бы вы не были! – яростно крикнула Луна в сторону выхода. Предвестник тут же закрыл её своим телом, готовясь разорвать любого, кто посмеет напасть на неё. Он уже давно хотел сотворить нечто подобное, а потому такой расклад его вполне устраивал. Уже через секунду ночная принцесса получила ответ…

Где Шепард?! – буквально с ходу проревела Миранда, врываясь в палату. За ней последовали напуганная Лиара и как всегда любопытный Легион. Шайнинг даже нашел некое сходство между Селестией и разъяренной кобылкой, только если первая предавалась горю, то вторая лишь дикой и безудержной ярости. Несмотря на столь непонятную и довольно жуткую ситуацию, он решил взять ход событий в свои копыта.

Именем Принцесс, я приказываю вам остановиться, в противном случае мне придется применить насилие! – прогремел капитан, вставая между кроватью и идущей впереди дамой.

Миранда Лоусон, остановитесь… - мягко, но достаточно твердо произнес Предвестник. Непонятно почему, но старпом мигом исполнила просьбу, чего, кстати, и сама не ожидала. Списав всё это на шок от невероятной вежливости жнеца, она решила себя больше не сдерживать.

Как вы хотите чтобы я поняла ваши действия?! За ним пошли вон те бабы, а затем мы находим его растерзанным чуть ли не в клочья! Как это вообще понимать?! Джон великолепный боец и дипломат, ему ничего не стоило защитить себя! Какого, прошу прощения, черта здесь происходит?! И да, почему вы утащили с собой командора, не оставив с ним ни одного из нас! У меня нет доверия к тем, с кем капитан попадает в такие ситуации! – гневно орала Миранда, мигом растеряв свой привычный холодный темперамент. Теперь это была скорее разъяренная фурия, которая едва ли не пускала молнии из глаз. Несмотря на страх и непонимание, Т’Сони поддерживала свою бравую подругу, ведь ей тоже не нравилось все это. Чего-чего, а ради своего капитана они были готовы абсолютно на все.

Но мы можем реактивировать операцию “Лазарь”. Мисс Лоусон, мои базы данных хранят информацию по воскрешению Шепарда-Командора. Я мог бы помочь с восстановлением функциональности капитана, - радостно отозвался Легион, хотя возможно, что радость в голосе он лишь добавил для более понятного осмысления остальными.

Тут даже космических кораблей нет, Легион! – грубо ответила бывший агент Цербера. Порой она стала считать отхождение гета от каноничного стиля общения “Только по делу” несусветной глупостью. Робот стал совершать слишком много ошибок.

Оу… Нет данных, - виновато пробубнил ИИ, совсем по-органически почесав себе затылок. Похоже, время на Нормандии было проведено не зря, но все же, оставалась большая вероятность, что это всего лишь алгоритм, которому Легион заставил себя следовать, чтобы немного лучше узнать своих новых соседей по разумной жизни в галактике.

Твайлайт, не могла бы ты дать мне заключение лечащего врача Джона? А будет ещё лучше, если я сама его осмотрю, мне это уже не впервой. Вечно наш командор попадает в различные ситуации… - миролюбиво проговорила Лиара, направляясь к кровати. Каково же было её удивление, когда статная белоснежная кобыла перегородила ей путь. Теперь Селестией руководили не боль и горе, а тот самый гнев, который преобладал на этот момент в Миранде. Сходство стало ещё более явным.

Только посмей… Ему нужен покой, и я не подпущу никого из вас! – яростно воскликнула принцесса солнца. В придачу к недоверию, в ней также бушевала ревность. С Лиарой, как она помнила, Джон встречался во времена войны с гетами, да и Миранда хоть и безответно, но все же очень любила командора. Две конкурентки на её особенного пони - неудивительно, что она очень быстро придумала причины им не доверять.

Он мой лучший друг, и я обязана помочь ему! Я видела глубокие раны на его теле, а потому я требую, чтобы меня допустили до Шепарда! – вспылила азари. Ситуация стала принимать весьма скверный оборот. На копытах Миранды зажглась ярко-синяя биотика, которая сгустками гуляла по всей ноге.

Я сам его осмотрю, - коротко и внятно внес свою лепту Предвестник. Он с радостью наблюдал за ссорой между экипажем Нормандии и эквестрийской принцессой. Все это привносило разлад, управляемый хаос, которым он всегда умел мастерски оперировать. Закусив губу, старшая принцесса коротко кивнула и дала пройти темному аликорну.

Э-это в-всё я виновата… - тихо произнес некто.

Рэйнбоу, ну не сейчас же, - уныло протянула Твайлайт. Она уже прекрасно осознавала, что за бучу это поднимет в дальнейшем.

Что ты имеешь в виду? – резко спросила Лоусон, которой не составляло труда составить как минимум семьдесят три причин виновности радужногривой.

Я... это из-за меня. Я полезла на дракона… и если бы не Шепард… - только теперь стало ясно, что все это время Рэйнбоу плакала. Только теперь, когда она вышла из темного угла. Вся её мордашка была залита слезами. Куда-то исчезли обычные для этой пегаски задор и веселье, место которых заняли куда более неприятные чувства, вроде стыда и грусти.

То есть, ты напала на дракона, но не сумела справиться с ним, и если бы не Джон, то ты бы погибла?! Стоп, дракон? Я же видела вашего Спайка, он же не больше человеческого ребенка! – воскликнула Миранда.

Тот был намного больше. Метров примерно двадцать, не меньше, - не отрываясь от процедуры, проговорил Предвестник.

Как он там вообще оказался?! Это у вас в порядке вещей? – спросила Лиара, путаясь во всем, что свалилось на нее за столь короткий срок.

Мне будет п-проще всё рассказать с самого начала, - успокаиваясь, ответила Дэш. “Запомни, ты должна давать ход своим эмоциям тогда, когда это не повредит тебе или твоей команде. Ты не можешь начать распускать слюни на поле боя, для этого есть и более укромные места ”, - вспомнила она учение командора.

Ну что же, мне уже и самому интересно, - высказался жнец, уже практически заканчивая осмотр Катализатора. Несмотря на благоприятные прогнозы врачей, они всё же пропустили некоторые, но хоть и небольшие, нарушения, что, похоже, не легли в их отчёт.

Хорошо. Дело было так…

“Четыре часа назад. Окрестности Понивиля”

Приехали… - ляпнул Шепард, осматривая могучее тело рептилии. В свою очередь, дракон рассматривал небольшую точку снизу, что наивно когда-то называла себя венцом эволюции.

Р-р-а-а-а-а-р, - гневно проревел ночной гость, показав свои острые как бритва клыки. Сейчас ему хотелось как можно больнее проучить этих двух малявок внизу, к которым его и вывел этот противный ярко-голубой шар.

Рэйнбоу, живо в библиотеку за помощью! Я постараюсь оттянуть время! – заорал Джон, готовясь к ожесточённому бою с такой махиной. Ничего хорошего на ум не приходило, а потому ему стоило рассчитывать лишь на себя и свои навыки. Будучи готовым к битве один на один, он был ошарашен тем, что одна очень наглая и вредная пони решила таки внести свою лепту в намечающееся сражение. Дракон не успел даже среагировать на атаку, когда в его нос врезалась радужногривая пегаска. Конечно, вместо хоть какого-то урона, она лишь ещё больше разозлила багрового гиганта. Замахнувшись своей когтистой лапой, он попытался ударить наглую мошкару, которая не преминула посметь увернуться. Теперь гнев дракона был воистину обжигающим. В нем постепенно пробуждалось желание не просто отмутузить, а самым что ни на есть жестоким способом убить. Кровавая пелена застилала его глаза, отчего попытаться договориться с чудищем теперь было просто глупо. Пони взлетела высоко в небеса, и Джон уже хотел вздохнуть с облегчением, как заметил, что она совершенно не желает улетать в сторону города. Если бы он её не знал, то посчитал это все за очень хитрую подставу. И все же это была та самая оторва, у которой в лексиконе не было слова “поражение”.

Рэйнбоу, живо выполняй мой приказ! Ты тут ничем не сможешь помочь! – истошно орал командор, поспешно доставая пистолет из кобуры. Теперь без крови было не обойтись, а потому придётся драться не на жизнь, а насмерть.

Да мы его в два счета сделаем! Ты слева, а я справа! – ответила пегаска, совершая пикирующую атаку. Только теперь он понял, насколько она была быстрая. Радужный шлейф буквально обрамлял её, даруя образ карающего ангела, готового драться до конца, без устали и без страха. Она крепко сжала зубы и ещё более яростно замахала своими голубыми крыльями. Она бросила все свои силы на этот решающий удар, который был обязан показать монстру, что не он тут правит балом, и что есть более крутая героиня, которая не позволит обижать её друзей. Глаза пони буквально горели огнем, она целилась прямо в лоб врага, уже прикидывая, как будет круто рассказывать о своей победе. Но как оказалось, огонь был прерогативой не только её глаз… Ящер не был так глуп, а потому умел здраво оценивать сложившуюся ситуацию. Если жеребец перед ним не подавал никаких признаков агрессии, то тот наглый комар возможно даже представлял какую-никакую, но угрозу. А потому он развернулся для отражения атаки с воздуха, внимательно наблюдая за приближающейся целью. Всего один залп огня, и она больше не будет представлять никакой опасности. Глубоко вздохнув, он приготовился к зажариванию одной маленькой и настырной пони. Заметив ход своего противника, Джон не раздумывая бросился на опережение. Да, он мог бросить Дэш, чтобы самому убежать за помощью, тем самым спасая свою тушку. Но разве после этого он смог бы посмотреть на себя в зеркало? Разве он смог бы гордо одеть после этого мундир и назвать себя командором Шепардом, фамилией, что некогда означала надежду всей галактике? Он не мог бросить все сейчас, и пускай это грозило смертью, пускай он оставил бы Селестию одну… Он бы просто не смог обнимать свою любимую, осознавая, что за чудовище рядом с ней. На то он и был командором Джоном Шепардом, на то он и был героем…

Яростно кинувшись прямо на врага, он патрон за патроном посылал прямо в район горла дракона, благо то было размером с самого командора. Тактика оказалась верной, ящер не смог выпустить огонь, отчего смачно поперхнулся. Из под покореженной чешуи потекли небольшие струйки крови, что в целом не особо были опасны такому большому существу. Человек впервые пожалел о потерянной снайперской винтовке “Черная Вдова” с модулем концентрации, которая смогла бы в считанные секунды завершить эту глупую, но ожесточенную схватку. Сглатывая едкую смесь для создания огненной струи, монстр вертел из головы из стороны в сторону, словно только что съел целую вязанку чили. И тут настал черед Рэйнбоу: она смогла достаточно четко прицелится и направить свой удар копытами прямо во вражеский лоб. Когда до дракона осталось всего пять метров, она ещё более ускорила свой полет, буквально тая в радужном свете, окружавшем её голубую шкурку. Живой снаряд долетел до своей цели… Как только копыта Дэш ударили в лбом ящера, произошел дикий радужный взрыв, который раскинул обоих участников столкновения в разные стороны. И если дракона она просто заставила оступиться и упасть, то пегаске повезло гораздо меньше, так как её отшвырнуло в сторону деревьев, где, ударившись об лесной массив, она упала без чувств.

Рэйнбоу! – воскликнул Шепард, направляясь прямо к ней. Он уже слышал, как ошарашенный дракон вставал со своей пятой точки, намереваясь кому-то серьезно доказать превосходство хладнокровной расы. Подбежав к очень смелой, но очень дурной пони, Джон быстро осмотрел её на предмет серьезных ранений. Не обнаружив таковых, он попытался привести её в чувство, но увы, панацелина под рукой не было, а потому была пора дать бой врагу. Среди очевидных свидетельств неминуемой схватки сторонний наблюдатель с легкостью мог бы отметить ритмичное подрагивание средней части хвоста, особым образом поднятые чешуйки в задней части лопаток и такт выдохов в пять четвертых. Однако наиболее очевидным знаком пожалуй послужил бы оглушительный разъярённый топот позади Шепарда. Ящер с интересом рассматривал командора, расценивая опасность от той наглой выходки, что он задумал. Только теперь он заметил, что перед ним не обычный единорог, а самый настоящий аликорн. Несмотря на превосходство драконьей расы, он все же побаивался могущественных сестер, которые в одночасье могли уничтожить все с помощью контроля за светилами. Но перед ним была не кобыла, а неизвестный ему жеребец, а потому он решил настоять на своем.

Пошел прочь, букашка! Это моя добыча! Она посмела меня ударить, а потому поплатится за это жизнью! – взревел ящер. Ему незачем было трогать аликорна, так как это грозило многими проблемами его расе, но о том, чтобы забыть о нанесенном ему оскорблении, не могло быть и речи.

Ты никого здесь не убьешь, пока жив я! Джон Эдвард Шепард! Уйди по-хорошему, иначе мне придется убить тебя! – также яростно проорал Джон. Он не боялся это чудище, поскольку им руководил азарт и адреналин. Новый и интересный противник, и если бы не Рэйнбоу, то он бы наверное получал даже некоторое запретное удовольствие от предстоящего боя.

Да будет так, аликорн Шепард, умри с честью! – грозно ответил дракон, а затем бросился в бой.

Щиты на полную мощность! – скомандовал командор, бросаясь вперед. Теперь все как прежде – он и его враг. Два хищника, которые не уступали друг другу, соблюдая некую гармонию сил. Если дракон был очень силен, то аликорн обладал незаурядной хитростью и опытом.

Когда они столкнулись, то не произошло радужного удара, как было ранее. Нет, они просто сцепились в рукопашном бою. Прыгнув на ящера, Шепард активировал омни-клинок и воткнул прямо в брюхо врага, увы, он не заметил, как правая лапа со всей дури ударила его в бок. Удар был настолько мощным, что Джон не удержался и отлетел на некоторое расстояние от ящера. Как только омин-клинок исчез, из раны хлынула ярко-алая кровь, которая не хлынула диким фонтаном во все стороны, но все же начала довольно бодрым ручейком скатываться прямо вниз по чешуе.

А-а-а-а! Ты поплатишься за это, червяк! Я выпотрошу твой труп, а затем буду использовать шкуру в качестве носового платка! – орал дракон, зажимая неглубокую, но все же очень неприятную рану на пузе.

Воспользовавшись ситуацией, Джон обежал противника сзади. Пока чудище громко страдало, Шепард быстро осмотрел все уязвимые точки дракона. Увы, таковых не было, так как вся спина монстра была покрыта шипами, начиная от самой макушки и заканчивая хвостом с костяным наростом отдаленно напоминающий грозные булавы древности. “Хвост! Точно! Если отрубить его, то он лишиться как минимум заднеприводной дубинки!”, - обрадовавшись новой задумке, подумал командор. Хотя, как оказалось, радость была преждевременной, ведь до ящера наконец дошло, что его враг не сидит прямо перед ним, терпеливо дожидаясь сдачи. Повертев головой из стороны в сторону, он почувствовал просто дикую боль на хвосте. Обжигающая, что само по себе было для него в новинку, тупая и неумолимая. Посмотрев назад, он понял, что его враг вероломно воспользовался его замешательством и ударил своим волшебным клинком по кончику его шикарного трехметрового хвоста. Увы, сам «художник» уже убежал, скрываясь в неизвестном направлении.

Где ты, чертова букашка?! – громогласно спросил ящер. Ответом стала такая же дикая боль, но только на его правой лапе. Заорав от боли, он резко развернулся, но найти аликорна так и не успел. Он и не видел того, что все это время Джон бегал прямо под его брюхом, используя его необъятную тушу как укрытие. Теперь он должен был довершить свой план до конца, а потому со всей дури бросился бить нанесенной ранее ране. Шепарду повезло, что шипастая “булава” была довольно таки тяжелой, отчего уже через два удара эффект был наконец таки достигнут. Со смачным хрустом часть хвоста оторвалась вместе с костяным наростом. Все это время ящер безрезультатно пытался повернуться и ударить врага хвостом, но увы для него, план командора был продуман от начала и до конца, так как ранение было нанесено под колено, тем самым обеспечив аликорну дополнительные секунды. Дракон взревел от нахлынувшей боли. Хвост хоть и не был чувствительным местом, но даже это не спасло от агонии, что он чувствовал.

Я сожру твое сердце! – взревел монстр, наконец-то повернувшись. Он уже панически пытался найти аликорна, ведь такая холодная и жуткая тактика не могла его не напугать. Теперь он понял, что перед ним не жалкая букашка, которая и сама рада, чтобы её проучили. Нет, перед ним был как минимум такой же хищник, как и он сам, но только в разы опасней из-за своего коварства.

Не стоит! Тебе титан не понравится, невкусный, зараза, - позволил себе пошутить командор, хотя шутка была понятной лишь ему. Услышав ответ, дракон наконец сумел найти свою цель, но все же было слишком поздно. Джон никогда бы не стал болтать на поле боя, не имея полного преимущества над противником, но сейчас был особый случай, так как все это все было частью плана. Он задал начало боя, теперь ему его и заканчивать. Шепард умело навел “Паладина” в сторону желтых, с угольно-черными вертикальными зрачками, глаз дракона. Прозвучал выстрел, всего один выстрел, но этот выстрел сделал мир для ящера гораздо меньше, как минимум на одну треть…

Мой гла-а-а-аз! А-а-а-а-а! – безудержно орал дракон. Теперь он уже вообще жалел, что связался с этим чудищем, которое скрывалось под личиной безобидного пони.

Будешь знать, как обижать моих друзей. Блин, истратил на тебя целую термообойму, ты хоть знаешь, что у меня нет возможности достать новые?! И вообще, я не хотел всего этого, но ты вынудил меня сражаться. Уйди по-хорошему, прошу в последний раз! – потребовал Джон. Но все что понял дракон было связано лишь со словом … “друзья”. Теперь он знал как сможет выйти из боя как минимум отомщенным. Ещё никто не побежал Родгара Непобедимого, а потому не победит и теперь. Зачерпнув побольше кислорода, он приготовился к своему последнему бою. Заметив инициативу, как оказалось, ещё не поверженного ящера, Шепард все же не успевал перезарядить свой пистолет, чтобы помешать ему, а потому он приготовился уворачиваться от вражеского, извиняюсь за каламбур, огня. Но, заметив направление взгляда дракона, он ужаснулся. Ящер смотрел на Рэйнбоу. Командор в пылу битвы уже и позабыл про пегаску, а потому сейчас он мог поплатиться за свою ошибку. Он бросился наперерез вырвавшемуся огню из пасти крылатого монстра, и, так как он был гораздо ближе, то смог добраться раньше, чем пламя достигло Дэш. Но что теперь? Он и сам-то не в состоянии противостоять надвигающейся огненной буре. И все же попробовать стоило, унести Рэйнбоу он уже всяко не успевал, а потому можно лишь было встать живым щитом между ней и пылающей смертью.

Активировать щит! Аварийный протокол, приоритет – термическая атака, – воскликнул командор и приготовился принять огонь, возведя перед собой желтый, обманчиво хрупкий щит из браслета на своем копыте. И огонь не заставил себя ждать. Он, словно радужный шлейф Рэйнбоу, огибал командора и смыкался за ним, теряя всю свою ярость и потому не трогая голубую пони. Омни-щит покрывался трещинами и был готов вот-вот треснуть, но Джон стоял мужественно. Заметив такой расклад, ящер собрал последние силы и пошел к аликорну, не прекращая выпускать огонь. Но командор не мог отступить назад, он не мог подставить под огонь малышку Рэйнбоу. Этой молодой и энергичной кобылке ещё жить и жить, и задача Джона заключалась в том, чтобы обеспечить ей шансы на жизнь.

Ты не пройдешь! – громогласно заорал аликорн, все также стойко держась под вражеским огнем. Но случилось страшное, щит таки лопнул, оставив лишь небольшой клочок, который только и мог закрыть голову Шепарда. Теперь все, что было ниже лица, подверглось обжигающей ярости пламени. Броня стояла стойко, но температура была слишком велика. Один за другим элементы костюма отказывали и практически тут же обугливались. Некогда его любимый бронекостюм рассыпался в прах, как это было когда-то давно. Огонь подступил еще ближе. Шкура вспыхнула моментально, отчего командор издал нечеловеческий крик. Снова сгорать заживо... Джон мечтал о том, чтобы забыть о подобном ощущении, но похоже, что оно не смогло забыть командора. Полыхающее на его теле пламя было настолько страшным, что кожа не успела пройти все стадии ожога, она сразу начала отмирать. И тут его ждал страшный сюрприз… кожные имплантаты не позволили огню сжечь плоть слишком глубоко, блокируя тот в крайних тканях, но за такую щедрость ему приходилось терпеть просто чудовищную боль. Крылья вспыхнули подобно двум уголькам, отчего Джон едва не потерял сознание. Если бы не живучесть его нового тела, он вряд ли бы вообще пережил этот день, явив миру неаккуратную кучку пепла. Резко и неожиданно огонь сошел на нет, но это не означало конец мучениям аликорна, отнюдь.

Время умирать! – радостно возвестил ящер, а затем наотмашь ударил по груди Джона своей когтистой лапой. Для этого ему даже пришлось нагнуться, но, как он считал, игра стоила свеч. Он хотел вырвать сердце у ненавистного врага, но все же предыдущая схватка показала ему, что не стоило слишком сильно недооценивать аликорна. Сила удара была настолько страшная, что Шепарда просто откинуло на два метра в сторону. Правда командору от этого уже не было ни хорошо, ни плохо. Упав набок, он старался хоть чуть-чуть, но найти в себе крупицы жизни, однако таковых с каждой секундой становилось все меньше и меньше… Из груди, в отличие от довольного оппонента, хлынул поток крови, который теперь-то и напоминал фонтан. Практически голый, шерсть была практически выжжена, пепельно-серый от омертвевшей плоти, с прикипевшей кое-где к коже броней, и с огрызками некогда двух могучих белых крыльев он являл собой жалкое зрелище некогда могучего и статного жеребца. Впрочем, сейчас его волновало не это, его волновала лишь боль. Дикая боль, которая переливалась все кровавыми оттенками, которая мучила его от самого кончика выгоревшего, словно у крысы, хвоста до несчастной шеи, на которой полопались артерии, отчего с каждой секундой ему становилось все труднее дышать. Хотя, какое тут дышать, когда твое легкие были пробиты толстой лапой дракона, которое старалось как можно скорее добраться до сердца? Каждый вздох… каждый жгучий вздох, который с каждым разом становился все тише и тише. Подняв свой взгляд на дракона, он заметил как тварь довольно осклабилась, приготовившись к последнему удару.

Ты дрался с честью, так и умри с нею, аликорн Шепард! – радостно воскликнул ящер, снова запуская кислород в легкие. Каково же было его удивление, когда он снова поперхнулся, но только по иной, чем то было ранее, причине. В его животе зияла огромная дыра, которая уже не могла сравниться с некогда небольшой ранкой от клинка. Окрестности огласил дикий и угрожающий гул, в котором не было и тени теплоты или мелодичности.

За свою дерзость, ничтожество, ты поплатишься своей жалкой органической жизнью! – проревел Предвестник, спускаясь с неба. Его рог до сих пор истончал ярко-красную ауру. Увидев смертельно раненного Шепарда, он отчаянно заорал. От такой подачи дракон тоже было хотел повалиться оземь, но ему в этом помешал огрызок некогда могучего хвоста, который стал своеобразной подставкой. Жнецу хотелось порвать монстра на части, выпотрошить его, а затем разорвать на куски всю его расу. Но то будет потом, сейчас надо было заканчивать с драконом, так как было просто необходимо унести Джона в больницу. Он впервые начал надеяться, чего никогда прежде не делал. Он знал, что такое мольба и что такое вера, но для него они были столь чуждыми, что даже будучи органиком, он не стал и обдумывать эту странную концепцию. Но теперь, теперь-то он неистово молился, неизвестно кому, но молился о том, чтобы Шепард был жив. И, несмотря на необходимость уходить, стоило закончить дело командора до конца.

Я приговариваю тебя к смерти, и пускай она слишком быстрая для того поступка, что ты совершил, я все же дарую её тебе, - громко прошипел Харби. Где-то сверху послышалось шелестение двух могучих крыльев, но Рипер не обратил на Селестию никакого внимания, его больше волновала та тварь, что посмела убить… напасть на Катализатора. И, как он обещал, началась своеобразная казнь. Предвестник биотически создал внутри дыры синий комок энергии, в который он вливал все больше и больше энергии. Постепенно шар рос, меняя расцветку из ярко-голубого до оранжевого, пока не достиг критической отметки. Кроваво-красный, словно сама ярость, биотический шар взорвался внутри ящера, тем самым разорвав бедолагу на кусочки.

ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ?! – кантерлотским голосом возвестила Селестия. её глаза полыхали огнем, и не простым огнем, а светом самого Солнца. Она внимательно рассматривала Предвестника, оценивая, как будет удобнее его испепелить. Она едва успела на акт казни дракона, а потому не могла сразу понять, что его поступок был продиктован не одной лишь жестокостью. Но Харби не был глупцом, а потому решил проблему быстро, просто показав на Шепарда. Коротко посмотрев в указанную сторону, она повернула голову обратно, желая сказать что-то, но...

Что?! Джонни, любимый! Нет, только не это!! – дико заорала солнечная принцесса, резко развернувшись в сторону павшего аликорна. Она, не задумываясь, побежала к своему поверженному особенному пони. Упав около него, она горько зарыдала, обнимая любимого. Баюкая его, словно дитя, она молила саму Гармонию, чтобы это все было страшным сном, что она проснется, а рядом будет он. Он тихонечко уберет прядь её непослушной по утрам гривы со лба и нежно поцелует в губы. Но теперь… какой поцелуй, когда он фактически мертв?!

Т-тия, ты тут? Я-я ничего н-не вижу… Лю-любимая моя… - прохрипел командор, обагряя шкурку солнечного аликорна кровью, которая стала обильно вытекать из его рта, когда он пытался сказать хоть слово.

Жив! Ты жи-и-и-ив! – радостно кричала Селестия, целуя окровавленную мордашку своего любимого. Кровь не пугала её, ведь это была его частичка, а раз так, то и её тоже. Но радость была преждевременной, до нее дошло, что дорога абсолютно каждая секунда.

Мы должны доставить его в больницу, хочешь ты того или нет. Там есть необходимые инструменты, которыми я смогу провести операцию на грудной клетке. Если мы не поспешим, то он умрет, и ты своих жеребят не получишь… - вкрадчиво проговорил подошедший Рипер, стараясь не провоцировать аликорна на диалог.

Да чтобы я любила его только из-за них?! - вспылила Селестия, ощерившись волчьим оскалом, но тут же остыла, так как Джон протяжно захрипел под её копытами. Она тихонько прижалась к нему, будто надеясь, что сможет забрать часть боли себе. - Впрочем, неважно, главное сделать так, как ты предложил. Я телепортирую нас в библиотеку и заберу Луну, а затем мы с ней полетим в Кантерлот. После этого я отправлю за всеми вами три больших летных экипажа, - коротко, внятно и ясно сказала принцесса. Она не просто так поясняла все свои последующие действия Предвестнику, тем самым она задавала себе список дел, чтобы удержать себя от падения в пучины отчаяния и безысходности, ведь чтобы спасти любимого, она должна иметь холодный и чистый разум, не замутненный чувствами и страхами.

А почему я не могу полететь с вами? – спросил жнец.

Времени мало… И потом, кто-то должен проконтролировать команду Джона, не говоря уже о том, что мы будем телепортироваться, - едва ли не взвывая от нетерпения, ответила Селестия.

А… что здесь происходит? Где дракон? Где Шепард? – полусонливым голосом спросила очнувшаяся Рэйнбоу.

Нет времени объяснять, надо спасать Джона! – воскликнула принцесса, после чего зажгла рог. Дэш, ничего не понимая, осмотрелась, но, заметив серьезно раненного командора, раскрыла рот и попыталась что-то сказать. Впрочем, её речь была прервана магией перемещения, которая потянула её куда-то вдаль.

Но Шепарду было все равно. Он словно кукла барахтался между беспамятством и реальностью. Все тело буквально горело огнем, хотя какое-то время так оно и было на самом деле. Он проиграл… нет! Он победил! Он смог защитить Рэйнбоу от разъяренного монстра, тем самым доказав как минимум себе, что он все ещё командор, все ещё тот, кто имеет право на спасение остальных. Неважно, какой ценой обходятся ему подобные решения. Неважно, какие скелеты были оставлены в шкафу. Неважно на какие жертвы ему приходится идти. Главное - спасти хоть кого-то, даже ценой жизни другого. Но будет гораздо лучше, если весь груз ляжет на него, ведь он солдат, а солдаты должны охранять обычных людей… пони. Это его судьба – быть защитником, опорой, героем. Да, несмотря на боль, он понял, что он имеет полное право на это определение. Не корысти ради, не для того, чтобы бахвалиться. Нет, это было право, обязанность и долг, который преследовал каждого, кто ступал на этот хоть и скользкий, но все же светлый путь. Пройти его до конца – это честь, честь, даруемая не каждому, ведь не всякий сможет удержаться от того, чтобы оступиться и оставить все как есть. Не каждый сможет бесстрашно бросить вызов своим страхам, чтобы выйти победителем в этой битве. Только тот, чье сердце не почернело под тяготами пути, только тот, кто смог поднять в руки меч, сможет победить. И Шепард понял это. Теперь он понял, что глупо было психовать по поводу уничтоженной жнецами планеты. Он сделал все, что было в его силах, и он не виновен в смерти людей. Да, благими намерениями проложена дорога в Ад, но это не значит, что он должен был убить всех мирных жителей только из-за холодного расчета, ведь герои так не поступают…

/ "Защита" слабых государств как предлог для агрессии

В сложнейших, тончайших узорах дипломатической паутины, в хитросплете-ниях и видоизменениях тактики борющихся сторон часто не только варьируются, но и комбинированно пускаются в ход различные перечисленные приёмы.

Классическим образцом использования дипломатией комбинированного приёма — 1) маскировки «защитой» слабых государств и 2) откровенной угрозы войны — служит история со знаменитой телеграммой Вильгельма II президенту Трансваальской республики Крюгеру 3 января 1896 г. Стоит напомнить здесь некоторые подробности этого эпизода.

Германская дипломатия с довольно давних пор поддерживала секретные отношения с бурами Трансвааля и Оранжевой республики. Статс-секретарь иностранных дел Германии барон Маршалль фон Биберштейн старался заинтересовать германский капитал в бурской экономике, в постройке железной дороги от Лоренсо-Маркеса к Претории и т. д. Отношения между Англией и Германией ещё не были так испорчены, как впоследствии; всё же министерству лорда Солсбери и особенно министру колоний Джозефу Чемберлену германская возня в Южной Африке начинала не нравиться. В июле 1895 г. была закончена названная железная дорога. По этому ничтожному поводу Вильгельм II послал два германских броненосца к берегам Южной Африки со специальной целью поздравить президента Крюгера. Английский кабинет насторожился. Как потом обнаружилось со слов одного дипломата, Солсбери и Чемберлен «стали терпеливо ждать». Англичане, впрочем, не только ждали. В октябре 1895 г. английский посол в Берлине сэр Эдуард Мэлет определённо высказал барону Маршаллю неудовольствие по поводу интриг Германии в Трансваале. «Знайте, барон, — заявил посол, — что Трансвааль — это чёрная точка в англо-германских отношениях». Но германский дипломат утвердился на позиции, которая ему казалась и несокрушимой и необыкновенно выгодной морально и политически: ведь речь шла о «защите» буров от явно угрожавшей им со стороны англичан опасности, об «охране независимости» маленького народа от империалистических хищников.

На самом деле, вмешиваясь в англо-бурские дела, германская дипломатия ставила перед собой две точно очерченные цели. Во-первых, ей надобно было понудить Англию примкнуть к Тройственному союзу; во-вторых, если первая цель окажется недостижимой, немцы рассчитывали всячески способствовать расширению и углублению англо-бурского конфликта, усилить на этой почве германское влияние в Южной Африке и со временем теснее связать экономическими узами германскую Юго-Западную Африку с обеими бурскими республиками, что создало бы постоянную угрозу Родезии и Капской колонии.

Вильгельм II, раздражённый или прикинувшийся задетым акцией Мэлета, призвал английского военного атташе в Берлине полковника Суайна и сразу же приступил к угрозам. Он объявил, что если с Германией осмеливаются разговаривать так, как позволил себе Мэлет, то он, германский император, будет действовать против Англии вместе с Россией и Францией. Вообще настало для Англии время решать, присоединяется ли она к Тройственному союзу или же к врагам Тройственного союза. Полковник Суайн сообщил немедленно в Лондон об этой выходке императора. Солсбери не реагировал на это предложение союза, которое делалось уже не в первый раз. Но Вильгельм не успокаивался. Дело в том, что сам он и Маршалль фон Биберштейн почему-то уверовали в это время в возможность одним энергичным жестом припугнуть английское правительство, находившееся в тот момент в натянутых отношениях с Францией и с Россией, и этим принудить старого консервативного премьера Солсбери ввести Англию в Тройственный союз. Эта мысль оказалась глубоко ошибочной. Солсбери вообще был не робкого десятка; кроме того, он отлично знал, что при тогдашнем состоянии германского флота никогда Вильгельм па войну против Англии не отважится и что Франция в союз с Германией не вступит. Прошло несколько недель. 20 декабря 1895 г. германские послы при великих державах были неожиданно уведомлены доверительно, что император снова запросил Англию, не согласится ли она формальным договором соединиться с Тройственным союзом. Иначе, пояснял Вильгельм, так как английская политика вызывает всеобщее недоверие, англичанам придётся иметь дело с соединённой против неё группой континентальных великих держав. Эта прямая и вторичная угроза снова не произвела ни малейшего впечатления ни на Солсбери, ни даже на Чемберлена, который более был расположен к соглашению с Германией. Мало того, английское посольство в Берлине очень деликатно, но прозрачно дало понять — в приватном порядке — германскому императору, что, но мнению английских дипломатов, с его стороны всё это лишь комедия и что дружественное соединение России и Франции о Тройственным союзом невозможно. Тогда барон Маршалль специально пригласил к себе английского посла. Он стал всячески ему доказывать, что маркиз Солсбери заблуждается, что отношения между Францией и Германией вполне сносные, а главное, что все континентальные великие державы легко могут между собой сговориться именно за английский счёт. И опять испуга со стороны английского дипломата не последовало. Посол невозмутимо выслушал и явно остался при прежнем мнении.

Нетерпение и раздражение в Берлине росло. На этой почве и разыгралось всё дальнейшее. Следует отметить, что настойчивые угрозы немцев, касавшиеся огромной общей проблемы отношений Англии к обеим основным группировкам великих континентальных держав, на самом деле начались с Южной Африки, с англо-бурских разногласий. Чтобы ликвидировать эти разногласия, Сесиль Роде, один из неофициальных, но весьма могущественных руководителей английской империалистической политики, решил действовать. Он рассчитывал «вскрыть трансваальский нарыв» быстро, пока Германия ещё не готова к войне. В самые последние дни декабря агентами Родса был организован известный «набег Джемсона» на Трансвааль. И как раз в тот день, 31 декабря 1895 г., когда, ещё не зная о вторжении Джемсона, Маршалль фон Биберштейн в Берлине безуспешно старался напугать английского посла перспективой объединения против Англии всей континентальной Европы, в Лондон стали поступать первые известия о «набеге Джемсона». Тотчас же со стороны министра колоний Джозефа Чемберлена последовало официальное сообщение, в котором указывалось, что британское правительство решительно ничего о предприятии «добровольческого отряда» Джемсона не знало. Тогда Маршалль фон Биберштейн внезапно решил, что в его дипломатическую игру попал крупнейший козырь: теперь можно будет продолжать разговоры с англичанами о союзе совсем иным тоном, чем до сих пор. Уже на другой день после появления первых известий о «набеге Джемсона», т. е. 1 января 1896 г., почти все руководящие берлинские газеты (кроме «Kolnische Zeitung» и «Kreuzzei-tung», которые отложили свои высказывания на 2 января) поместили резкие статьи, прямо направленные против кабинета Солсбери. В невиновность Чемберлена решительно никто не верил. «Vossische Zeitung» писала, что Германская империя не только должна спасать свои экономические интересы на юге Африки, но и защитить от насильников маленький слабый народец буров, связанный с немцами общностью германской крови. Газеты приняли такой воинственный и непримиримый тон, что было ясно, кто за ними стоит и кто и зачем поднимает весь этот неистовый шум.

Вильгельм II, всегда склонный к самым воинственным и вызывающим выступлениям в тех случаях, когда твёрдо знал, что опасности не предвидится, прежде всего ознакомился с опровержением Чемберлена. Английское правительство категорически отклоняло от себя всякую ответственность. Следовательно, можно будет предпринять ряд шагов, якобы направленных против безвестного Джемсона, но на самом деле затрагивающих британское правительство и способных его обеспокоить. Маршалль фон Биберштейн получил разрешение отправить германскому послу в Лондоне Гатцфельду такую телеграмму: «В случае, если ваше превосходительство получите впечатление, что это преступление против международного права было совершено с разрешения, ваше превосходи-тельство потребуете свои паспорта». Конечно, и Вильгельм, и Маршалль фон Биберштейн, и Гатцфельд отлично знали, что после заявления Чемберлена подобный запрос не имел смысла. Но это было только началом. Чем меньше реагировал Солсбери на провоцирующие жесты германской дипломатии, тем азартнее становилось настроение Вильгельма. Стоявший за спиной императора и Маршалля советник статс-секретариата Фритц фон Гольштейн всеми мэрами старался внушить своему высокому начальству (которого уже в тот период своей службы не ставил ни в грош и которым уже начинал вертеть, как пешкой), что теперь или никогда можно привлечь Францию и Россию к совместному дипломатическому выступлению против Англии. Когда же оно состоится, Англия, воочию убедившись в опасности своего изолированного положения, перестанет упорствовать и согласится примкнуть к Тройственному союзу. Гольштейн настаивал на усилении угроз. Уже наступал вечер 1 января, когда в Берлин пришли новые телеграммы о том, что отряд Джемсона встретился с бурами и что завязался бой. О результатах боя ещё не сообщалось. Немедленно, утром 2 января, барон Маршалль телеграфировал в Лондон послу Гатцфельду, чтобы тот явился к маркизу Солсбери и заявил формальный протест против всякого покушения на самостоятельность Трансвааля. Маршалль не преминул ввернуть в свою ноту, что не верит английским заверениям. Гатцфельд отвёз эту дерзкую ноту на Даунингстрит, в Министерство иностранных дел. А когда он вернулся в посольство, пришли с юга Африки новые вечерние срочные телеграммы: они сообщали о поражении отряда Джемсона при Крюгерсдорпе и взятии его вместе с отрядом в плен. Дерзкая и угрожающая нота Маршалля оказывалась теперь явно ненужной; события её опередили. Гатцфельд бросился снова на Даунинг-стрит. Там он узнал, к своей радости, что Солсбери ещё не побывал в Министерстве и что поэтому нота лежит в нераспечатанном конверте. Германский посол поспешил взять её обратно и благополучно увёз домой. Казалось бы, на этом и должна была бы окончиться вся берлинская затея. Но нет! В Берлине всё ещё не хотели приостановить столь шумно начатой дипломатической агрессии.

3 января в императорском дворце было созвано экстренное совещание. На нём, кроме Вильгельма, присутствовали: имперский канцлер Гогенлоэ, старик, никакой роли в этот момент не игравший, барон Маршалль, преисполненный самых воинственных намерений, министр колоний и ещё два второстепенных сановника.

Вильгельм открыл заседание нелепейшим предложением объявить маркизу Солсбери, что Германия формально берёт Трансвааль под свой протекторат и немедленно посылает туда войска, не более и не менее. Гогенлоэ и даже сам Маршалль фон Биберштейн смутились. Маршалль сообразил, что дело заходит слишком уж далеко. Он предупредил, что война с Англией в случае захвата немцами Трансвааля возгорится немедленно: не лучше ли поэтому пустить в ход пока только демонстрацию, но зато внушительную и грозную. По совету министра колоний и барона Маршалля решено было, чтобы Вильгельм послал президенту Крюгеру телеграмму с поздравлением и чтобы эта телеграмма была явно направлена не против авантюриста Джемсона, а по адресу британского правительства.

На другой день, 4 января 1896 г., весь читающий мир прочёл в газетах телеграмму, посланную накануне президенту Трансвааля Крюгеру и подписанную императором Вильгельмом. В телеграмме изъяснялось, что Вильгельм II радуется победе буров так, как если бы это была немецкая победа; император счастлив, что Крюгеру удалось отстоять самостоятельность своей страны, не прибегая к помощи дружественных держав. Другими словами, Вильгельм грозил Англии, что если она снова прямо или косвенно покусится на самостоятельность Трансвааля, война с Германией будет неизбежна. Эта телеграмма вызвала бурю негодования в английской консервативной печати. Маршалль и Вильгельм некоторое время ещё не отдавали себе отчёта в том, как основательно их вызывающий жест испортил англо-германские отношения. Даже либеральная оппозиция в Англии обнаруживала величайшее раздражение. Само правительство молчало. Солсбери и Чемберлен не сходили с раз занятой позиции: за Джемсона они не отвечают, и им нет дела до нелепой телеграммы Вильгельма. На самом деле Солсбери нашёл способ обнаружить своё неудовольствие. Буря в английской прессе, разжигаемая скрытыми за кулисами официальными лицами, не затихала, но, напротив, разыгрывалась всё пуще. «Daily Telegraph» стал печатать статьи и телеграммы под общим названием «Германские интриги против Англии»; «Standard», «Times», не говоря уже о многотиражной мелкой прессе, перешли в свою очередь к язвительным комментариям и прямым угрозам. Дело дошло до уличных антигерманских демонстраций в восточной части Лондона. Генерал Грентэм при раздаче медалей отличившимся солдатам сказал речь, в которой иронически благодарил Вильгельма за то, что тот во-время предостерёг Англию, указав ей на нового врага, т. е. на Германию, и создал среди англичан полное единодушие.

Вильгельм оробел. Ни он, ни Маршалль не ждали такого эффекта. Из их угрозы не вышло ровно ничего. Император начал бить отбой по всей линии. Спустя некоторое время он стал умильно льстить англичанам, унилгаться перед ними и даже съездил без приглашения на поклон к королеве Виктории. А когда в самом деле началась война Англии с бурами, то он, как это выяснилось из его собственного позднейшего признания, сам послал королеве Виктории разработанный стратегический план скорейшего разгрома буров! Так постыдно кончилась великодушная «защита» буров императором Вильгельмом II при помощи повторных грозных запугиваний, ничем реально не поддержанных и неправильно рассчитанных па слабость нервов противника.

Другим примером подобной комбинации приёмов маскировки и угрозы является памятная борьба Германии и Франции из-за Марокко, несколько раз вот-вот сулившая привести Европу к мировой войне.

Демонстративная «забота» о правах угнетённой национальности и о неприкосновенности её достояния послужила для германской дипломатии прекрасной маскировкой в борьбе против Франции из-за Марокко. Курьёзнее всего, что та же самая «забота» о марокканцах была выдвинута в свою очередь и французской дипломатией в процессе длительной борьбы против Германии за Марокканскую империю.

Как известно, англо-французское соглашение 8 апреля 1904 г. делало Марокко «сферой французского влияния». Так началось, с одной стороны, внедрение французских войск в независимую до той поры страну под «безобидным» и невинным лозунгом «мирного проникновения», придуманным французским министром иностранных дел Делькассе. С другой стороны, стало усиливаться тревожное и раздражительное наблюдение германской дипломатии за постепенно расширяющимися французскими захватами в этой стране. Канцлер Бюлов, руководивший в этот момент внешней политикой Германии, но сам руководимый Фритцем фон Гольштейном, решил во что бы то ни стало вмешаться в это дело. Во-первых, нужно было оградить довольно значительные торговые и промышленные интересы Германии в Марокко; во-вторых, соблазнительно было испытать, насколько в самом деле крепка и реальна «Антанта», возникшая 8 апреля 1904 г., и действительно ли Англия готова оказать французам военную помощь в случае угрозы со стороны Германии. Сначала был запрошен начальник генерального штаба Шлиффен, знаменитый творец оперативного плана войны на два фронта. 20 апреля он сообщил Бюлову свой ответ: «Россия воевать сейчас не может, имея уже на руках войну против Японии; если война с Францией необходима, то настоящий момент бесспорно благоприятен». Но всё-таки было признано нужным ещё пообождать, и только весной, после Мукдена, решено было приступить к действиям. Фритц фон Гольштейн не переставал убеждать Бюлова в необходимости угрозой войны принудить французов отказаться от завоевания Марокко. Бюлов приступил с этим к Вильгельму. В конце концов после довольно упорного сопротивления со стороны оробевшего было императора Бюлов заставил его предпринять путешествие в Танжер. Здесь, в самом крупном из городов Марокко, Вильгельму нужно было демонстративно заявить, что он считает марокканского султана совершенно независимым государем. А прессе было поручено распространяться как можно энергичнее на две темы: 1) Германия выступает как защитница независимости слабой страны, угнетаемой чужеземным завоевателем, и 2) германское правительство в то же самое время защищает справедливейший принцип равноправия всех национальностей, граждане которых имеют в Марокко те или иные экономические интересы. Платформа для затеянной демонстрации была выработана, таким образом, как будто удачная и неуязвимая. Правда, сам Вильгельм знал очень хорошо, что дело идёт в действительности вовсе не о столь благородных стремлениях, а только о том, чтобы отбить у французов добычу в свою пользу. Понимал кайзер и то, что вся эта затея может окончиться для Германии войной против Франции, Англии и хотя и ослабевшей, но всё же имеющей немало корпусов в Европе Российской империи. Немудрено, что уже по пути в Танжер Вильгельм вдруг совсем смутился и заколебался. С дороги он неожиданно телеграфировал германскому резиденту в Танжер, что, может быть, и не высадится на берег; вообще он, император, «путешествует как простой турист». Бюлов был страшно взволнован этой изменой. Полетели телеграммы к Вильгельму, заклинавшие его не отступать от принятой программы. Ведь уже поздно: пресса полна известий о предстоящем выступлении; в Европе внезапный отказ от этого путешествия припишут страху, и это подорвёт престиж Германии. Рыцарственный защитник слабых наций скрепя сердце решился после этого всё-таки высадиться в Танжере. 31 марта 1905 г. на банкете, данном в его честь германской колонией, Вильгельм произнёс речь, в которой высокопарно распространялся о независимости Марокко, о самостоятельном султане и о своей к нему дружбе.

Демонстрация удалась. После двух с лишним месяцев дипломатической переписки и полемики в прессе, 6 июня 1905 г., министр иностранных дел Французской республики Теофиль Делькассе подал в отставку. Причиной было то, что весь Совет министров и сам президент Лубэ решительно отказались поддерживать его «политику сопротивления», а запрошенная из Парижа Англия сообщила, что в случае войны она может прислать на помощь французам всего полтораста тысяч человек, да и то не сейчас, а погодя.

Но дальше всё дело круто повернулось. Любопытно, что той же маскировкой «охраны» малых и слабых народов воспользовалась уже не Германия против Франции, а Франция против Германии. Вот как произошёл этот курьёзный, хотя и не редкий в дипломатической истории случай. Премьер Рувье, сменивший Делькассе на посту министра иностранных дел, секретно и окольным путём, через посредство германского посла в Риме графа Монтса, предложил германскому правительству уладить все колониальные вопросы и недоразумения и в Африке и в Азии особым двусторонним соглашением, в том числе покончить и с Марокко. Другими словами, ставился вопрос, не угодно ли германской дипломатии и её прессе прекратить разговоры о великодушной защите слабых народов и вместо этого полюбовно разделить между Германией и Францией Марокканскую империю? И вот тут-то канцлер Бюлов, по наущению всё того же советника статс-секретариата иностранных дел Фритца фон Гольштейна, совершил крупнейший промах, о котором германская дипломатия потом многократно и горько жалела. Бюлов пожадничал: ему показалось, что лучше заполучить Марокко целиком, чем делиться с французами. Поэтому он решил отказаться от предлагаемого Германии «отступного». И Рувье получил в ответ, что Германия попрежнему считает Марокко независимой державой. А независимую державу разве возможно делить? Официально те канцлер Бюлов требовал, чтобы была созвана общеевропейская конференция: она пусть вынесет постановление, подтверждающее как независимость марокканского государства, так и полное равноправие граждан всех национальностей в экономических сношениях с Марокко. Немцы надеялись, что под флагом охраны Марокко от французов они приберут султана к рукам, а так как экономически Германия сильнее Франции, то по крайней мере в экономическом отношении Марокко полностью и перейдёт в их фактическое обладание. Получив сведения об отказе Германии от полюбовного дележа, Рувье согласился на конференцию.

Как известно, вследствие целого ряда благоприятных для Франции обстоятельств, когда 16 января 1906 г. в исианскОхЧ городке Алхесирасе собралась эта конференция, большинство её голосов поддержало не немцев, а французов. Таким образом, французскому представителю удалось провести ряд пунктов, дававших французской дипломатии очень удобные лазейки для дальнейшего успешного «мирного проникновения» в Марокко. Конференция окончилась для Германии полным провалом. Когда впоследствии, в 1908 г., Вильгелкм II узнал (это было от него скрыто Бюловым!), что Рувье предлагал Германии ещё летом 1905 г. полюбовную сделку, а германская дипломатия её отвергла, император потребовал, чтобы ему представили документ, и написал на полях: «Если бы я знал это, я бы моментально согласился, и всё это глупое дело с Алхесирасской конференцией никогда бы не случилось».

Но ошибка была сделана. Как же можно было её поправить? Прежде всего Бюлов, обозлённый за неудачу на своего советника Фритца фон Гольштейна, удалил его в отставку, искусно подготовив Вильгельма II к этому шагу. До тех пор, как говорили в Берлине, не канцлеры прогоняли «Фритца», но «Фритц» прогонял канцлеров. Однако этого было, конечно, недостаточно, чтобы поправить дело.

И вот уже в том же 1906 г., а затем в 1907 и 1908 гг. из Берлина началось, тоже засекреченным и окольным путём, настойчивое зондирование почвы в Париже, нельзя ли было бы хоть теперь получить то отступное, которое некогда предлагал Рувье. Но времена изменились. Японская война окончилась, руки у России освободились, она явно стала сближаться с Антантой, в которую и вступила в августе 1907 г. Поэтому французские дипломаты делали вид, что не замечают пускаемых из Берлина пробных шаров. Когда же приходилось через третьих лиц давать ответ на предложения о разделе Марокко, то французы не без ехидства отвечали точь в точь как в своё время им отвечали немцы: Марокко — независимая страна, как же можно посягать на её независимость? Так Германии и не удалось ничего получить в Марокко. Когда же в 1911 г. она прибегла к агадирской демонстрации, то даже и таким сложным и опасным способом ей удалось добиться «отступного» лишь в далёкой центральноафриканской глуши. Зато вполне точно, формально, безусловно германская дипломатия согласилась на присоединение Марокканской империи к французским владениям под титулом «протектората». Тогда и Франция окончательно перестала заявлять, что, захватывая Марокко, она великодушно защищает независимость этой страны.

Следует, однако, внимательнее рассмотреть этот заключительный этап франко-германской борьбы из-за Марокко. Он представляет особый интерес как характернейшая иллюстрация специфических приёмов дипломатии империализма.

К 1908 г. выяснилось, что все попытки Германии получить от Франции по крайней мере хотя бы «отступное» не приводят к цели.

Вильгельм и канцлер Бюлов не могли и не хотели на этом успокоиться. Они видели, как французы, пользуясь всяким поводом якобы для защиты интересов французских граждан, всё дальше и бесцеремоннее внедряются в Марокко. Германская империалистическая пресса не переставала насмешками и укоризнами преследовать имперскую дипломатию за то, что она позволяет французам издеваться над Германией и, несмотря на Алхесирасский акт, захватывать постепенно всё Марокко. Эти нападки приобрели особенно ожесточённый характер после того, как французские войска высадились в одном из лучших марокканских портов, в Касабланке. Именно там внезапно и вспыхнул конфликт, по поводу которого европейская пресса снова кричала о надвигающейся опасности «общего пожара», т.е. мировой войны.

Самый предлог для конфликта был незначителен. Несомненно, если бы в Германии не накопилось столько раздражения по поводу марокканских дел, конечно, ни Вильгельм, ни его канцлер не подумали бы сразу же взять боевой тон. В сентябре 1908 г. германский консул в Касабланке припрятал у себя на несколько дней дезертиров германского происхождения, бежавших из расположенного в Северной Африке французского «иностранного легиона». Когда дезертиры в сопровождении одного из консульских чиновников пробирались на пароход, на них напала французская полиция и арестовала всю группу; чиновника же избили — по показаниям французов, слегка, а по его собственному утверждению, весьма чувствительно. Началась острая дипломатическая переписка; в германском министерстве громко заговорили о вопиющем нарушении неприкосновенности чинов консульства; кстати вспомнили и о том, почему вообще французы хозяйничают в Касабланке, кто дал им право нарушать Алхесирасский договор и т. д.

Германский посол в Париже Радолин несколько раз подряд побывал у первого министра Клемансо, но конфликт никак не улаживался. Клемансо предлагал передать всё дело на рассмотрение Гаагского международного трибунала: если трибунал решит в пользу Германии, то Франция принесёт извинение. Но канцлеру Бюлову хотелось и вМарокко и в вопросе о Боснии и Герцеговине прежде всего испытать, крепка ли Антанта. Поддержат ли Россия и Англия Францию, если ей пригрозить войной? Поэтому Бюлов требовал, чтобы Франция извинилась немедленно, ещё до гаагского разбирательства. Дело не сдвигалось с мёртвой точки. Бюлов рассчитывал на то, что не захотят же Россия и Англия воевать из-за совсем для них постороннего вопроса. Но и Клемансо соображал, что германское правительство едва ли начнёт страшное побоище из-за ареста каких-то дезертиров и обиды консульского чиновника в Касабланке. Наконец, тон германской прессы, явно под влиянием канцлера, стал решительно угрожающим. Тогда посол Радолин явился рано утром к Клемансо за окончательным ответом. Между ними произошёл диалог, который впоследствии изображался во французской и английской печати, быть может, в несколько стилизованном виде. Во всяком случае ни Клемансо, ни Радолин с опровержением не выступили. После новых бесплодных настояний на немедленном извинении Радолин встал и заявил, что ему велено в случае окончательного отказа со стороны Клемансо вечером этого же дня покинуть Париж. «Но, monsieur, ведь вы ещё поспеете в полдень на гораздо лучший курьерский поезд!» — воскликнул Клемансо, вынимая часы и показывая их посетителю. Так или иначе, Радолин не уехал ни с курьерским, в полдень, ни с пассажирским, вечером; войны тоже не произошло; Германия согласилась передать дело в Гаагский трибунал. Позднейшее решение трибунала было «вничью», с обоюдными объяснениями и извинениями.

Вопрос: Допустимы ли христианам занятия физической культурой, спортом и боевыми искусствами? Допустима ли самозащита и защита слабых (при каких условиях)?

Отвечает : Святой апостол Павел ответил на этот вопрос. «Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною». 1Кор.6:12.

Если исходить из этого слова, кто дерзнёт указать, кому бы то ни было, на допустимость или не допустимость занятий спортом. Совершенно очевидно, что каждый человек имеетсвоё понимание и сам лично принимает решение о том, что ему полезно и необходимо.

Это вообще один из главнейших принципов евангелия, даров благодати Божьей, которая делает человека свободным.

«Кто ест, не уничижай того, кто не ест; и кто не ест, не осуждай того, кто ест, потому что Бог принял его . Кто ты, осуждающий чужого раба ? Перед своим Господом стоит он, или падает . И будет восставлен, ибо силен Бог восставить его. Иной отличает день от дня, а другой судит о всяком дне равно. Всякий поступай по удостоверению своего ума . Кто различает дни, для Господа различает; и кто не различает дней, для Господа не различает. Кто ест, для Господа ест, ибо благодарит Бога; и кто не ест, для Господа не ест, и благодарит Бога. Рим.14:3-6.

Намеренно я предлагаю столь длинную цитату, дабы показать принцип, данный нам в этом тексте Писания. Многообразие традиций было и есть. Многие из них имеют религиозный подтекст. Для многих людей это незыблемые принципы, которые они восприняли с детства в семье. Теперь в общине, они встречают людей, которые вовсе не наблюдают за днями, или напротив очень щепетильны по отношению к пище. Есть христиане занимающиеся спортом, а есть такие, которые считают спорт пустым делом. И всегда были и есть люди, которые, не задумываясь, вторгаются на территорию ближних, посягая на их свободу, на их независимость, на их ответственность. Но мало этого. Такие активисты не замечая того, берут на себя роль Бога. Ведь они всегда от имени Бога налагают неудобоносимые бремена на ближних своих.

Так вот, отвечая на ваш вопрос, я выражаю уверенность, прежде всего в том, что каждый человек вправе для себя решить этот вопрос.«Всякий поступай по удостоверению своего ума». И никто не вправе указывать другому, чем он должен заниматься, а чем он заниматься не должен. Я не говорю о делах предосудительных, преступных, греховных.

Спорт не является греховным занятием.

Для христианина занятия спортом вполне допустимы. Я скажу больше. Для большинства современных людей, жизнь которых проходит в городах, такие занятия обязательны. Городские условия жизни лишили человека главного – возможности поддерживать своё тело в здоровом состоянии. Гиподинамия – кто не слышал это слово. Оно означает малую подвижность. Это несвойственное для человека состояние приводит к многочисленным заболеваниям. Занятия спортом сегодня обязательное условие поддержания тела в здоровом состоянии.

«Сам же Бог мира да освятит вас во всей полноте, и ваш дух и душа и тело во всей целости да сохранится без порока в пришествие Господа нашего Иисуса Христа». 1Фесс.5:23.

Как дух, так и душа, сохраняется в чистоте и святости нашей верностью, и нашими упражнениями в благочестии. Также и тела наши тогда только здоровы, когда мы поддерживаем их, через физические упражнения. Нередко бывает так, что ссылаясь на слова Писания, «ибо телесное упражнение мало полезно , а благочестие на все полезно, имея обетование жизни настоящей и будущей». 1Тим.4:8, христиане вообще отказываются заниматься физической культурой. Занимаясь объедением, без должных нагрузок, превращаются в больных, людей, которые стонут, не вылезают из больниц. «Мало полезно», не отвергает пользу. Но говорит о полезности, о необходимости для земной жизни.

«Во всей целости без порока », должны сохраниться и дух и душа и тело. Это предписание Слова Божьего. Такое здоровое тело нужно каждому, и для личной полноценной жизни, и для служения немощным.

Такое предписание дано христианам в Слове Божьем. «Мы, сильные, должны сносить немощи бессильных и не себе угождать ». Рим.15:1.

Это скорее о духовной силе, о силе веры. Но это также и о силе физической. Когда корабль, шедший в Рим, попал в шторм, и страх сразил команду, капитана, и всех участников плавания, тогда апостол Павел сохранил самообладание, и фактически спас всех участников той трагической экспедиции. Деян. 27гл.

Кроме того, мы должны быть физически здоровыми и для выполнения наших земных обязанностей. Труд, иногда тяжёлый, нередко связан с опасностями. Бывают пожары, бывают землетрясения, бывают наводнения. Всегда на месте подобных катастроф первые приходят христиане. Всемирный Альянс баптистов имеет команду спасателей, которые во имя Христа всегда там, где боль, нужда и горе. Так было в Гаити. Так было в Крымске. Так было в Японии. Именно христиане, движимые любовью Господа Иисуса Христа, специально готовят себя к помощи людям терпящим бедствие.

Есть государственная служба спасения. Пожар ли, катастрофа. Спасатели, вот те, к кому обращаются страдающие. Христианам мужчинам это очень подходящая профессия. Но она требует физическое здоровье, сноровку, ловкость, выносливость. Все эти качества культивируются физическими упражнениями.

Существует медицина катастроф, врачи, которые первыми приходят в зоны бедствия. Им приходится не только ставить укол или делать перевязку. Им приходиться на себе тащить все тяжести и оборудования и самих пострадавших. Режим работы таков, что только сильные, натренированные, здоровые телом, могут выдержать его, и оказать помощь нуждающимся.

Христиане организовали «Красный крест», служение во имя Иисуса Христа. На полях сражений, они вытаскивали раненых, оказывая им медицинскую помощь.

Вы не пробовали вынести раненого мужика с поля боя?

Без серьёзной физической подготовки такая служба невозможна. А заступиться за слабого? Это ведь наивысшее выражение любви. Так сказал Спаситель. «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих». Иоан.15:13.

Вообще проблема заступничества для христиан в настоящее время актуальна как никогда. Война, её можно называть третьей мировой, можно не называть, но война эта, всё более разрастающаяся ведётся против христианства. Политкорректность в этом процессе играет на руку всем врагам Евангелия. Христиане только констатируют факт, что каждый год более ста пятидесяти тысяч человек становятся жертвами за веру. И всё. Даже на общую заступническую молитву не поднять. Раздоры. Ссоры. Разборки увели христиан с полей сражений за души гибнущих во грехах людей. Война переместилась внутрь христианской общины. Все силы брошены на борьбу с инакомыслием. И обессилило христианство. И обесценилось христианство. И ослепло. И оглохло. Потеряло цель. Не слышит голос Господина. И ходит по кругу, как Израиль в пустыне.

За утраченную прибыль поднимаются самолёты и бомбы падают на головы посягнувших на бизнес сильных. За убитых людей, убитых без вины, убитых лишь за свои убеждения, не слышно голоса заступничества, не видно солидарной христианской позиции, которая бы выражала настоящую братскую любовь.

Это есть следствие того, что христиане исповедуют непротивление злу насилием. Такое непротивление приводит к равнодушию. И фактически к пренебрежению заветам Спасителя. Власть данная человеку Богом, осуществляет защиту правды, наказание зла с помощью силы. «Ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся , ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое».

Рим.13:4. Хорошо, когда такой начальник христианин. Хорошо, когда начальник не употребляет власть и меч для личных корыстных целей. Христианство обязано указывать людям власти, на их ответственность перед Богом. Христиане обязаны вступаться за обиженных, униженных, отверженных.

Мамона стал главным божеством христианской цивилизации. Известная протестантская этика Вебера, развязавшая узелок запрета на ростовщичество, вовлекла в искушение извлекать немереную прибыль, и первыми воспользовались этой лазейкой христиане.

Увеличение производительности труда, расширение ассортимента услуг и товаров, двинули экономику такими темпами, что все только радовались. Рост благосостояния снимал все сомнения, воспринимался как Божье благословение. И незаметно, материалистические ценности захватили пространство экономическое, что естественно, затем политическое, что также вполне логично, и теперь вот обнаруживается что захвачено пространство и религиозное. Духовные ценности отошли на второй план. Прибыль покрывает все грехи.

Свежие данные из области статистики. Сотня миллиардеров за прошедший год получила такой совокупный доход, что если бы 25% направить на борьбу с бедностью, во всём мире не осталось бы бедных. Только 25% из доходов сотни богатейших людей мира. Каковы же аппетиты, и где предел достаточности?

В нашей «христианской России», уже более шестидесяти миллиардеров, но живущих за чертой бедности единоверцев 20%. Тридцать миллионов человек едва сводят концы с концами, а шестьдесят человек прожигают себя и свои доходы, на яхты, на клубы, на ненужные виллы и на азартные игры. Помочь бедным, старикам или сиротам не престижно. А ведь это и есть Божья заповедь о любви, полагающей душу за ближнего.

Такая глухота к страданиям возникла на почве истребления веры. На государственном монополизме социального служения, на запрете частной благотворительности. Мало помалу у людей веры атрофировались эти качества, милосердие, жертвенность, почитание другого большим себя. Защищать себя, было запрещено, можно и в тюрьму загреметь. Защищать слабого, тем более, стало себе дороже. Помните историю, как Моисей вступился за своих. Едва ноги унёс. На сорок лет в пустыню, овец пасти.

Есть пример и более свежий. Иоанн предтеча упрекнул Ирода в распутстве. И голову пророка сняли.

Сегодня только РосПил Навального позволяет себе вслух показывать ненасытных воров из власти. Но власть ему уже вчинила несколько уголовных дел. Намеренно циничные, намеренно выдуманные, очевидно заказные. Но в том и цель, чтобы показать всем, что с каждым, кто посмеет говорить правду, будет, то же.

Церковь молчит, видя очевидное унижение учителей и врачей, которые получают нищенскую зарплату. При этом люди власти не жалеют денег для себя. Инвалиды, сироты, старики брошены без медицины, без надежды. Те, кто должны защищать таковых, жируют без меры, и создают законы запрещающие критиковать власть. Церковь молчит. Ведь придуман закон, который запрещает критиковать церковь. Куплено! Продано!

Сильная власть гнобит слабых граждан. И нет голоса христианского. Голоса заступнического. Не наше дело. Это грех церкви. Христиане предпочли быть в едином строю с сильными, продались Мамоне. Как не горько признаться, но христиане российские не вступаются за гонимых, не защищают слабых. В молчание своём, они вместе с гонителями, они унижают, они обижают.

Но Христос даёт нам пример. Он Себя отдал в жертву за нас. И потому, как бы ни был мир жесток, призвание христианина творить милость, защищать сироту, вступаться за вдову, остаётся в силе.

«И когда вы простираете руки ваши, Я закрываю от вас очи Мои; и когда вы умножаете моления ваши, Я не слышу: ваши руки полны крови. Омойтесь, очиститесь; удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло; научитесь делать добро, ищите правды, спасайте угнетенного, защищайте сироту, вступайтесь за вдову. Ис.1:15-17.

На память приходит история, как к Иисусу привели женщину. Обвиняли её справедливо. Она нарушила закон. И все обвинители единодушны. На их стороне закон. На их стороне власть. На их стороне общественное мнение. Христос в одиночестве. «Что скажешь, Учитель»?

«Кто из вас без греха? Первый брось на неё камень». Смотрю на современных священников. Они бы вместе с кем были? Как вы думаете?

Сегодня время церкви, пусть в одиночестве, в меньшинстве, но в чистоте, в святости, вступаться за сироту и вдову, за всех униженных и оскорблённых. Безбоязненно обличая мир. «Кто из вас без греха»?

Оставьте камни, пройдите на исповедь.